Житие епифания. Святитель Епифаний Кипрский — житие

Епифаний Премудрый и его творения

Учеником преподобного Сергия Радонежского был и один из лучших писателей Средневековой Руси, Епифаний Премудрый (См. также: ). Именно им был составлен основной источник наших сведений о Сергии Радонежском - первоначальное Житие великого радонежского подвижника, которое входит в «число вершин русской агиографии» (Прохоров 1988. С. 216 ).

Некоторые исследователи древнерусской письменности полагают, что Епифанием написаны четыре сохранившиеся рукописи, которые сейчас находятся в Российской государственной библиотеке, в собрании Троице-Сергиевой Лавры. Не все исследователи согласны с таким предположением. Не всеми признается и создание Епифанием ряда произведений, например таких, как Поучение против стригольников, Слово о житии и преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя Русского, а также участие этого ученика Сергия в составлении летописей. Однако несомненно, что перу Епифания принадлежат Послание его другу Кириллу, Житие преподобного Стефана Пермского, первоначальное Житие преподобного Сергия Радонежского и Похвальное ему слово.

Сведения о Епифании Премудром черпаются, главным образом, из его собственных сочинений. Судя по составленному им Житию Стефана Пермского, Епифаний учился в ростовском монастыре Григория Богослова, так называемом «Братском затворе», славившемся своей библиотекой, был хорошо образован, владел греческим языком. В заглавии составленного им Похвального слова Сергию Радонежскому он назван его учеником. Некоторые известия о писателе содержатся в Житии Сергия Радонежского , которое было создано по материалам Епифания приехавшим на Русь с Афона писателем-монахом Пахомием Сербом (Логофетом). При этом сербский агиограф поведал, что автор первоначальных записок об основателе Троицы много лет был келейником радонежского святого. В 90-х гг. Епифаний покинул монастырь и переселился в Москву, но около 1415 г. вернулся в Троицу. Умер он не позднее 1422 г.

Житие преподобного Стефана Пермского, созданное Епифанием Премудрым

Стефану Пермскому было посвящено первое из известных сочинений Епифания - Житие святителя, имеющее название «Слово о житии и учении святаго отца нашего Стефана, бывшаго в Перми епископа». Со святителем Стефаном, просветителем зырян (современных коми), создателем их так называемой «пермской» азбуки, переводчиком богослужебных книг на зырянский язык, Епифаний был знаком лично: в одно и то же время оба были иноками ростовского «Братского Затвора»; при этом они много спорили о книгах. По всей вероятности, Стефан общался и с преподобным Сергием Радонежским. В Житии основателя Троицы помещен рассказ о том, как Стефан, проезжая в 10 верстах от Сергиева монастыря и не имея возможности посетить великого старца, поклонился в сторону Троицы, а тот, встав из-за трапезы, отвесил ему ответный поклон. С этим сюжетом связан обычай в Троице во время трапезы вставать и произносить молитву во воспоминание того приветствия.

Композиция Слова о пермском епископе оригинальна. В Слове отсутствуют Чудеса, но в то же время оно не является биографией в современном понимании этого термина. Епифаний словно между прочим говорит о знакомстве Стефана с великим князем Василием Дмитриевичем и митрополитом Киприаном, вместе с тем он не акцентирует на этом внимание читателя и не указывает, при каких именно обстоятельствах святитель познакомился с ними. Важное место автор уделяет обучению Стефана, описанию его интеллектуальных качеств, рассказывает о трудах Стефана по созданию пермской азбуки и пермской Церкви, а также о его переводах книг на зырянский язык. Помимо сведений о самом святом и современных ему исторических событиях, в этом произведении, созданном в стиле, как сам определил Епифаний, «плетения словес», значительное место занимают различные отступления: о месяце марте, об алфавитах, о развитии греческой азбуки. Используя прием гомеотелевтона (созвучия окончаний) и гомеоптотона (равнопадежья), ритмизуя при этом текст, Епифаний создает почти стихотворные пассажи, насыщенные метафорами, эпитетами, сравнениями. Заключительная часть Слова соткана из разных стилистических пластов: фольклорного, летописного и похвального. Слово о Стефане Пермском - уникальное произведение, созданное рукой великого мастера.

В ОР РНБ, в собрании П. П. Вяземского, хранится один из старейших списков Жития Стефана Пермского (80-х годов ХV в.), самый исправный и полный (шифр: Вяземский, Q. 10). На л. 194 об. (последняя строка) -195 (три строки сверху) (по современной фолиации) писец оставил частично зашифрованную запись, в которой тайнописью указал свое имя: «А писал многогрешный раб Божий Гридя, Ступин сын, ростовец, своим неразумиемъ и ума недостаточствомъ» (на верхнем поле приведена частичная расшифровка записи почерком кон. ХХ - нач. ХХ).

Послание Епифания Премудрого другу Кириллу

Другим произведением Епифания Премудрого является Послание его другу Кириллу в Тверь (заглавие: «Выписано из послания иеромонаха Епифания, писавшего к некоему другу своему Кириллу»), созданное в 1415 г. Послание было ответом на несохранившееся письмо архимандрита Корнилия (в схиме Кирилла), настоятеля тверского Спасо-Афанасиевского монастыря. В нем Епифаний рассказывает о четырех миниатюрах с изображением константинопольского собора Св. Софии, помещенных в принадлежавшем ему Евангелии. Эти изображения Кирилл видел у него в то время, когда писатель, убегая из Москвы от нашествия ордынского эмира Едигея в декабре 1408 г., обосновался в Твери. В ответном письме Епифаний поведал о том, что те рисунки собора были скопированы им с работ знаменитого художника Феофана Грека, с которым он был знаком лично. Послание имеет большую ценность, особенно для историков искусства. Только из него известно о том, что Феофан Грек расписал более 40 каменных церквей и несколько светских построек в Константинополе, Халкидоне, Галате, Кафе, Великом Новгороде, Нижнем Новгороде, Москве, а также «каменную стену» (вероятно, казну) у князя Владимира Андреевича и терем у великого князя Василия Дмитриевича. В Послании Епифаний рассказал о своих наблюдениях над творческой манерой Феофана, который, покрывая фресками стены зданий, беспрестанно ходил, беседуя, и никогда не смотрел на образцы. При этом Епифаний иронизирует над теми иконописцами, которые бездумно следовали исключительно только известным примерам церковной живописи и не создавали ничего оригинального.

В ОР РНБ, в одном из сборников собрания Соловецкого монастыря, находится список Послания Епифания другу Кириллу . Когда и каким образом он попал в библиотеку этого монастыря, до сих пор неизвестно. Несмотря на то, что рукопись довольно поздняя (рубежа ХVII-ХVIII вв.), она уникальна, поскольку на сегодняшний день текст Послания в ней является единственным списком этого произведения (шифр: Солов. 15/1474, л. 130).

