>

Структура произведения герой нашего времени. Особенности композиционной структуры романа М

Дата написания 1838-1840 Дата первой публикации 1840 Цитаты в Викицитатнике Медиафайлы на Викискладе

«Геро́й на́шего вре́мени» - первый в русской прозе лирико-психологический роман , написанный Михаилом Юрьевичем Лермонтовым в 1838-1840 годах. Классика русской литературы.

Структура романа

Роман состоит из нескольких частей, хронологический порядок которых нарушен. Такое расположение служит особым художественным задачам: в частности, сначала Печорин показывается глазами Максима Максимыча, а только затем мы видим его изнутри, по записям из дневника.

  • Предисловие
  • ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
    • I. «Бэла»
    • II. «Максим Максимыч»
  • «Журнал Печорина »
    • Предисловие
    • I. «Тамань»
  • ЧАСТЬ ВТОРАЯ («Окончание журнала Печорина »)
    • II. «Княжна Мери»
    • III. «Фаталист»

Хронологический порядок глав

  1. «Тамань»
  2. «Княжна Мери»
  3. «Бэла»
  4. «Фаталист»
  5. «Максим Максимыч»
  6. Предисловие к «Журналу Печорина»

Между событиями «Бэлы» и встречей Печорина с Максимом Максимычем на глазах у рассказчика в «Максиме Максимыче» проходит пять лет.

Также в некоторых научных изданиях «Бэла» и «Фаталист» меняются местами.

Сюжет

«Бэла»

Представляет собой вложенный рассказ: повествование ведёт Максим Максимыч, который рассказывает свою историю неназванному офицеру, встретившемуся ему на Кавказе . Скучающий в горной глуши Печорин начинает свою службу с кражи чужого коня (благодаря помощи пятнадцатилетнего Азамата) и похищения Бэлы, любимой дочери местного князя (также при помощи Азамата (Бэла была его старшей сестрой) в обмен на коня Казбича), что вызывает соответствующую реакцию горцев. Но Печорину нет до этого дела. За неосторожным поступком молодого офицера следует обвал драматических событий: навсегда покидает семью Азамат; от руки Казбича погибает Бэла, а также её отец.

«Максим Максимыч»

Эта часть примыкает к «Бэле»; самостоятельного новеллистического значения не имеет, но для композиции романа целиком важна. Здесь читатель единственный раз встречается лицом к лицу с Печориным. Встреча старых приятелей не состоялась: это скорее мимолетный разговор с желанием одного из собеседников (Печорина) поскорее его закончить.

Повествование построено на контрасте двух противоположных персонажей - Печорина и Максима Максимыча. Портрет даётся глазами офицера-рассказчика. В этой главе высказывается попытка разгадать «внутреннего» Печорина через внешние «говорящие» черты.

«Тамань»

Печорин - личность неординарная и спорная. Он может жаловаться на сквозняк, а через некоторое время скакать с шашкой наголо на врага. Внутренняя противоречивость выражается как во внешности героя, так и в его поведении. На первый взгляд лицо Печорина кажется моложавым, но при лучшем рассмотрении можно заметить следы морщин, в улыбке же его присутствует что-то детское. Показательно, что глаза героя не смеялись, когда он смеялся.

Образ Печорина по главе «Максим Максимыч»: «Он был среднего роста; стройный, тонкий стан его и широкие плечи доказывали крепкое сложение, способное переносить все трудности кочевой жизни и перемены климатов, не побеждённое ни развратом столичной жизни, ни бурями душевными…»

Публикация

Роман появлялся в печати по частям с 1838 г. Первое полное издание вышло в г.

  • «Бэла» была написана в г. Первая публикация - в «Отечественных записках» , март , т. 2, № 3.
  • «Фаталист» был впервые опубликован в «Отечественных записках» в 1839 г., т. 6, № 11.
  • «Тамань» была впервые напечатана в «Отечественных записках» в 1840 г., т. 8, № 2.
  • «Максим Максимыч» впервые появился в печати в 1-м отдельном издании романа в г.
  • «Княжна Мери» впервые появилась в 1-м издании романа.
  • «Предисловие» было написано в Санкт-Петербурге весной г. и впервые появилось во втором издании романа.

Иллюстрации

Книгу многократно иллюстрировали известные художники, в числе которых Михаил Врубель (1890-1891) , Илья Репин , Евгений Лансере , Валентин Серов (1891), Леонид Фейнберг , Михаил Зичи () , Пётр Боклевский , Дементий Шмаринов (1941), Николай Дубовский (1890) и Владимир Бехтеев (1939).

Истоки и предшественники

  • Лермонтов намеренно преодолевал авантюрную романтическую традицию романов на кавказскую тему, заданную Александром Бестужевым-Марлинским .
  • Роман Альфреда де Мюссе «Исповедь сына века» вышел в 1836 г. и тоже повествует о «болезни», разумея «пороки поколения».
  • Руссоистская традиция и разработка мотива любви европейца к «дикарке». Например, у Байрона , а также пушкинские «Цыганы» и «Кавказский пленник» .
  • Пушкинские «Евгений Онегин», «Кавказский пленник», «Капитанская дочка» и проч.

Примыкающие произведения Лермонтова

География романа

Действие романа происходит на Кавказе. Основное место - Пятигорск. А также некоторые герои находятся в Кисловодске.

Кавказские народы в романе

Лермонтов, будучи офицером русской армии, ведшей боевые действия на Кавказе, весьма близко был знаком как с армейской жизнью, так и с бытом и обычаями местного населения. При написании романа эти знания были широко использованы писателем, картина жизни на Кавказе в 1830-е годы воспроизведена весьма подробно, как с помощью описания традиций местного населения, так и отношений между русскими и кавказцами. Уже в начале «Бэлы» Максим Максимыч проявляет характерный взгляд русского офицера на местное население, как на «азиатов-плутов, которые дерут деньги на водку с проезжающих». Кабардинцы и чеченцы определяются Максим Максимычем как «разбойники и голыши, зато отчаянные башки», при этом они противопоставляются осетинам , которых штабс-капитан характеризует как «преглупый народ, неспособный ни к какому образованию, у которого даже порядочного кинжала ни на ком не увидишь».

Более подробно в «Бэле» Лермонтов останавливается на жизни черкесов ; фактически этому посвящена почти вся эта глава.

Экранизации

Год Производство Название Режиссёр Печорин Примечание
Госкинпром Грузии «Княжна Мери » Владимир Барский Николай Прозоровский
Госкинпром Грузии «Бэла » Владимир Барский Николай Прозоровский Чёрно-белая, немая костюмная драма по одноименной главе из романа
Госкинпром Грузии «

«Героя нашего времени» причисляют к шедеврам мировой классики. Но если это и вправду так -- значит, «история человеческой души», созданная Лермонтовым, -- отнюдь не только некий исторический источник, по которому мы можем представить себе живую жизнь тридцатых годов прошлого столетия. Она не может не жить и в нашей сегодняшней духовной культуре. Шедевры, как известно, не умирают: если герои далекого прошлого остаются живыми и близкими нам, если роман или повесть, написанные сто, двести, триста лет назад, читаются и сейчас с живейшим интересом и сердечным волнением, - значит, есть в них нечто такое, что не ушло в прошлое с историей, значит, какой-то стороной своей отшумевшей жизни они живут и сегодня, участвуют в сегодняшних наших спорах и поисках.