Слово похвальное преподобному Сергию Радонежскому, составленное Епифанием Премудрым

По мнению большинства ученых, Епифанием была составлена похвала преподобному Сергию под названием «Слово похвално преподобному игумену Сергию, новому чудотворцу, иже в последних родех в Руси возсиявшему и много исцелениа дарованием от Бога приемшаго». Поскольку в Слове говорится о нетленности мощей преподобного Сергия, одни исследователи считают, что оно было написано после обретения и переложения мощей святого в раку, то есть после 5 июля 1422 г. (Кучкин. С. 417 ). Другие полагают, что Слово было создано 25 сентября 1412 г. в связи с освящением восстановленного Троицкого храма (Клосс. С. 148 ). Из Слова следует, что автор много путешествовал и побывал в Константинополе, на Афоне и в Иерусалиме. Стилистически Похвальное слово однородно с другими произведениями Епифания.

В ОР РНБ, в сборнике из состава Библиотеки Софийского Новгородского собора, хранится список Похвального слова , созданный в 90-х гг. ХV в. (шифр: Соф. 1384, л. 250-262, 1490 г.). Также Слово было включено и в Софийский список Великих Миней Четьих (шифр: Соф. 1317, л. 388 об.).

Тропарь преподобному Сергию Радонежскому, составленный Епифанием Премудрым

Принято считать, что Пахомием Сербом была составлена и Служба основателю Троицы. Однако не так давно музыковеды-медиевисты в рукописи кирилло-белозерского книгописца кон. ХV в. Ефросина обнаружили тексты двух тропарей преподобному Сергию, где обозначены имена их составителей (Серегина. С. 210 ). На л. 196 сборника киноварью почерком написано: на правом поле у текста первого тропаря «Епифаниево», а внизу под текстом другого - «Пахомия Сербина». Это наблюдение позволило предположить, что Епифаний задумывал составить и Службу своему учителю. Возможно, в основе Пахомиевой Службы троицкому святому, как и его Жития, также лежат заготовки Епифания (шифр:
Кир.-Бел. 6/1083, л. 196).

Первоначальное Житие преподобного Сергия Радонежского ,
созданное Епифанием Премудрым

О том, что первоначальное Житие преподобного Сергия Радонежского было написано Епифанием Премудрым, мы знаем из Жития, составленного афонским писателем-монахом Пахомием Сербом (Логофетом). Афонец значительно переработал текст Епифания и создал несколько редакций посвященного троицкому подвижнику произведения. Долгое время считалось, что Епифаниево Житие преподобного Сергия дошло до нашего времени только в виде инкрустаций в сочинении Пахомия. Однако совсем недавно был выявлен текст Жития , который наиболее близко отражает произведение, созданное Епифанием (Клосс. С. 155 ). Это список нач. ХVI в., хранящийся в ОР РНБ (шифр: ОЛДП. F. 185).

Епифаниев текст находится в составе так называемой Пространной редакции Жития преподобного Сергия, начиная с предисловия и заканчивая главой «О худости порт Сергиевых и о некоем поселянине»; последующее изложение событий принадлежит Пахомию Логофету. Текст Епифания определен на основании текстологического сопоставления всех списков Жития, особенно на основании анализа вставок, сделанных на полях рукописей. Сравнение этой редакции с Житием Стефана Пермского, составленным Епифанием, свидетельствует и о стилистической однородности этих текстов. В обоих случаях используются одинаковые фразеология, лексика, цитаты, темы, образы, ссылки на одни и те же авторитеты; также схоже противопоставление Стефана и Сергия «санолюбцам», добивающимся высоких должностей при помощи «посул».

Вместе с тем в Житии Сергия, в отличие от Жития Стефана, почти отсутствуют отступления, не связанные напрямую с сюжетом, и довольно редки ритмизированные пассажи с гомеотелевтонами и синонимических амплификациями. В целом стиль Жития Сергия в этой редакции совпадает со стилем других произведений Епифания.

Мнение о том, что Житие преподобного Сергия в рукописи ОЛДП. F.185 наиболее близко отражает текст Епифания Премудрого, принято большинством исследователей древнерусской письменности.

Переработки XV-XVIII вв. составленного Епифанием Премудрым Жития преподобного Сергия Радонежского

Приехавший на Русь афонский писатель-монах Пахомий Серб (Логофет) не однажды «пересматривал» Житие преподобного Сергия Радонежского. По оценке разных исследователей насчитывается от двух (В. О. Ключевский) до семи (В. Яблонский) редакций этого памятника. В результате переработки Пахомия Житие Сергия пополнилось посмертными чудесами троицкого святого, оно значительно сокращено по сравнению с Житием Епифания и напрочь лишено лиризма, свойственного сочинению Сергиева ученика. Пахомий Серб придал Житию Сергия парадную форму, усилил элемент похвалы святому, удалил нежелательные антимосковские политические намеки с тем, чтобы сделать Житие пригодным для литургических нужд. Одна из ранних редакций Пахомия выявлена в ОР РНБ (шифр: Соф. 1248).

Редакция Жития преподобного Сергия с Чудесами 1449 г.

Редакциями Пахомия Серба не исчерпываются переработки Жития преподобного Сергия. В последующие времена текст Жития также подвергался «пересмотру», были сделаны дополнения, особенно в той части произведения, которые касались Чудес троицкого подвижника. Уже во второй половине ХV в. появилась редакция с текстами Чудес 1449 г. (согласно классификации Б. М. Клосса, это Четвертая Пахомиевская редакция, дополненная по Третьей редакции: Клосс. С. 205-206 ). Чудеса 1449 г. происходили в Троице-Сергиевом монастыре при игумене Мартиниане Белозерском. Именно при нем в 1448-1449 гг. была осуществлена общерусская канонизация преподобного Сергия (до этого времени основатель Троицы почитался как местночтимый святой). Вероятно, тексты Чудес 1449 г. были записаны если и не самим Мартинианом Белозерским, то, безусловно, с его слов. Преподобный Мартиниан Белозерский - ученик преподобного , собеседника преподобного Сергия. До того как стать игуменом Троицы, Мартиниан был настоятелем Ферапонтова Белозерского монастыря, основанного пришедшим вместе с преподобным Кириллом Белозерским из московского Симонова монастыря преподобным Ферапонтом Белозерским. То, как Ферапонтов монастырь и его окрестности выглядели в ХIХ в., можно представить по рисункам из альбома И. Ф. Тюменева «По Руси» , хранящегося в ОР РНБ (шифр: ф. 796. Тюменев, ед. хр. 271, л. 69, 73, 84)

В 1447 г. преподобный Мартиниан оказал поддержку московскому князю Василию Темному в его борьбе за великокняжеский престол, освободив его от крестного целования (другими словами, от присяги) еще одному претенденту на московское великое княжение, Дмитрию Шемяке. Одержав победу над своим противником, Василий Темный пригласил Мартиниана в Троицу в качестве игумена. Возможно, впрочем, что Чудеса 1449 г. были записаны со слов Мартиниана и самим Пахомием Сербом. Это могло случиться в то время, когда знаменитый писатель в начале 60 - х годов ХV в. приезжал в Кирилло-Белозерский монастырь для сбора материала о его основателе. Там, как об этом поведал сам Пахомий в Житии св. Кирилла, он и встречался с Мартинианом.
В ОР РНБ, в собрании Библиотеки Софийского Новгородского собора, находится рукопись кон. ХV в., в составе которой имеется довольно ранний список Жития преподобного Сергия Радонежского с Чудесами 1449 г. Списки с Чудесами этого времени крайне редко встречаются среди сборников, содержащих Житие основателя Троицы. Несмотря на то, что рукопись скромно украшена, почерк ее довольно изысканный и четкий (шифр: Соф. 1389, л. 281 (по верхней фолиации).