С какой же точки зрения интересен и значителен для нас сегодня опыт жизни, прожитой главным героем лермонтовского романа?

Чтобы ответить на этот вопрос, нет нужды ходить далеко и строить умозрительные конструкции, придавая роману какое-то особое, специальное освещение. Нужно просто прочесть роман - но прочесть действительно с полным вниманием.

Начнем хотя бы с композиции - знаменитой «перевернутой» композиции лермонтовского романа. Чем оправдано это особое построение, в чем его смысл? Обычный ответ на этот вопрос такой: Лермонтов строит свой роман с тем расчетом, чтобы обеспечить постоянный интерес читателя к характеру Печорина определенную последовательность раскрытия психологии героя. Он как бы ведет читателя по своеобразным ступеням все большей и большей полноты этого психологического выявления его натуры: сначала, в «Бэле», мы знакомимся с Печориным лишь через рассказ Максима Максимыча, человека «простого» и не способного, конечно, понять и объяснить нам его да конца; затем, в «Максиме Максимыче», -- несколько дополняющих психологических штрихов, увиденных уже глазами рассказчика, но еще более «заинтриговывающих»; затем «Tамань», где Печорин уже и сам чуть-чуть приоткрывает свой внутренний мир; и наконец «Княжна Мери», где характер героя, его психология раскрываются уже во всей своей полноте Максимов Д.Е. Об изучении мировоззрения и творческой системы Лермонтова // Русская литература. - 1964. - № 3. - С. 8..

Правда, при таком объяснении получается некоторая неувязка с «Фаталистом», где психологически Печорин не показывает нам себя как будто бы ни с какой новой стороны и характеру его, как это отметил в свое время еще Белинский, не прибавляется ни одной новой черты. Но и из этого затруднения находят обычно выход, указывая, что хотя повесть и не добавляет ничего нового к характеру Печорина, но все же усиливает общее впечатление своим мрачным колоритом, служа как бы завершающим эмоциональным штрихом рассказа о Герое Нашего Времени Удодов Б.Т. М.Ю. Лермонтов. Художественная индивидуальность и творческие процессы. - Воронеж, 1973. - С. 294..

Все это так. Но только ли так? Разве «ступенчатая» последовательность раскрытия психологии Печорина, составляя внутреннюю «интригу» композиции романа, и сама не содержит в себе, в свою очередь, некую новую «интригу» -- настойчиво не ведет читателя к вопросу, который встает перед ним тем неотвязнее и острее, чем лучше узнает он Печорина, чем полнее вырисовывается перед ним характер лермонтовского героя? И разве как раз в «Княжне Мери» -- то есть там, где характер Печорина перестает уже быть для нас загадкой и мы видим его во всей полноте его психологических проявлений, -- разве в «Княжне Мери» этот новый, интригующий, вызов читателю не достигает своего кульминационного напряжения?

Давно признано, что главный психологический «нерв» характера Печорина, главная внутренняя пружина, направляющая его жизнь, его побуждения и поступки, -- индивидуализм. Общим местом лермонтоведения давно уже стало и то, что именно эта психологическая доминанта печоринского характера выступает в романе как главный объект художнического внимания Лермонтова и что интерес Лермонтова к индивидуализму Печорина прямо связан с задачей раскрыть характер Печорина именно как типический характер «лишнего человека» тридцатых годов Висковатов П.А. М.Ю. Лермонтов. Жизнь и творчество. - М.: Книга, 1989. - С. 188..

Но вполне ли обнимается этим внутренняя «программа» обращения Лермонтова к индивидуалистическому варианту «лишнего человека»?

Роман начинается двумя повестями, которые показывают нам едва ли не самые яркие образцы печоринского равнодушия ко всему на свете, «кроме себя». Несчастная судьба Бэлы, вырванной из родного гнезда, поплатившейся жизнью лишь за то, что она приглянулась Печорину; безграничный, поистине сатанинский эгоизм этого человека, способного ради удовлетворения своей прихоти изуродовать чужую жизнь, играть судьбой другого; потом «Максим Максимыч» -- эта возмущающая нравственное чувство сцена прощания Печорина с бывшим товарищем, где Печорин выказывает такое бессердечие и душевную черствость и где так обидно за бедного Максима Максимыча, получившего в награду за свою преданность лишь холодную вежливость и безразличие!.. Перед нами действительно крайняя степень индивидуалистического равнодушия ко всему на свете, кроме себя.

«Тамань» вновь подтверждает это впечатление, но и здесь тоже -- хотя на этот раз Печорин сам рассказывает о себе -- мы видим его еще как бы со стороны, только в его поступках, позволяющих нам всего лишь догадываться о том душевном потоке, что течет в них и питает их. И лишь в последней, венчающей повесть, фразе звучит какая-то новая, глухая еще, но многое предвещающая нота: «Что сталось с старухой и бедным слепым -- не знаю. Да и какое дело мне до радостей и бедствий человеческих!..»

И вот наконец «Княжна Мери», «журнал» Печорина, «исповедь души человеческой» -- этот откровенный, беспощадно правдивый рассказ о самом себе, этот трезвый, нелицемерный отчет перед собственной совестью, безбоязненное, проникающее до самых глубин души обнажение ее сокровенных движений, ее верований и мечтаний. Что же нового открывает нам «Княжна Мери» в индивидуализме Печорина?

Да, здесь снова индивидуалистическая природа печоринского характера выказывает себя на каждом шагу: изощренная изобретательность, с которой Печорин преследует молоденькую княжну, не имея намерений ни жениться, ни соблазнить ее, -- просто для того лишь, чтобы испытать то «необъятное наслаждение», что таится «в обладании молодой, едва распустившейся души», этого «цветка», лучший аромат которого достается лишь тому, кто сумеет сорвать его первым -- сорвать и, «подышав им досыта, бросить на дороге: авось кто-нибудь поднимет!»; расчетливое и столь же изобретательное глумление, несчастной жертвой которого оказывается пустой и ничтожный, но, в сущности, ни в чем не повинный мальчишка Грушницкий. Все это еще более усиливает первоначальное впечатление, окончательно убеждает нас в правильности поставленного диагноза. Да, перед нами индивидуализм.