Житие преподобного Сергия в XVI в.

В XVI в. текст Жития преподобный Сергия Радонежского входит в состав целого ряда летописей и крупных книжных сводов. В середине XVI в. уже в Софийский комплект Великих Миней Четиих митрополита Макария под 25 сентября включаются две редакции Жития, составленные Пахомием Сербом (Проложная и Пространная), вместе с Похвальным словом Епифания Премудрого. Софийский комплект Великих Миней Четьих поступил в ОР РНБ в составе собрания Библиотеки Софийского Новгородского собора.
Тексты, посвященные преподобному Сергию, находятся в сентябрьском томе (шифр: Соф. 1317): Пространная редакция начинается на л. 373 об. , а Проложная - на л. 372 об.

Житие преподобного Сергия в XVII в.

В XVII в. над житием преподобного Сергия трудились Герман Тулупов, Симон Азарьин и Димитрий Ростовский.

Святитель Димитрий (в миру Даниил Саввич Туптало) (1651-1709), митрополит Ростовский и Ярославский, постригшийся в Киевском Кирилловском монастыре, в течение почти двадцати лет составлявший «Книгу житий святых» (Четьи Минеи), включил в нее и собственную редакцию Жития преподобного Сергия, в основе которой лежит текст из Великих Миней Четьих. «Книга житий святых» Димитрия Ростовского изначально была ориентирована на печатное издание. Прижизненных рукописных материалов сохранилось очень мало. Известно всего две рукописные книги Четьих Миней Димитрия Ростовского, выполненные, вероятно, при жизни святителя. Одна из этих книг, Четья Минея на декабрь , находится в ОР РНБ. На выставке представлен образец письма подготовившего этот список помощника Димитрия. Рукопись написана скорописным письмом в кон. ХVII в. (шифр: ОСРК. F.I.651).

Житие преподобного Сергия в XVIII в.

В ХVIII в. императрица Всероссийская Екатерина II обращалась к Житию преподобного Сергия Радонежского и в 1793 г написала свой текст, посвященный основателю Троицы. Однако он представляет собой не составленную императрицей новую редакцию Жития, а всего лишь выписки о Сергии Радонежском из Никоновской летописи. Подобные исторические подборки для Екатерины II составляли профессора Московского университета X. А. Чеботарев и А. А. Барсов (Дробленкова. Житие Сергия. C. 333 ).

В ОР РНБ, в собрании Петра Петровича Пекарского (1827-1872), академика, известного исследователя русской литературы и истории XVIII в., хранится рукописная тетрадь с составленным Екатериной II текстом. Он представляет собой копию, сделанную рукой П. П. Пекарского непосредственно с автографа императрицы: «Выписки из Жития преподобного Сергия Радонежского» (шифр: ф. 568 Пекарский, ед. хр. 466).

Икона "Собор радонежских святых"

Ил. 1. Миниатюра «Преподобный Сергий Радонежский». Служба преп. Сергию Радонежскому. Сборник служб святым. ХVII в.
Шифр: ОСРК, Q.I.85, л. 425 об.

Виды Троице-Сергиевой Лавры. Рисунки из альбома И. Ф. Тюменева
«По Руси». Акварель. Втор. пол. ХIХ в.

Ил. 2. л. 30 Колокольня из-за сада

Шифр: ф. 796. Тюменев, ед. хр. 275
Ил. 3. л. 25. Вид с трапезной галереи

Виды Троице-Сергиевой Лавры. Рисунки из альбома И. Ф. Тюменева «По Руси». Акварель. Втор. пол. ХIХ в.
Шифр: ф. 796. Тюменев, ед. хр. 275
Ил. 4. л. 27. Северная сторона. Стены

Виды Троице-Сергиевой Лавры. Рисунки из альбома И. Ф. Тюменева «По Руси». Акварель. Втор. пол. ХIХ в.
Шифр: ф. 796. Тюменев, ед. хр. 275
Ил. 5. л. 23. Вид Троице-Сергиевой Лавры издали, с Московской дороги

Виды Троице-Сергиевой Лавры. Рисунки из альбома И. Ф. Тюменева «По Руси». Акварель. Втор. пол. ХIХ в.
Шифр: ф. 796. Тюменев, ед. хр. 275
Ил. 6. л. 26. Стены: Восточная сторона

Ил. 7. Миниатюра «Спас в силах». «Переяславское евангелие». Кон. ХIV-ХV в. Переяславль-Залесский. Писец дьякон Зиновьишко.

Ил. 8. Заставка. «Переяславское евангелие». Кон. ХIV-ХV в. Переяславль-Залесский. Писец дьякон Зиновьишко.
Шифр: ОСРК, F.п.I. 21 (из собр. Ф. А. Толстого), л. 7 об.

Ил. 9. Заставка. «Переяславское евангелие». Кон. ХIV-ХV в. Переяславль-Залесский. Писец дьякон Зиновьишко.
Шифр: ОСРК, F.п.I. 21 (из собр. Ф. А. Толстого), л. 79

Ил. 10. Заставка. «Переяславское евангелие». Кон. ХIV-ХV в. Переяславль-Залесский. Писец дьякон Зиновьишко.
Шифр: ОСРК, F.п.I. 21 (из собр. Ф. А. Толстого), л. 26

Ил. 12. Заставка и начало рукописи.
Лествица Иоанна Синайского. 1422 г.
Голутвинский Богоявленский монастырь (Коломна).
Шифр: Погод. 73, л. 1

Ил. 13. Приписка писца. Лествица Иоанна Синайского. 1422 г. Голутвинский Богоявленский монастырь (Коломна).
Шифр: Погод. 73, л. 297

Ил. 14. Миниатюра «Евангелист Матфей». Четвероевангелие. 1610 г.
Вклад в Павло-Обнорский монастырь.
Шифр: Погод. 163, л. 6 об.

Ил. 15. Запись о вложении рукописи в Павло-Обнорский монастырь. Четвероевангелие. 1610 г.
Шифр: Погод. 163, л. 239 об.

Ил. 16. Миниатюра «Преподобный Авраамий Галицкий». Служба и Житие преподобного Авраамия Галицкого (Городецкого или Чухломского). ХVIII в.
Шифр: АН лавра, А-69, л. 2

Ил. 17. Миниатюра, изображающая сюжет из Жития преп. Авраамия Галицкого. Служба и Житие преподобного Авраамия Галицкого (Городецкого или Чухломского). ХVIII в.
Шифр: АН лавра, А-69, л. 2 об.

Ил. 19. Молитвы, а также запись о вкладе рукописи. Иерусалимский устав. 1412 г.
Шифр: ОСРК. F.п.I.25, л. 1 об.