Но всмотримся: здесь это впечатление - уже не просто объективный вывод из поступков Печорина. Здесь индивидуализм Героя Нашего Времени предстает перед нами уже и в некоем новом качестве - смутное предчувствие, возбужденном «Таманью» и заключающей ее жутковатой фразой, оправдывается. С каждой новой страницей дневника Печорина мы все отчетливее сознаем, что Печорина никак не отнесешь к тем людям, характер жизненного поведения которых складывается непроизвольно, «стихийно», являя собой всего лишь порожденную этими условиями устойчивую, но малоосознанную норму морали. Печорин сходит к нам со страниц своего дневника подлинным сыном своего времени -- времени поисков и сомнений, напряженной, лихорадочной работы мысли, все и вся подвергающей разъятию, анализу, пытающейся проникнуть в самые истоки «добра и зла». Плоть от плоти и кровь от крови своего поколения, Печорин находится в постоянном раздвоении духа; тяжкая печать рефлексии, постоянного самоанализа лежит на каждом его шаге, каждом движении Мануйлов В. А. Роман М.Ю. Лермонтова „Герой нашего времени". Комментарий. - 2-е изд., доп. - Л.: Советский писатель, 1975. - С. 182.. «Я взвешиваю, разбираю свои собственные страсти и поступки с строгим любопытством, но без участия. Во мне два человека: один живет в полном смысле этого слова, другой мыслит и судит его...» -- говорит он о себе сам. И мы видим, с какой трезвой ясностью отдает он себе отчет в характере своих поступков и побуждений, как верно понимает смысл малейшего движения собственной души. Мы видим, что индивидуалистическая природа его поступков -- отнюдь не секрет для него самого. Она вполне им осознана.

Более того, на каждом шагу мы убеждаемся, что здесь перед нами не просто некое пассивное самосознание, умение признаваться себе в тайных пружинах своих поступков, но и гораздо более устойчивая, последовательная жизненная позиция. Мы видим, что перед нами - принципиальная программа жизненного поведения.

«Идея зла, -- замечает Печорин на одной из страниц своего «журнала», -- не может войти в голову человека без того, чтоб он не захотел приложить ее к действительности: идеи -- создания органические, сказал кто-то; их рождение дает уже им форму, и эта форма есть действие». И он не только не устает действовать, но не страшится и откровенно формулировать свое кредо, -- и вот уже мы читаем в его дневнике признание, где формула эта отточена до предельной отчетливости и остроты: «Я смотрю на страдания и радости других только в отношении к себе, как на пищу, поддерживающую мои душевные силы...».

Да, в любой ситуации Печорин обнаруживает себя перед нами человеком, не просто привыкшим смотреть на страдания и радости других только «в отношении к себе», но и вполне сознательно идущим по этому пути ради того, чтобы хоть как-то, хоть на время забыть о преследующей его «скуке», о гнетущей пустоте существования. Он действительно -- и вполне сознательно -- «ничем не жертвует» для других, даже для тех, кого любит, -- он любит тоже «для себя», «для собственного удовольствия» Степанов М. Религия М.Ю. Лермонтова // Филологические записки. - 1915. - Вып. 2. - С. 162..

Правда, у него нет и полной внутренней убежденности, что именно индивидуалистический символ веры есть истина, - он подозревает о существовании иного, «высокого назначения» человека, допуская, что он просто «не угадал» этого назначения.

Но реальностью, единственной реальностью, пока не «угадано» нечто другое, остается для него именно этот принцип -- «смотреть на страдания и радости других только в отношении к себе». И он повторяет вновь и вновь это «правило», он развивает на его основе целую теорию счастья как «насыщенной гордости» («Быть для кого-нибудь причиною страданий и радостей, не имея на то никакого положительного права, -- не самая ли это сладкая пища нашей гордости? А что такое счастье? Насыщенная гордость»), -- по всему видно, что «правило» это кажется ему единственно надежным и реалистическим.

Таким предстает перед нами Печорин в «Княжне Мери». Но ведь тем самым мы действительно оказываемся перед новой, не менее «интригующей» загадкой.

Чем яснее мы видим, что Печорина никак нельзя назвать «стихийным» индивидуалистом, чем больше мы убеждаемся в том, что каждый шаг его, каждое движение «взвешены» и пpoверены мыслью, тем настойчивее встает перед нами вопрос: какая же логика убеждений, какой путь мысли привели Печорина -- человека, привыкшего во всем отдавать себе отчет, все подвергать холодному и трезвому анализу, все выводить из исходных оснований, -- к признанию в качестве основного правила жизни -- правила «смотреть на страдания и радости других только в отношении к себе»?

Разочарование в возможности проявить себя на общественном поприще? Вывод, что раз уж любые действия во имя высоких общественных целей обречены, остается жить только «для себя»?

Логика подобных объяснений достаточно хорошо знакома. Но необходимо задуматься о том, что обыденность мерки, которая прилагается к Печорину при такого рода «оправдании» его индивидуализма, свидетельствует лишь о сомнительной привычке считать вполне естественным, «житейским» делом отступничество от любых идеалов, раз их сегодняшнее осуществление «тактически» невозможно? Если несчастная Бэла, простодушный и преданный Максим Максимыч, наивная и чистая, не испорченная еще светом Мери расплачиваются лишь за то, что Печорин презирает общество, отвергнувшее его, - значит перед нами просто мелкая месть попранного самолюбия, оскорбленного тщеславия -- раз обстоятельства не дают мне достойной удовлетворить мое честолюбие, раз светская чернь не заслуживает того, чтобы обращаться с ней по-людски, так пусть же страдают за это все, кто только ни попадется на пути?!

Если бы и вправду к Печорину можно было применить эту постыдную мерку, перед нами был бы, конечно, уже не Печорин, а духовный пигмей, циник, знающий о существовании истинных идеалов человеческого поведения, но -- просто потому, что жить согласно их требованиям трудно, -- плюющий на них во всем, даже в частной своей жизни М.Ю. Лермонтов: pro et contra / Сост. В.М. Маркович, Г.Е. Потапова. - СПб.: РХГИ, 2002. - С. 423..

Здесь явно не хватает какого-то звена, какой-то последней решительной черты, способной объяснить нам действительные истоки печоринского демонизма. «Княжна Мери» не дает нам еще ответа на вопрос, который как раз в этой повести и встает перед нами особенно неотвязно и настойчиво.

Такова внутренняя «интрига» печоринского сознания, развернутая перед нами композицией романа. Остается только сказать, что последнее, недостающее ее звено и есть тот самый как раз «Фаталист», которому отводится, как правило, роль всего лишь некоего завершающего эмоционального штриха, призванного концентрированно выразить общее «настроение» романа своим мрачным колоритом.

Роман «Герой нашего времени» – первый в русской литературе психологический роман, и один из совершенных образцов этого жанра. Психологический анализ характера главного героя осуществляется в сложном композиционном построении романа, композиция которого причудлива нарушением хронологической последовательности основных его частей. В романе «Герой нашего времени» композиция и стиль подчинены одной задаче: как можно глубже и всесторонне раскрыть образ героя своего времени, проследить историю его внутренней жизни, так как «история души человеческой, - как заявляет автор в Предисловии к «Журналу Печорина», - хотя бы самой мелкой души, едва ли не любопытнее и не полезнее истории целого народа, особенно… когда она… писана без тщеславного желания возбудить участие или удивление». Следовательно, композиция этого романа является одной из важнейших его художественных особенностей.

По истинной хронологии повести должны были располагаться следующим образом: «Тамань», «Княжна Мери», «Фаталист», «Бэла», «Максим Максимыч», Предисловие к «Журналу Печорина». Лермонтов ломает порядок событий и рассказывает о них не в хронологической последовательности: «Бэла», «Максим Максимыч», Предисловие к «Журналу Печорина», «Тамань», «Княжна Мери», «Фаталист». Такое расположение частей романа, нарушающее хронологический порядок, усиливает сюжетное напряжение, дает возможность максимально заинтересовать читателя Печориным и его судьбой, постепенно раскрывая во всей противоречивости и сложности его характер.

Повествование ведется от имени трех рассказчиков: некоего странствующего офицера, штабс-капитана Максима Максимыча и, наконец, самого Григория Александровича Печорина. Автор прибегнул к этому приему, чтобы осветить события и характер главного героя с разных точек зрения, и как можно полнее. У Лермонтова это не просто три рассказчика, а три типа рассказчика: сторонний наблюдатель происходящего, второстепенный персонаж и участник событий, а также сам главный герой. Над всеми тремя главенствует создатель всего произведения – автор. Нам представлены не просто три точки зрения, а три уровня постижения характера, психологического раскрытия натуры «героя времени», три меры постижения сложного внутреннего мира незаурядной индивидуальности. Присутствие трех типов рассказчиков, их расположение в ходе повествования тесно увязывается с общей композицией романа, определяет и хронологическую перестановку событий, одновременно находясь в сложной зависимости от такой перестановки.

В повести «Бэла» начинает рассказ о Печорине Максим Максимыч: «Славный был малый, смею вас уверить; только немножко странен. Ведь, например, в дождик, в холод целый день на охоте; все иззябнут, устанут, - а ему ничего. А другой раз сидит у себя в комнате, ветер пахнет, уверяет, что простудился; ставнем стукнет, он вздрогнет и побледнеет; а при мне ходил на кабана один на один; бывало, по целым часам слова не добьешься, зато уж иногда как начнет рассказывать, так животики надорвежь от смеха… Да-с, с большими был странностями».


Лермонтов избегает местных, диалектных или кавказских иноязычных слов, намеренно пользуясь общелитературной лексикой. Простота и точность лермонтовского прозаического языка вырабатывались под прямым воздействием прозы Пушкина.

Центральным в повести «Бэла» является рассказ Максима Максимыча, включенный в записки странствующего офицера. Вложив рассказ об истории Печорина и Бэлы в уста старого кавказца Максима Максимыча, Лермонтов оттенил трагическую опустошенность Печорина и вместе с тем противопоставил ему цельный характер русского человека.

В следующей повести «Максим Максимыч» штабс-капитан превращается в действующее лицо. Повествование продолжается от имени автора романа. Здесь единственный раз по всей книге автор встречается с героем, Печориным. Это необходимо для того, чтобы реалистически мотивировать детальный психологический портрет Печорина, включенный во вторую повесть. Введение в ткань романа второго рассказчика корректирует фокус изображения. Если Максим Максимыч рассматривает события как бы в перевернутый бинокль, так что все в поле его зрения, но все слишком общо, то офицер-рассказчик приближает изображение, переводит его с общего плана на более укрупненный. Однако у него как у рассказчика есть недостаток в сравнении со штабс-капитаном: он слишком мало знает, довольствуясь лишь мимоходными наблюдениями. Вторая повесть поэтому в основном подтверждает впечатление, вынесенное после знакомства с началом романа: Печорин слишком равнодушен к людям, иначе своей холодностью не оскорбил бы Максима Максимыча, столь преданного дружбе с ним.

Не только к Максиму Максимычу равнодушен Печорин, но и к самому себе, отдавая Журнал штабс-капитану. Рассказчик, наблюдая за внешность Печорина, отмечает: «… о глазах его я должен сказать еще несколько слов. Во-первых, они не смеялись, когда смеялся он! Вам не случалось замечать такой странности у некоторых людей?.. Это признак – или злого нрава, или глубокой постоянной грусти. Из-за полуопущенных ресниц они сияли каким-то фосфорическим блеском, если можно так выразиться. То не было отражение жара душевного или играющего воображения: то был блеск, подобный блеску гладкой стали, ослепительный, но холодный; взгляд его – непродолжительный, но проницательный и тяжелый, оставлял по себе неприятное впечатление нескромного вопроса и мог бы казаться дерзким, если бы не был столь равнодушно спокоен». Во второй повести автор как бы подготавливает читателя к дальнейшему «Журналу Печорина», потому что он узнает, каким образом в руки автора попали записки Печорина.

Вторая повесть способна раздразнить воображение читателя: что же истинного в Печорине – злой ли нрав или глубокая постоянная грусть? Только после этого, возбудив пытливый интерес к столь необычному характеру, заставив читателя, отыскивающего ответ, быть внимательным ко всякой подробности дальнейшего рассказа, автор меняет рассказчика, давая слово самому центральному персонажу: как рассказчик он имеет несомненные преимущества перед двумя своими предшественниками, так не просто знает о себе более других, но и способен осмыслить свои поступки, побуждения, эмоции, тончайшие движения души – как редко кто это умеет. В самоанализе – сила и слабость Печорина, отсюда его превосходство над людьми и в этом одна из причин его скептицизма, разочарованности.

В Предисловии к «Журналу Печорина» автор сообщает то, чего не мог сообщить сам Печорин: Печорин умер, возвращаясь из путешествия в Персию. Так обосновывается право автора на публикацию «Журнала Печорина», состоящего из трех повестей: «Тамань», «Княжна Мери» и «Фаталист».

«Тамань» – остросюжетная повесть. В этой повести все объясняется и развязывается самым обычным и прозаическим образом, хотя первоначально воспринимается Печориным несколько романтически и подлинно поэтически, что неудивительно: Печорин попадает в непривычную и в нетипичную для дворянского героя обстановку. Ему кажется загадкой бедная хата с ее неприветливыми обитателями на высоком обрыве у Черного моря. И Печорин вторгается в эту непонятную ему, странную жизнь контрабандистов, «как камень, брошенный в гладкий источник» и «едва сам не пошел ко дну». Грустно-ироническое восклицание Печорина подводит правдивый и горький итог всему происшествию: «Да и какое мне дело до радостей и бедствий человеческих, мне, странствующему офицеру, да еще с подорожной по казенной надобности!..».

Вторая поветь, входящая в «Журнал Печорина» «Княжна Мери», разрабатывает тему героя времени в окружении «водяного общества», в окружении которого и в столкновении с ко­торым показан Печорин.

В повести «Княжна Мери» Печорин выступает перед читателем не только как мемуарист-рассказчик, но и как автор дневника, журнала, в котором точно фиксируются его размышле­ния и впечатления. Это позволяет Лермонтову с боль­шой глубиной раскрыть внутренний мир своего героя. Дневник Печорина открывается записью, сделанной 11 мая, на другой день после приезда в Пятигорск. Под­робные описания последующих событий составляют как бы первую, «пятигорскую» часть повести. Запись от 10 июня открывает вторую, «кисловодскую» часть его дневника. Во второй части события развиваются стре­мительнее, последовательно подводя к кульминации по­вести и всего романа - к дуэли Печорина с Грушницким. За дуэль с Грушницким Печорин попадает в крепость к Максиму Максимычу. Этим и заканчивается повесть. Таким образом, все события «Княжны Мери» укла­дываются в срок немногим больший, чем полтора ме­сяца. Но повествование об этих немногих днях дает возможность Лермонтову с исключительной глубиной и полнотой раскрыть изнутри противоречивый образ Пе­чорина.