Ил. 20. Спасение Саввой Звенигородским царя Алексея Михайловича во время охоты на медведя. Иллюстрация Н. С. Самокиша к поэме Л. А. Мея «Избавитель». 1896-1911 гг.

Ил. 21. Эжен Роз (Евгений) де Богарне (1781 1824) - пасынок Наполеона Бонапарта, вице-король Италии. Гравированный портрет. Отдел эстампов РНБ

Ил. 22. Портрет герцогини
Дарьи Евгеньевны Лейхтенберг.
Худ. Ф. Фламинг. Франция. 1896 г.
Холст, масло. Государственный Эрмитаж

Ил. 23. Портрет Альбрехта Адама. Voyage pittoresque et militaire Willenberg en Prusse jusqu’ à Moscou fait en 1812 pris sur le terrain meme, et lithographié par Albrecht Adam. Verlag Hermann und Barth. München». 1827
(«Живописная картина военного похода от Вилленберга в Пруссии до Москвы в 1812 г.» (1827 – 1833 гг.)

Ил. 24. А. Адам. «Монастырь в Звенигороде. Главная квартира 13 сентября 1812 г.» («Abbaye de Zwenigherod. Quartier General le 13 Septembre»). Рисунок маслом из «Руского альбома» А. Адама. Государственный Эрмитаж, инв. № 25996

Ил. 25. А. Адам. «Монастырь в Звенигороде. 10 сентября 1812 г.» («Vue de ľabbaye de Zwenigherod le 10 Septembre»). Литография из альбома «Voyage pittoresque et militaire Willenberg en Prusse jusqu’ à Moscou fait en 1812 pris sur le terrain meme, et lithographié par Albrecht Adam. Verlag Hermann und Barth. München». 1827 («Живописная картина военного похода от Вилленберга в Пруссии до Москвы в 1812 г.» (1827 – 1833 гг.). Отдел «Россика», РНБ

Подпись-автограф Наполеона.

Ил. 26, 27. Письмо императора Наполеона Бонапарта, адресованное вице-королю Италии Э. Богарне. Фонтенбло. 14 сентября 1807 г.
Подпись-автограф Наполеона.
Шифр: ф. № 991. Общее собр. иностранных автографов, оп. 3, без №.

Подпись-автограф Наполеона.

Ил. 28, 29. Письмо императора Наполеона Бонапарта, адресованное вице-королю Италии Э. Богарне. Фонтенбло. 30 сентября 1807 г.
Подпись-автограф Наполеона.
Шифр: ф. № 991 (Общее собр. иностранных автографов), оп. 1, № 923

Ил. 31. Поминальная запись. Канонник. Кон. ХIV-нач. ХV в. и нач. ХV в. Симонов монастырь.
Шифр: ОСРК. О.п.I.6 (из собр. Ф. Толстого), л. 84

Ил. 32. Житие преп. Стефана Пермского, составленное Епифанием Премудрым («Слово о житии и учении святаго отца нашего Стефана, бывшаго в Перми епископа») Сборник. Нач. ХV в.
Шифр: Вяз. Q. 10, л. 129

Ил. 33. Запись писца Жития преп. Стефана Пермского, составленного Епифанием Премудрым Сборник. Нач. ХV в.
Шифр: Вяз. Q. 10, л. 194 об. (последняя строка) 195 (три строки сверху почерком писца)

Ил. 34. Послание Епифания Премудрого его другу Кириллу в Тверь.
Сборник. ХVII-ХVIII в.
Шифр: Солов. 15/1474, л. 130

Ил. 35. Похвальное слово преп. Сергию Радонежскому, составленное Епифанием Премудрым. Сборник. 90-е гг. ХV в.
Шифр: Соф. 1384, л. 250

Ил. 37. Житие преп. Сергия Радонежского (наиболее близкий текст, сост. Епифанием Премудрым). Список нач. ХVI в.
Шифр: ОЛДП. F. 185, л. 489 об. 490

Ил. 39. Ферапонтов-Белозерский монастырь. Рисунок из альбома И. Ф. Тюменева «По Руси». Худ. И. Ф. Тюменев (?). Акварель. Втор. полов. ХIХ в.
Шифр: ф. : ф. 796. Тюменев, ед. хр. 271, л. 69

Ил. 40. Ферапонтов-Белозерский монастырь. Рисунок из альбома И. Ф. Тюменева «По Руси».
Худ. И Ф Тюменев (?). Акварель. Втор. полов. ХIХ в.
Шифр: ф. 796. Тюменев, ед. хр. 271, л. 73

Ил. 41. Внизу: Озеро близ Ферапонтово-Белозерского монастыря. Вверху: Островок патриарха Никона Рисунок из альбома И. Ф. Тюменева «По Руси». Худ. И Ф Тюменев. Акварель. Втор. полов. ХIХ в.
Шифр: ф. 796. Тюменев, ед. хр. 271, л. 84

Ил. 42. Житие преп. Сергия Радонежского с чудесами 1449 г. Сборник. Кон. ХV в.
Шифр: Соф. 1389, л. 281 (по верхней фолиации).

Ил. 43. Предисловие к рукописи. Великие Минеи Четьи митрополита Макария (Минея на сентябрь). Сер. ХVI в.
Шифр: Соф. 1317, л. 3

Ил. 44. Заставка к рукописи. Великие Минеи Четьи митрополита Макария (Минея на сентябрь). Сер. ХVI в.
Шифр: Соф. 1317, л. 9

Ил. 45. Житие преп. Сергия Радонежского, составленное Пахомием Сербом Великие Минеи Четьи митрополита Макария (Минея на сентябрь). Сер. ХVI в.
Шифр: Соф. 1317, л. 373 об.

Ил. 47. Образец почерка помощника Димитрия Ростовского. Минеи четьи Димитрия Ростовского. Список кон. ХVII в.
Шифр: ОСРК. F.I.651

Ил. 48. Выписки из Жития преп. Сергия Радонежского, сделанные императрицей Екатериной II. 1793 г. Копия П. П. Пекарского с автографа Екатерины. Сер. ХIХ в.
Шифр: ф. 568. Пекарский, ед. хр. 466

Ил. 49. Помета скорописью: «Пролог Прилуцкого монастыря». Пролог. Кон. ХIV-нач. ХV в. Спасо-Прилуцкий монастырь.
Шифр: СПДА. А.I.264 (2), л. 2

Ил. 50. Заставка с изображением преп. Мартиниана Белозерского. Житие преп. Мартиниана Белозерского. Нач. ХVIII в.
Шифр: Погод. 739.

Ил. 51. Миниатюра, изображающая преп. Кирилла Белозерского. Начало Службы преп. Кириллу Житие преп. Кирилла Белозерского и Служба ему. 1837 г.
Шифр: Кир.-Бел. 58/1297, л. 4 об.-5

Ил. 52. Вещи из ризницы Кирилло-Белозерского монастыря,
принадлежавшие преподобному Кириллу Белозерскому.