Именно в «Княжне Мери» наиболее глубоко пока­заны безысходное отчаяние, трагическая безнадежность Печорина, умного и даровитого человека, искалеченного средой и воспитанием.

Прошлое Печорина в пределах «Героя нашего времени» мало интересует Лермонтова. Автор почти не занят вопросом о становлении своего героя. Лермонтов не считает даже нужным сообщить читателю, что делал Печорин в Петербурге в продолжение пяти лет, прошедших после возвращения его с Кавказа и до нового появления во Владикавказе («Максим Максимыч») по пути в Персию. Все внимание Лермонтова об­ращено на раскрытие внутренней жизни своего героя.

Не только в русской, но и в мировой литературе Лер­монтов одним из первых овладел умением улавливать и изображать «психический процесс возникновения мыс­лей», как выразился Чернышевский в статье о ранних по­вестях и рассказах Льва Толстого.

Печорин последовательно и убедительно раскры­вает в своем дневнике не только свои мысли и настрое­ния, но и духовный мир и душевный облик тех, с кем ему приходится встречаться. От его наблюдательности не ускользают ни интонации голоса собеседника, ни дви­жения его глаз, ни мимика. Каждое сказанное слово, каждый жест открывают Печорину душевное состояние собеседника. Печорин не только умен, но и наблюдате­лен и чуток. Этим объясняется его умение отлично раз­бираться в людях. Портретные характеристики в «Жур­нале Печорина» поражают своей глубиной и меткостью.

Природа и пейзаж в «Герое нашего времени», в осо­бенности в «Журнале Печорина», очень часто не только фон для человеческих переживаний. Пейзаж непосред­ственно проясняет состояние человека, а иногда контра­стно подчеркивает несоответствие переживаний героя и окружающей обстановки.

Первой же встрече Печорина с Верой предшествует грозовой, насыщенный электричеством пейзаж: «Стано­вилось жарко; белые мохнатые тучки быстро бежали от снеговых гор, обещая грозу; голова Машука дымилась, как загашенный факел; кругом него вились и ползали, как змеи, серые клочки облаков, задержанные в своем стремлении и будто зацепившиеся за колючий его ку­старник. Воздух был напоен электричеством».

Противоречивое состояние Печорина перед дуэлью характеризуется двойственностью образов и красок ут­реннего пейзажа окрестностей Кисловодска: «Я не помню утра более голубого и свежего! Солнце едва вы­казалось из-за зеленых вершин, и слияние первой теп­лоты его лучей с умирающей прохладой ночи наводило на все чувства какое-то сладкое томленье».

Тот же прием контрастного освещения применен в описании горного пейзажа, окружавшего дуэлянтов, поднявшихся на вершину скалы: «Кругом, теряясь в золотом тумане утра, теснились вершины гор, как бесчис­ленное стадо, и Эльбрус на юге вставал белою грома­дой, замыкая цепь льдистых вершин, между которых уж бродили волокнистые облака, набежавшие с востока, а подошел к краю площадки и посмотрел вниз, голова чуть-чуть у меня не закружилась; там, внизу, казалось темно и холодно, как в гробе: мшистые зубцы скал, сброшенных грозою и временем, ожидали своей добычи».

Печорин, умеющий точно определить каждую свою мысль, всякое душевное состояние, сдержанно и скупо сообщает о возвращении с поединка, на котором был убит Грушницкий. Краткое, выразительное описание природы раскрывает читателю тяжелое состояние Печо­рина: «Солнце казалось мне тускло, лучи его меня не грели».

Последняя повесть «Журнала Печорина» - «Фаталист». Трагическая гибель Вулича как бы подготавливает читателя «Фаталиста» к не­избежной и близкой смерти Печорина, о которой автор уже сообщил в Предисловии к «Журналу Печорина».

В этой повести вопрос о судьбе и о предопреде­лении ставится Лермонтовым на совершенно реальном, даже бытовом материале. В идеалистической философской литературе, в рас­сказах, повестях и романах 20-х и в особенности 30-х годов, в период усилившейся европейской реакции, этому вопросу уделялось большое внимание. Ключом к идейному замыслу «Фаталиста» является монолог Печорина, объединяющий первую часть но­веллы со второй ее частью, в которой речь идет о смерти Вулича. Размышления Печорина в этом монологе как бы под­водят итог всему «Журналу Печорина» и даже роману «Герой нашего времени» в целом.

Именно в «Фаталисте» Печорин трезво и мужественно разглядел источник многих своих бед, узрел причину зла, но не природу соблазна: «В первой молодости я был мечтателем; я любил ласкать попеременно то мрачные, то радужные образы, которые рисовало мне беспокойное и жадное воображение. Но что от этого мне осталось? одна усталость, как после ночной битвы с привидениями, и смутное воспоминание, исполненное сожалений. В этой напрасной борьбе я истощил и жар души, и постоянство воли, необходимое для действительной жизни; я вступил в эту жизнь, пережив ее уже мысленно, и мне стало скучно и гадко, как тому, кто читает дурное подражание давно ему известной книге».