Шифр: ф. 796. Тюменев, ед. хр. 271, л. 43

Ил. 53. Кирилло-Белозерский монастырь. Церковь преп. Сергия в Ивановском монастыре.
Рисунок из альбома И. Ф. Тюменева «По Руси». Худ. А. П. Рябушкин. Акварель. Втор. пол. ХIХ в.
Шифр: ф. 796.Тюменев, ед. хр. 271, л. 33

Ил. 54. Первая келья преп. Кирилла Белозерского.
Рисунок из альбома И. Ф. Тюменева «По Руси». Худ. А. П. Рябушкин. Акварель. Втор. пол. ХIХ в.
Шифр: ф. 796.Тюменев, ед. хр. 271, л. 34

Ил. 55. Начало второго Послания митрополита Киприана игуменам Сергию Радонежскому и Федору Симоновскому. Кормчая. Нач. ХV в.
Шифр: F.II.119

На пути к совершенству святые проходили множество испытаний. Терпели голод, холод, нужду, утеснения. А доводилось ли им переживать состояние творческого кризиса? Неужели все творения святых отцов, которые теперь изданы во множестве томов, писались на одном дыхании?

Перенесёмся в самый конец 14 века. Москва восстанавливается из пепла после разорения ханом Тохтамышем. Многие храмы столицы расписывает великий византийский художник Феофан Грек. А помогать ему приходит самый известный на Руси писатель Епифаний, которого современники прозвали Премудрым. Забравшись высоко на леса, они ведут неспешную беседу, свободно переходя с русского языка на греческий. Говорят о граде Константинополе и далёких странах, о своих общих знакомых, но больше всего о творчестве.

Феофан Грек:

Сколько уж лет прошло, как преподобный игумен Сергий предал душу Богу. Не понимаю, Епифаний, почему ты, ученик его, который стольким обязан обители Святой Троицы, до сих пор не написал житие его?

Епифаний Премудрый:

Легко тебе говорить, отец Феофан. Ты не глядя на творения древних изографов, можешь по памяти любой образ написать. Ты у князя Владимира Серпуховского всю Москву как она есть написал на стене. А я, думая о множестве великих дел преподобного Сергия, становлюсь как бы безгласен. Недоумение и ужас охватывают меня. Как могу я, бедный, всё житие великого Сергия по порядку написать? Откуда лучше начать, чтобы по достоинству обо всех его подвигах рассказать? Может кто-то значительнее и разумнее меня напишет житие?

Феофан Грек:

А не боишься быть осуждённым, как тот ленивый раб из притчи Христовой, который свой талант в землю зарыл?

Епифаний Премудрый:

Боюсь оказаться и ленивым рабом и неплодной смоковницей. Как у смоковницы были одни листья, так и у меня только книжные одни листы, а плода добродетели нет. Преподобный Сергий без лени в подвигах пребывал, а я и своих подвигов не имею, и о его трудах написать ленюсь…

Епифаний Премудрый жил в сложное и интересное время. То была эпоха жестоких войн и смертоносных эпидемий. Старые империи рушились, новые зарождались. Но вместе с тревожными ожиданиями разворачивался настоящий подъём духовной жизни и культуры. Живший тогда же преподобный Андрей Рублёв являл собой вершину изобразительного искусства своего времени. Творения Епифания Премудрого – стали лучшим выражением той эпохи в литературе.

Более всего преподобный Епифаний известен житиями своих великих современников: святителя Стефана Великопермского и преподобного Сергия Радонежского. С обоими он был хорошо знаком.

Как и преподобный Сергий, Епифаний происходил из Ростовской земли. В молодости он ушёл в ростовский монастырь во имя Григория Богослова, называемый Затвор. Ростовский затвор представлял собою уникальный для Руси прообраз университета. Там была обширная библиотека со славянскими и греческими книгами, велась работа по переписыванию книг и составлению летописей. Епифаний оказался одним из самых способных жителей Затвора. Он не только много раз перечитал все славянские книги в библиотеке, но и выучил греческий язык.

В Затворе Епифаний познакомился с другим искателем просвещения. Был им Стефан – уроженец далёкого северного города Великого Устюга. Оба инока проводили в библиотеке всё свободное время, обсуждали прочитанные книги, часто спорили между собой. Епифаний мечтал отправиться на юг к древним центрам христианского мира. Увидеть Святую Софию в Царьграде, побывать на Святой горе Афон и в Иерусалиме. Стефан мечтал уйти на север. Там за его родными местами начиналась Пермь Великая – страна народа коми, который еще не знал Христа. Обучившись в Затворе, он думал послужить Богу проповедью Евангелия среди язычников.

В 1379 году желание Стефана исполнилось он начал проповедовать в Перми Великой. Епифаний в это время ищет духовного наставника и строгой монашеской жизни. Тогда-то ему и повстречался смиренный игумен монастыря Святой Троицы по имени Сергий.

Известный по всему православному миру монастырь еще не был похож на ту Троице-Сергиеву Лавру, которую знаем мы. Состоящий из одних деревянных построек, он располагался на вырубленном островке посреди дремучего леса, и кроны деревьев шумели над келиями подвижников. Под руководством преподобного Сергия Епифаний прошёл школу высокой монашеской жизни, увенчав свою учёность христианскими добродетелями.

В 1392 году игумен Земли русской скончался. Мысль о том, что нужно запечатлеть образ святого в Житии, пока живы свидетели его подвига, сразу же пришла к Епифанию. Уже через год он начинает собирать материалы и делает первые записи, но дело не идёт. А вдруг не хватит мастерства и Житие не отразит всего масштаба личности преподобного?

Год за годом работа над житием Сергия Радонежского откладывается. Епифаний, по-видимому, исполняет свою давнюю мечту и совершает путешествие в Константинополь, на Афон, и в Иерусалим. Затем работает в Москве при дворе святителя митрополита Киприана. В 1396 году, когда в столице умирает его давний друг Стефан, Епифания нет рядом. Эта весть потрясает его до глубины души, и вскоре он описывает его жизнь.

«Слово о житии и учении» святителя Стефана Великопермского настолько же уникальный памятник литературы, насколько уникальна жизнь выдающегося древнерусского миссионера. Стефан отправился в северную страну, простиравшуюся от Великого Устюга до Урала. Обратил множество язычников ко Христу. Создал для своей паствы алфавит. Перевёл богослужение и Священное Писание. Состязался с языческими жрецами.

Рассказывая историю своего великого друга, Епифаний Премудрый сравнивает Стефана с равноапостольным Кириллом просветителем славян. Он даёт пространный экскурс в историю возникновения различных алфавитов: еврейского, греческого, славянского и этим подчёркивает значение дела святого Стефана. В уста главного оппонента Стефана волхва Пама, он вкладывает речь о том, как предки современных коми гордились богатством своей земли и умением жить в суровых условиях. Теперь Пермь Великая входит в семью христианских народов, как некогда вошла Русь. В руках Епифания Премудрого, события произошедшие в лесном севером краю, становятся частью всемирной истории.

Прошло больше четверти века со дня преставления преподобного Сергия, когда Епифаний Премудрый понял, что никто так и не написал его жития. Никто не сделал того, что собирался сделать он сам. Опасаясь не успеть и всем сердцем попросив помощи у своего почившего духовного отца, старец-книжник берётся за главный труд своей жизни. Вскоре после его завершения он сам мирно предаёт свой дух Господу.

Всё главное, что мы знаем о жизни Сергия Радонежского, известно нам из жития, написанного Епифанием Премудрым. Праведность родителей Сергия – Кирилла и Марии, которые до наших дней служат образцом христианского супружества. История о том, как детстве будущему преподобному явился ангел, вдохновившая художника Нестерова на создание великой картины. Жизнь преподобного Сергия в лесной чаще и борьба с искушениями. Благословение князя Дмитрия Ивановича на битву с Мамаем, ставшее важным фактом национальной истории.

У понятия «талант» есть два значения. Евангельское значение указывает на спасение души, а обыденное на достижение совершенства в каком-либо деле. Побеждая творческую немощь молитвой и трудом, преподобный Епифаний Премудрый реализовал свой талант во всех смыслах. Вместе с Сергием и Стефаном, автор их Житий прославлен во святых.

Житие Епифания. Легенды о Никоне

Среди писателей-старообрядцев первого поколения обращает на себя внимание своим незаурядным талантом инок Епифаний - один из трех «соузников» протопопа Аввакума в пустозерской ссылке.

«Родился я в деревне, - рассказывает Епифаний в своей автобиографии, - и как скончался отец мой и мати моя, и аз грешный иде во град некий зело велии и многолюден». Семь лет прожив в этом «граде», Епифаний в 1644 г. принял монашество в Соловецком монастыре. В 1656 г., когда «воздвижеся гонение на православную христианскую веру», Епифаний ушел на реку Суну, где жил тогда инок Кирилл, основатель сунарецкой «пустыни». Здесь Епифаний, «поучая» и «попов с причетники» и «всех людей», вскоре приобрел славу «учителя». От Кирилла Епифаний перешел к Корнилию, знаменитому впоследствии во всем Поморье расколоучителю, и прожил с ним два года, сначала на реке Водле, а потом на Кятк-озере.

В 1666 г. Епифаний явился в Москву для обличения царя и обращения его «ко истинней вере Христове святой старой». 17 июля 1667 г. он был представлен на суд патриархов, подвергнут казни - ему подрезали язык - и вместе с Аввакумом и попом Лазарем отправлен в Пустозерск в ссылку. Здесь - в 1670 г. ему снова подрезали язык и отрубили четыре пальца на правой руке. 14 апреля 1682 г. он вместе с Аввакумом, Лазарем и диаконом Феодором был сожжен на костре.

В историю старообрядческой литературы XVII в. инок Епифаний вошел как автор собственного «Жития», написанного им незадолго до смерти, в пустозерской ссылке (вероятно, в 1675 или 1676 г.), по «повелению» Аввакума, который настаивал на том, чтобы Епифаний в назидание всем «чтущим и послушающим» непременно рассказал о себе «хотя немношко».

«Житие» Епифания - оно писалось в два приема - состоит из двух частей: в первой части автор рассказывает о своей жизни на севере, в «пустыне» на реке Суне; во второй - преимущественно о своей пустозерской ссылке и о всем том, что он там пережил, «страдая» за «правую» веру.

Написанное, несомненно, в подражание «Житию» Аввакума, «Житие» Епифания в одном отношении, однако, существенно отличается от своего образца. Епифаний редко и неохотно излагает внешнюю, фактическую сторону своей биографии; он ее и помнит плохо и явно не дорожит ею, - в отличие от Аввакума, который и любил и умел подробно рассказывать разные события из своей жизни и прекрасно помнил их. В центре внимания Епифания его внутренний душевный мир, его настроения, сомнения, страхи, радости и печали. Повышенный интерес к своему внутреннему я, стремление описывать не столько факты, сколько свои переживания, вызванные этими фактами, склонность к самоанализу - своеобразная особенность «Жития» Епифания, придающая ему характер скорее лирической исповеди, чем автобиографии.

«Житие» свое Епифаний писал обрубками пальцев, в «темнице», в земляном срубе, «исполу-мертв, жив, погребен землею, яко во гробе», ожидая исхода души своей «с часу на час». Это сказалось на его «Житии». В нем немало места уделено подробному описанию разных «сонных видений», таинственных гласов, чудес. В объективной реальности этих своих галлюцинаций, рожденных его болезненно возбужденным воображением, Епифаний не сомневался; усматривая в них знак особого благоволения божьего к себе, он, как свидетельствует об этом Аввакум в своем «Житии», рассказывал о них и устно своим пустозерским «соузникам». Многое, о чем повествует Епифаний, производит впечатление какого-то сна наяву; реальная действительность так тесно сплетается у него с иллюзорной, что подчас трудно различить границу между ними. Дело в том, что Епифаний - это другая характерная особенность его стиля или психологического склада - свои бредовые галлюцинации облекает обычно в такие натуралистически-конкретные формы описания, что фантастическое в его изображении приобретает все черты объективно реального факта.

Первую часть своего «Жития» Епифаний почти целиком посвятил рассказу о своей борьбе с бесами в сунарецкой «пустыне». В изображении Епифания бесы - типичные запечные «шишиги» народных сказок. Не успел Епифаний поселиться в келье, которую он сам себе построил в дремучем лесу, как в ней поселились и бесы. Хитрые и «пронырливые», они всеми доступными им средствами старались досадить Епифанию, учинить ему какую-нибудь пакость. Два раза они поджигали у него келью, однажды чуть не удавили, согнув так, что он не смог даже пошевелиться. К счастью,

у Епифания всегда находился под рукой «образ вольяшной (литой) медяной пречистыя богородицы», который ему подарили в Соловецком монастыре, когда он собирался итти на Суну. Образ этот несколько сдерживал бесов. Зная, что у Епифания в келье на стенке всегда висит этот образ, они совсем его погубить не решались, но зато в течение долгого времени то испугают ночью, с шумом вскочив в келью, то спать помешают, сдавив «крепко и туго», то примутся, играя, качать его «яко младенца»; однажды они надолго отравили ему существование и довели даже до слез: населили келью муравьями, которые пребольно, по бесовскому наущению стали кусать ему «тайные уды», - «а иново ничего не едят, ни рук, ни ног, ни иново чево, токмо тайныя уды»; долго мучился Епифаний с муравьями, и варом их варил, и келью землею осыпал, и «сошницею» носил их на речку топить, - ничего не помогало, до тех пор пока в это дело не вмешалась богородица и не избавила его от страданий. С народными сказами о разных «шишигах» первая часть «Жития» Епифания сближается не только своими представлениями о бесах, но и натуралистически-конкретной формой описания всех столкновений с ними. Замечателен в этом отношении тот эпизод первой части «Жития» Епифания, где он рассказывает, как удалось ему однажды жестоко наказать бесов за все их проделки. Лег Епифаний как-то отдохнуть «после правила» и вдруг видит: вошли к нему в келью два беса, - «один наг, а другой в кафтане», - взяли доску, на которой он лежал, и принялись ее раскачивать. Рассердился Епифаний, встал, схватил беса нагого «поперек» так, что он даже перегнулся весь, и стал бить его о лавку, о «коничек», призывая на помощь богородицу. «А другой бес прямо дверей стоит в велице ужасе и хощет вон бежати ис келии, да не может, нозе бо его прилепишася к мосту келейному, и мучится, тянет нозе свои, от земли оторвати хощет, да не может, и сего ради бежати нелзе ему». Бил Епифаний беса, бил и не заметил, как он из рук его вывернулся и исчез; «зело устал, биюще беса, - рассказывает Епифаний, - а руце мои от мясища бесовского мокры».