Своеобразие романа «Герой нашего времени» , как известно, состоит в том, что каждая его глава представляет собой повесть, до некоторой степени самостоятельную. В связи с этим исследователи обратили внимание на то обстоятельство, что циклы повестей были распространенным явлением в литературе первой половины XIX века, и высказывали предположение о соприродности композиции «Героя нашего времени» с композицией повествовательных циклов. Думается, что такое сходство - явление чисто внешнее. Прозаические циклы 1830-1840-х годов объединялись либо рассказчиком («Вечера на хуторе близ Диканьки» Гоголя), либо сюжетной ситуацией спора, дискуссии, обсуждения каких-то проблем несколькими персонажами («Русские ночи» В.Ф. Одоевского). Если сравнить с этими двумя типами циклов роман Лермонтова, то окажется, что он скорее противостоит им: рассказчики в «Герое нашего времени» меняются, а спор - это не спор персонажей, а напряженное размышление главного героя, его непрерывный самоанализ , спор с судьбой и с собой. Нерасторжимое единство лермонтовского романа достигнуто не извне, как в циклах повестей, а изнутри, определено единством ищущего сознания героя. Поэтому с точки зрения композиции «Герой нашего времени» «скорее может быть уподоблен не циклу повестей, а лирическому стихотворному циклу» . Кроме этого, Журавлева выделяет словесно-образные символические мотивы каждой из повестей, доказывая тем самым их сюжетную самостоятельность и лиричность.
Согласно этой точке зрения, «Бэла», «Максим Максимыч» и «Княжна Мери» - повести «горные», «Тамань» - «морская», а основной мотив-доминанта «Фаталиста» - звезды.
«Бэла» и «Максим Максимыч» - это путевые очерки едущего по горной дороге офицера. В известной степени горы входят в повествование как объект изображения, не менее привлекающий внимание, чем действующие лица истории, рассказанной штабс-капитаном. «Со всех сторон горы неприступные, красноватые скалы, обвешанные зеленым плющом и увенчанные купами чинар, желтые обрывы, исчерченные промоинами, а там высоко-высоко золотая бахрома снегов, а внизу Арагва, обнявшись с другой безыменной речкой, шумно вырывающейся из черного, полного мглою ущелья, тянется серебряною нитью и сверкает, как змея своею чешуею» .
В «Княжне Мери» мотив гор приобретает философское звучание. Сценическая площадка, на которой ведет свою игру Печорин, как бы замкнута кольцом гор. «Вид с трех сторон у меня чудесный. На запад пятиглавый Бешту синеет, как «последняя туча рассеянной бури»; на север подымается Машук, как мохнатая персидская шапка, и закрывает всю эту часть небосклона, <…> а на краю горизонта тянется серебряная цепь снеговых вершин, начинаясь Казбеком и оканчиваясь двуглавым Эльбрусом» .
В «Тамани» особое значение приобретает символика корабля и моря , характерная для романтической поэзии . Короткие, но до предела насыщенные морские пейзажи создают атмосферу простора и тревоги. Существует в повести и прямой поэтический комментарий к мотиву моря - песня контрабандистки.
Мотив «путеводной звезды» со всей силой прозвучал в последней повести - «Фаталисте». «Фаталист» - философский комментарий ко всему роману. Размышления о судьбе, о предопределении, о воле человека и о законах жизни, не зависящих от этой воли, - все это находит здесь прямое выражение: «Звезды спокойно сияли на темно-голубом своде, и мне стало смешно, когда я вспомнил, что были некогда люди премудрые, думавшие, что светила небесные принимают участие в наших ничтожных спорах за клочок земли или за какие-нибудь вымышленные права» .
Наивной вере предков, дававшей им силу для деятельной жизни, лермонтовский герой противопоставляет умудренность своих современников, которая, однако, лишила их энергии и воли. «А мы, их жалкие потомки, <…> равнодушно переходили от сомнения к сомнению, <…> не имея ни надежды, ни даже того неопределенного, хотя истинного наслаждения, которое встречает душа во всякой борьбе с людьми или с судьбою» .
Такой взгляд на роман позволяет Журавлевой сделать определенного рода выводы, нетрадиционные в своей основе: «Словесно-смысловые мотивы, характерные для поэзии Лермонтова, объединяют роман не сюжетно, а словесно-образной связью, как бывает объединен лирический цикл» .
Необычное построение романа вызвало множество споров и предположений. Так, Фохт считает, что жизнь героя в романе дана не только «фрагментарно», но и с полным нарушением хронологической последовательности, которая «первоначально производит впечатление чего-то случайного, но такое построение имеет в виду реалистическую задачу: показать бесцельность героя, события жизни которого не подчинены его направлению воли, возникают случайно, не связаны между собой» .
Такое предположение тесным образом связано с исследованием Мануйлова, который делает прямое указание на то, что Лермонтов сознательно ломает этот порядок частей, «усиливает сюжетное напряжение, дает возможность максимально заинтересовать читателя Печориным и его судьбой, постепенно раскрывая во всей противоречивости и сложности его характер» .
Серьезное, на наш взгляд, исследование в этой области провел Эйхенбаум, точка зрения которого представляется наиболее точной и обоснованной.
«Герой нашего времени» - это цикл повестей , собранных вокруг одного героя. Эйхенбаум нарушение хронологической последовательности объясняет «путем скрещения двух хронологических движений» . По его мнению, одно из них идет прямо и последовательно: от первой встречи с Максимом Максимычем («Бэла») - ко второй, через день; затем, спустя какое-то время, автор, узнав о смерти Печорина, публикует его записки. Это хронология самого рассказывания - последовательная история ознакомления автора (а вместе с ним и читателя) со своим героем. Другое дело - хронология событий , т. е. биография героя : от «Тамани» идет прямое движение к «Княжне Мери», поскольку Печорин приезжает на воды, очевидно, после участия в военной экспедиции; но между «Княжной Мери» и «Фаталистом» надо вставить историю с Бэлой, так как в крепость к Максиму Максимычу Печорин попадает после дуэли с Грушницким. Встреча автора с героем, описанная в повести «Максим Максимыч», происходит спустя пять лет после события, рассказанного в «Бэле» («… этому скоро пять лет», - говорит штабс-капитан), а читатель узнает о ней до чтения «Журнала». Наконец, о смерти героя рассказано раньше, чем об истории с ундиной, с княжной Мери - из предисловия к «Журналу». Мало того, это сообщение сделано с ошеломляющей своей неожиданностью прибавкой: «Недавно я узнал, что Печорин, возвращаясь из Персии, умер. Это известие меня очень обрадовало…» .
Перед нами, таким образом, «как бы двойная композиция , которая, с одной стороны, создает нужное для романа впечатление длительности и сложности сюжета, а с другой - постепенно вводит читателя в душевный мир героя и открывает возможность для самых естественных мотивировок наиболее трудных и острых положений - вроде встречи автора со своим собственным героем или преждевременного (с сюжетной точки зрения) сообщения о его смерти. Это было новым, по сравнению с русской прозой 30-х годов, явлением и вовсе не узко «формальным», поскольку оно было порождено стремлением рассказать «историю души человеческой», поставить, как говорил Белинский, «важный современный вопрос о внутреннем человеке » Двойная композиция романа подкрепляется двойной психологией и стилистическим строем рассказанной в нем русской жизни» .
«Композиционно-повествовательная структура «Героя нашего времени» в значительной мере подчинена психологизму как стилевой доминанте. Смена рассказчиков нацелена на то, чтобы психологизм постоянно усиливался, анализ внутреннего мира делался более глубоким и всеобъемлющим» .
Повесть «Бэла» представляет собой сложную сюжетно-жанровую структуру, при которой авантюрная новелла оказывается входящей в «путешествие», и наоборот - «путешествие» входит в новеллу как «тормозящий ее изложение элемент, делающий ее построение ступенчатым» .
Она начинается путевыми записками. Их автор - русский офицер, странствующий «с подорожной по казенной надобности». Центральным в повести «Бэла» является рассказ Максима Максимыча, включенный в записки странствующего офицера. Кроме этого, он осложнен и тем, что в первую его часть включен рассказ Казбича, как он спасался от казаков, во вторую - автохарактеристика Печорина. Этой композиции повести соответствует ее стилистическая сложность. Каждое действующее лицо имеет свою речевую манеру.
«Вложив рассказ об истории Печорина и Бэлы в уста старого «кавказца» Максима Максимыча, Лермонтов оттенил трагическую опустошенность Печорина и вместе с тем противопоставил ему цельный характер русского человека» .
Во второй повести, связывающей «Бэлу» с «Журналом Печорина» и озаглавленной «Максим Максимыч», старый штабс-капитан уже ничего не рассказывает. «Мы молчали. Об чем было нам говорить? Он уж рассказал мне о себе все, что было занимательного…» .
В повести «Максим Максимыч» единственный раз автор романа сталкивается с Печориным лицом к лицу. И эта встреча позволяет ему нарисовать точный психологический портрет человека, судьбой которого читатель уже заинтересовался в повести «Бэла». Таким образом, «Бэла» и «Максим Максимыч» представляют собой некую экспозицию жизни главного героя, построенную на замечаниях и предположениях посторонних людей.
«Журнал Печорина» - это записки героя, попавшие в руки странствующего офицера. «Журнал» состоит из трех повестей: «Тамань», «Княжна Мери» и «Фаталист».
«Тамань» - остросюжетная и вместе с тем самая лирическая повесть во всей книге - по-новому и в реалистической манере продолжает традиции разбойничьих повестей. В то же время в «Тамань» вплетен распространенный в романтической балладе мотив русалки, ундины, но он переведен в реальный жизненный план: ундина превращается в обольстительную контрабандистку.
«Княжна Мери» написана в форме дневника, где происходит уже непосредственно самоанализ и самораскрытие героя . Дневник Печорина открывается записью, сделанной 11 мая, на другой день после приезда в Пятигорск. Описания последующих событий составляют как бы первую, «пятигорскую» часть повести. Запись от 10 июня открывают вторую, «кисловодскую» часть его дневника. Во второй части события развиваются стремительнее, последовательно подводя к кульминации повести и всего романа - к дуэли Печорина с Грушницким. За дуэль Печорин попадает в крепость к Максиму Максимычу. Этим и заканчивается повесть.
Таким образом, все события «Княжны Мери» укладываются в срок, немногим больший, чем полтора месяца. Но повествование об этих днях дает возможность Лермонтову с исключительной глубиной и полнотой раскрыть изнутри противоречивый образ Печорина.
Повесть «Фаталист» играет роль эпилога, хотя в порядке событий рассказанное происшествие вовсе не последнее: встреча с Максимом Максимычем и отъезд в Персию происходят гораздо позднее.
Надо отметить, что повесть «Фаталист» вызвала среди исследователей романа различные толкования. Так, Белинский считал, что «Фаталист» - всего лишь приложение к роману.
В связи с этим Левин сделал предположение, что «если бы Лермонтов закончил «Героя нашего времени» «Княжной Мери», то одна из важнейших линий романа оказалась бы разорванной и незавершенной, и в этом виде должно было быть получиться совершенно иное, прямо противоположное авторскому замыслу истолкование. Речь идет о проблеме судьбы, которая решается через отношение к ней Печорина» . Таким образом, это еще раз доказывает, что философская мысль присуща всему роману в целом, а не его отдельной части.
«Вся цепь повестей построена так, что автор сам постоянно узнает о своем герое и, публикуя его «Журнал», специально объясняет причины, побудившие «передать публике <…> тайны человека, которого он «никогда не знал» и «видел только раз <…> на большой дороге». Это совершенно новое и, конечно, принципиально обдуманное соотношение автора и героя, подсказанное решением отказаться не только от авторских лирических исповедей, но и от такого положения, какое было установлено, например, в «Евгении Онегине». Именно поэтому вводится рассказчик, приятель героя, но человек, плохо разбирающийся в психологических тонкостях» .
Образ же странствующего офицера введен для того, чтобы «отчетливо отделить Печорина от Лермонтова. Герой не друг и даже не знакомый автора, он видел его только раз и не имеет к нему ни дружбы, ни вражды. Именно как к постороннему человеку, рассматривая его без личной симпатии, относится повествователь к герою произведения» .
Композиционное расположение пяти повестей романа обнаруживает глубокую связь с идейным замыслом произведения и характером отражаемой действительности. Это ломаная, прерывистая линия повествования, то забегающая вперед, то вновь возвращающаяся назад, как бы предназначена для отражения судьбы, исполненной всяческих метаний, бесцельных бросков в сторону, случайностей, вырастающих в событие. В ней как будто бы должна была уложиться биография героя. Но эта даже и не биография, а только одна ее полоса, вырванная из середины. До нее - лишь глухое упоминание о петербургской светской жизни Печорина, а в черновом автографе еще и неопределенный намек на какую-то имевшую там место «страшную историю дуэли», после вычеркнутый Лермонтовым. После нее - вновь полоса неизвестности, заканчивающаяся смертью героя. Заметим, что об этом факте мы узнаем в середине романа - в виде простой биографической справки. Такой решение освободило автора от необходимости завершать роман гибелью героя. «Благодаря своеобразной двойной композиции и фрагментарной структуре романа герой в художественном (сюжетном) смысле не погибает: роман заканчивается перспективой в будущее - выходом героя из трагического состояния бездейственной обреченности («Я смело иду вперед»)» .



Герой нашего времени

Герой нашего времени
Герой нашего времени

Титульная страница первого издания
Жанр:
Язык оригинала:
Год написания:
Публикация:
Отдельное издание:
в Викитеке

«Герой нашего времени» (написан в 1838-1840) - роман Михаила Юрьевича Лермонтова . Впервые роман был издан в Санкт-Петербурге , в типографии Ильи Глазунова и Кº, в г., в 2 книгах. Тираж 1000 экземпляров.

Структура романа

Роман состоит из нескольких частей, хронологический порядок которых нарушен. Такое расположение служит особым художественным задачам: в частности, сначала Печорин показывается глазами Максима Максимыча, а только затем мы видим его изнутри, по записям из дневника

  • Предисловие
  • ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
    • I. Бэла
    • II. Максим Максимыч
  • Журнал Печорина
    • Предисловие
    • I. Тамань
  • ЧАСТЬ ВТОРАЯ (Окончание журнала Печорина )
    • II. Княжна Мери
    • III. Фаталист

Хронологический порядок частей

  1. Тамань
  2. Княжна Мери
  3. Фаталист
  4. Максим Максимыч
  5. Предисловие к журналу

Между событиями «Бэлы» и встречей Печорина с Максимом Максимычем на глазах у рассказчика в «Максиме Максимыче» проходит пять лет.

Также в некоторых научных изданиях «Бэла» и «Фаталист» меняются местами.

Сюжет

«Бэла»

Представляет собой вложенный рассказ: повествование ведёт Максим Максимыч, который рассказывает свою историю неназванному офицеру, встретившемуся ему на Кавказе. Скучающий в горной глуши Печорин начинает свою службу с кражи чужого коня и похищения любимой дочери местного князя, что вызывает соответствующую реакцию горцев. Но Печорину нет до этого дела. За неосторожным поступком молодого офицера следует обвал драматических событий: навсегда покидает семью Азамат, от руки Казбича погибают Бэла и её отец.

«Максим Максимыч»

Эта часть примыкает к «Бэле», самостоятельного новеллистического значения не имеет, но для композиции романа целиком важна. С Печориным здесь читатель единственный раз встречается лицом к лицу. Встреча старых приятелей не состоялась: это скорее мимолетный разговор с желанием одного из собеседников поскорее его закончить.

Повествование построено на контрасте двух противоположных персонажей - Печорина и Максима Максимыча. Портрет даётся глазами офицера-рассказчика. В этой главе высказывается попытка разгадать «внутреннего» Печорина через внешние «говорящие» черты.