Первая часть «Жития» Епифания писалась по воспоминаниям, которые уже успели перепутаться в памяти автора с реминисценциями из народных сказок, а может быть и книг, когда-то прочитанных им. Часть вторая «Жития» была написана под неостывшим еще впечатлением от казней, по свежим следам событий; в ней меньше вымысла, больше правды. Заметно отличается вторая часть «Жития» от первой и формой изложения: рассказ ведется в более сдержанных тонах, без отступлений в сторону, без той словоохотливости, которая порою оказывается в первой части и придает ей сказочно эпическую медлительность. Начиная с повествования о событиях из сунарецкого прошлого Епифания, вторая часть к концу перерастает в исповедь, в монолог, полный скорбной лирики: автор говорит о своем «страдании темничном», тоске, сомнениях; сетует, жалуется на судьбу, порою даже ропщет на бога... Центральное место во второй части «Жития» Епифания занимает рассказ о пустозерской казни 1670 г. и о всем том, что пришлось Епифанию пережить после того, как снова ему, по государеву указу, резали язык и отрубали пальцы на правой руке. Рассказ этот, полный драматизма и большой искренности, во многих отношениях типичен для Епифания как писателя. В нем с особенной наглядностью сказываются характерные черты его своеобразного стиля, лиризм, натуралистическая конкретность описаний в сочетании с безудержной фантастикой разных «сонных видений» и чудес.

Когда совершилась казнь, всех осужденных привели назад в темницу; Епифаний упал здесь на землю, весь в поту, и стал просить у бога смерти.

Но не услышал его бог. «И аз востав со земли и на лавку лег ниц, - вспоминает Епифаний, - и руку мою сеченую повесил на землю, помышляя в себе сице: «пускай кровь-та выдет из мене вся, так я и умру». И много крови вышло и в темнице стало мокро, и стражи сена на кровь наслали, и пять дней точил кровь ис тела моего, да бы ми от того смерть пришла. А точа кровь, вопел много ко господу на высоту небесную, глаголя: «Господи, господи, возми душу мою от мене, не могу терпети болезней горких, помилуй мене бедного и грешного раба твоего, возми душу мою от тела моего». И вижу, что не дает ми бог смерти... Ох, ох, горе, горе дней тех! Аз же грешный, в темнице един валялся по земли на брюхе, и на спине, и на боках, и всяко превращался от великия болезни, и от горкия тоски, всяко вопел ко господу, да возмет душу мою, тако же и богородице, и всем святым молихся, да помолятся о мне ко господу, дабы взял душу мою от мене господь». Долго так тосковал Епифаний, валяясь на земле и прося у бога смерти, вполз потом на лавку и лег на спине, а руку сеченую положил на сердце. Вдруг слышит: осязает руку его больную богородица своими руками, точно играет ею, и показалось Епифанию, что она к руке его и пальцы отрубленные приложила, и перестала рука болеть и отлегла от сердца тоска. Хотел Епифаний удержать руку богородицы, но не смог: богородица не позволила. Стал было тогда Епифаний псалмы и молитвы читать, но вспомнил, что нет у него языка и опечалился. «Господи, свет мой, куды язык мой ты дел? - вскричал Епифаний со слезами, зря на крест и образ Христов. Ныне сердце мое не веселится, но плачет, и язык мой не радуется, и нету его во устах моих». И стал Епифаний просить бога, чтобы вернул он ему язык. И услышал бог молитву Епифания. Очутился он вдруг среди поля, большого и светлого, и нет этому полю конца; «и вижу, - рассказывает Епифаний, - о левую страну мене на воздухе лежат два мои языка - московский и пустозерский, мало повыше мене; московский не само красен, но бледноват, а пустозерский зело краснешенек. Аз же грешный простер руку мою левую и взем рукою моею со воздуха пустозерский мой красный язык, и положил его на правую мою руку, и зрю на него прилежно: он же на руке моей ворошится живешенек; аз же дивяся много красоте его и живости его, и начах его обеими руками моими превращати, чюдяся ему, и исправя его в руках моих - резаным местом к резаному же месту, к кореню язычному, идеже преже бе, и положил его руками во уста мои». Только положил Епифаний язык в уста, как он прильнул к корню, стал расти и скоро дошел до зубов, полный и большой, «потребный на всякую службу»: и к еде и к молитве, и к чтению книг. Возвеселился Епифаний и восхвалил бога.

Все эти чудеса, однако, не спасли Епифания, по его собственному признанию, от малодушия и сомнений. Сидел он однажды в темнице своей и напала на него «печаль велика» и возмутила мысли. И начал он говорить сам себе: «Что се творится надо мною бедным? Монастырь оставил, в пустыне не жил, ...пошел к Москве, хотел царя отвратити от погибели его, злые ереси никониянские хотел от него отлучить и спасти его, - а ныне царь пуще и старово погибает, христиан зле всяко мучит за истинную святую старую христову веру, - а я ныне в темнице, яко во гробе, сижу, жив землею погребен, всякую нужду терплю темничную; дым горкой глотаю, глаза дымом и копотию, и всякою грязию выело, а клопы жива хотят съесть и червям не хотят оставить. А не ведаю, есть ли то на ползу и спасение бедной и грешной души моей, и приятно ли то, и угодно ли то богу, свету нашему, сия вся моя страдания...» Долго Епифаний размышлял о том, потребен ли богу «путь» его; наконец, устал и прилег на землю,

«на рогозину». И видит: тюремное оконце его раздвинулось и засиял в нем свет великий; потом свет этот стал сгущаться и превратился в лицо человеческое - «очи, и нос, и брада, подобно образу нерукотворному Спасову», и услышал Епифаний голос: «Твой сей путь, не скорби». И образ снова рассеялся в свет и стал невидим. Открыл Епифаний глаза, приподнялся, посмотрел на оконце темничное, - а оконце стоит по-старому. «И тот образ гласом своим отгнал от мене тму малодушия, - вспоминает Епифаний, - от того времени стал терпети с радостию всякую нужу темничную, благодаря бога, чая и ожидая будущия грядущия радости, обещанные богом терпящим его ради всякую скорбь и болезнь в веце сем».

Язык «Жития» Епифания не вполне однороден: охотно прибегая к просторечию в описательных частях своего рассказа, Епифаний в тех случаях, когда он от описания переходил к лирике своих интимных переживаний, - предпочитал язык славянский; все «высокое» в понимании Епифания нуждалось видимо, и в соответствующем словесном оформлении.