«Тамань»

Повесть рассказывает не о рефлексии Печорина, а показывает его с активной, деятельной стороны. Здесь Печорин неожиданно для себя становится свидетелем, а позже и в некоторой степени участником бандитской деятельности. Печорин поначалу думает, что человек, приплывший с другого берега, рискует жизнью ради чего-то действительно ценного, но на самом деле это всего лишь контрабандист. Печорин очень разочарован этим. Но всё равно, уезжая, он не жалеет, что побывал в этом месте.

Главный смысл в заключительных словах Печорина: «И зачем было судьбе кинуть меня в мирный круг честных контрабандистов ? Как камень, брошенный в гладкий источник, я встревожил их спокойствие и, как камень, едва сам не пошёл ко дну!»

«Княжна Мери»

Повесть написана в форме дневника. По жизненному материалу «Княжна Мери» ближе всего к так называемой «светской повести» 1830-х годов , но Лермонтов наполнил её иным смыслом.
Повесть начинается с прибытия Печорина в Пятигорск на лечебные воды, где он знакомится с княгиней Лиговской и её дочерью, называемой на английский манер Мери. Кроме того, здесь он встречает свою бывшую любовь Веру и приятеля Грушницкого. Юнкер Грушницкий, позёр и тайный карьерист, выступает контрастным персонажем к Печорину.

За время своего пребывания в Кисловодске и Пятигорске Печорин влюбляет в себя княжну Мери и ссорится с Грушницким. Он убивает Грушницкого на дуэли и отказывает княжне Мери. По подозрению в дуэли его вновь ссылают, на этот раз в крепость. Там он знакомится с Максимом Максимычем.

«Фаталист»

Дело происходит в казачьей станице, куда приезжает Печорин. Он сидит в гостях, компания играет в карты. Вскоре им это надоедает и завязывается беседа о предопределении и фатализме, в который некоторые верят, некоторые нет. Завязывается спор между Вуличем и Печориным: Печорин говорит, что видит явную смерть на лице у Вулича, в результате спора Вулич берёт пистолет и стреляет в себя, но происходит осечка. Все расходятся по домам. Вскоре Печорин узнаёт о смерти Вулича, его зарезал шашкой пьяный казак. Тогда Печорин решается испытать судьбу и поймать казака. Он прорывается к нему в дом, казак стреляет, но мимо. Печорин хватает казака, приезжает к Максиму Максимычу и всё ему рассказывает.

Основные действующие лица

Печорин

Печорин - петербуржец. Военный, как и по своему чину, так и в душе. В Пятигорск он приезжает из столицы. Его отъезд на Кавказ связан с «какими-то похождениями». В крепость, где происходит действие «Бэлы», он попадает после дуэли с Грушницким, в возрасте 23 лет. Там он находится в чине прапорщика. Вероятно, он был переведен из гвардии в армейскую пехоту или армейские драгуны.

Встреча с Максимом Максимычем происходит через пять лет после истории с Бэлой, когда Печорину уже 28.

Он умирает.

Фамилия Печорина, происходящая от названия реки Печоры , имеет семантическую близость с фамилией Онегина. Печорин является естественным продолжателем Онегина, но Лермонтов идёт дальше: как р. Печора севернее р. Онеги , так и характер Печорина более индивидуалистичен, чем характер Онегина.

Образ Печорина

Образ Печорина - одно из художественных открытий Лермонтова. Печоринский тип поистине эпохален, и прежде всего потому, что в нем получили концентрированное выражение особенности последекабристской эпохи, когда на поверхности «видны были только потери, жестокая реакция», внутри же «совершалась великая работа… глухая и безмолвная, но деятельная и беспрерывная …» (Герцен, VII, 209-11). Печорин - личность неординарная и спорная. Он может жаловаться на сквозняк, а через некоторое время скакать с шашкой наголо на врага. Образ Печорина по главе "Максим Максимыч": «Он был среднего роста; стройный,тонкий стан его и широкие плечи доказывали крепкое сложение,способное переносить все трудности кочевой жизни и перемены климатов,не побеждённое ни развратом столичной жизни,ни бурями душевными...».

Публикация

Роман появлялся в печати по частям с 1838 г. Первое полное издание вышло в г.

  • «Бэла» была написана в г. Первая публикация - в «Отечественных записках» , март , т. 2, № 3.
  • «Фаталист» был впервые опубликован в «Отечественных записках» в 1839 г., т. 6, № 11.
  • «Тамань» была впервые напечатана в «Отечественных записках» в 1840 г., т. 8, № 2.
  • «Максим Максимыч» впервые появился в печати в 1-м отдельном издании романа в г.
  • «Княжна Мери» впервые появилась в 1-м издании романа.
  • «Предисловие» было написано в Санкт-Петербурге весной г. и впервые появилось во втором издании романа.

Иллюстрации

Книгу многократно иллюстрировали известные художники, в числе которых М. А. Врубель , И. Е. Репин , Е. Е. Лансере , В. А. Серов .

Истоки и предшественники

  • Лермонтов намеренно преодолевал авантюрную романтическую традицию романов на кавказскую тему, заданную Бестужевым-Марлинским .
  • Роман Альфреда де Мюссе «Исповедь сына века» вышел в 1836 г. и тоже повествует о «болезни», разумея «пороки поколения».
  • Руссоистская традиция и разработка мотива любви европейца к «дикарке». Например, у Байрона , а также пушкинские «Цыганы» и «Кавказский пленник».
  • Пушкинские «Евгений Онегин», «Кавказский пленник», «Капитанская дочка» и проч.

Примыкающие произведения Лермонтова

  • «Кавказец» - очерк, написанный Лермонтовым спустя год после окончания романа. Жанр - физиологический очерк . Описанный офицер чрезвычайно напоминает Максима Максимыча, перед читателем предстает типичная история жизни подобного «кавказца».
  • Драма «Два брата», в которой фигурирует Александр Радин, ближайший предшественник Печорина.

География романа

Действие романа происходит на Кавказе. Основное место - Пятигорск.

Кавказские народы в романе

Литературоведческий анализ

Экранизации

  • «Княжна Мери», ; «Бэла», ; «Максим Максимович», . Режиссёр - В. Барский. В главной роли - Николай Прозоровский. Черно-белый, немой.
  • «Княжна Мери », . Режиссёр - И. Анненский .
  • «Бэла », ; «Герой нашего времени », . Режиссёр - С. Ростоцкий . В главной роли - Владимир Ивашов (озвучание - Вячеслав Тихонов).
  • «Страницы журнала Печорина», , фильм-спектакль. Режиссёр - Анатолий Эфрос . В главной роли - Олег Даль .
  • «Герой нашего времени », , сериал. Режиссёр - Александр Котт . В главной роли - Игорь Петренко .

Примечания

Ссылки

  • Сайт, посвященный роману Михаила Юрьевича Лермонтова «Герой нашего времени»
  • Международный литературный клуб: Михаил Юрьевич Лермонтов «Герой нашего времени»
  • «Герой нашего времени» в «Лермонтовской энциклопедии»