Не отрицая зависимости «Жития» Епифания в формальном отношении от «Жития» Аввакума, необходимо все же подчеркнуть, что Епифаний сумел внести в русскую литературу XVII в. и нечто свое, новое. Новым был интерес к миру своих интимных переживаний, новой была попытка разобраться в своих побуждениях и настроениях, нередко противоречивых, проникнуть во «вся внутреняя своя».

Не один из вопросов так не волновал в конце XVII в. и в первой четверти XVIII в. старообрядческий мир, как вопрос об антихристе. Вопрос этот не раз обсуждался и на старообрядческих «соборах» и в раскольничьей литературе. В том, что наступил конец мира и близок час пришествия «сына погибели» - антихриста, - старообрядцы не сомневались. Спорили лишь о том, когда и где явится антихрист, явился он уже или не явился, а если явился - то кто он. Самый факт возникновения подобного рода споров в старообрядческой среде свидетельствует о том, что она в борьбе своей с господствующей церковью пыталась использовать то же оружие, какое так успешно применяли против папства в XVI в. немецкие протестанты, в XVI-XVII вв. - украинские и белорусские «братства».

Здесь имела место и известная преемственность идей: в основу старообрядческой доктрины об антихристе легла так называемая «Кириллова книга», изданная в 1644 г. в Москве. «Кириллова книга» в основной своей части - буквальный перевод на славяно-русский язык трактата украинского полемиста Стефана Зизания - «Казане святого Кирилла патриарха Иерусалимского о антихристе и знаках его», - изданного в Вильне в 1596 г.

Мысль о скором конце мира и пришествии антихриста не могла не встретить самого сочувственного отклика в старообрядческой среде: она не только полностью объясняла старообрядцам все происходящее, но и оправдывала авторитетом св. писания их неприятие действительности, борьбу с господствующей церковью, с никонианами, «слугами» и «предтечами» антихриста. Вопрос о кончине мира и об антихристе в старообрядческой литературе был поставлен задолго до 13 мая 1667 г. - до окончательного оформления старообрядчества, как движения противостоящего господствующей церкви. Первой по времени попыткой подробного теоретического обоснования учения об антихристе, в применении к обстоятельствам

переживаемого момента, старообрядцы, были обязаны архимандриту Покровского в Москве монастыря Спиридону Потемкину. Это был человек с большими связями при дворе, родственник боярина Ф. М. Ртищева, образованный, знавший языки польский, латинский и греческий, строгий ревнитель «старины». Реформам патриарха Никона Спиридон Потемкин не сочувствовал. Осенью 1658 г. он составил обширную «Книгу» в девяти главах, почти целиком посвященную вопросу о «последнем времени» и пришествии антихриста. «Книга» эта пользовалась большим уважением среди старообрядцев, как одно из наиболее полных и обстоятельных «изложений» интересовавшего их вопроса об антихристе. В основу своих рассуждений об антихристе Спиридон положил толкование апокалиптических чисел 1000 и 666 «Кирилловой книги» и подобных ей сочинений; по этому толкованию человечеству, после воскресения Христова, суждено пережить три великих «отступления» от веры; третье «отступление» будет последним, вслед за ним явится антихрист и наступит кончина мира. Есть признаки, по мнению Потемкина, что последнее «отступление» произойдет в царстве Московском, ибо и здесь уже пошатнулась истинная вера, книги святые искажаются, «предтечи» антихриста устилают «путь гладок» «сыну погибели». Когда именно и где явится антихрист - неизвестно, видимо скоро. Мнение об антихристе Спиридона Потемкина целиком разделял и протопоп Аввакум. «Плакати нам подобает в настоящее время - писал Аввакум в предисловии к «Книге» своих «бесед» - Увы, увы мне!.. Антихрист прииде ко вратам двора, и народилось выблядков его полна поднебесная». В том, что антихрист скоро явится, Аввакум не сомневался. Он даже видел однажды антихриста во сне, о чем и счел нужным рассказать своим читателям в восьмой «беседе»: «Я братия мои, видал антихриста тово, собаку бешаную, право видал, да и сказать не знаю как. Некогда мне печалну бывшу и помышляющу, как приидет антихрист, враг последней к моим образом, да сидя, молитвы говоря, и забылся, понеже не могу стоять на ногах, сидя молюся окаянный. А се на поле на чистом много множество людей вижу. И подле меня некто стоит. Я ему говорю: чего людей много в собрании? Он же отвеща: антихрист грядет, стой, не ужасайся. Я подперся посохом двоерогим своим, протопоповским, стал бодро, ано ведут ко мне два в ризах белых нагова человека, плоть-та у него вся смрад и зело дурна, огнем дышит, изо рта, из ноздрей и из ушей пламя смрадное исходит. За ним царь наш последует и власти со множеством народа. Егда ко мне привели его, я на него закричал и посохом хощу его бить, он же мне отвещал: Что ты, протопоп, на меня кричишь? Я нехотящих не могу обладать; но волею последующих ми, сих во области держу. Да изговоря, пал предо мною, поклонился на землю. Я плюнул на него, да и очутился, а сам вздрогнул и поклонился господеви. Дурно сильно мне стало, ужасно, - да нечего на то глядеть. Знаю я по писанию о Христе и без показания, скоро ему быть».

Несколько иную позицию в вопросе об антихристе занял московский расколоучитель инок Авраамий, автор ряда посланий «верным» и обширного компилятивного трактата - «Христианоопасный щит веры». В отличие от Спиридона Потемкина и своих пустозерских собратьев, Авраамий держался того мнения, что антихрист явится не в Иерусалиме, а в России, ибо где открылось последнее «отступление», там подобает явиться и антихристу. Авраамий высказал предположение, что антихрист, возможно, явится в образе патриарха Никона. Окончательно это выяснится только за три с половиною года до кончины мира, кончину же мира Авраамий

уверенно относил к 1691 г. Патриарх Никон «зело подобится антихристу» по ряду признаков, которые Авраамий подробно перечисляет.

Писания об антихристе старших расколоучителей вызвали в широких кругах старообрядцев оживленный обмен мнениями и послужили основой нескольких легенд о патриархе Никоне - антихристе или его предтече. Эти легенды возникали уже в конце XVII в., расцвечивая фантастики реальную биографию главного врага «ревнителей старой веры». В первой четверти XVIII в. весь легендарный материал был объединен в старообрядческой «повести о рождении и воспитании и о житии и кончине Никона, бывшего патриарха московского и всея России», которая должна была опровергнуть «житие святейшего патриарха Никона», написанное его «клириком» Иваном Шушериным.

Считая Никона то самим антихристом, то лишь его «предтечей», старообрядцы пытались опорочить самое его рождение. «Сказание о Никоне патриарсе» уверяло, что отец у Никона был черемисин, а мать - русалка («Минка да Манька», как повторял и Аввакум). До монашества Никон, по словам этой легенды, был «осторожелчив, яростив и злопамятлив... жену имяше пиянчиву и оплазливу». Татарин-волхв, «волхвуя же скверною своею бесовскою книгою и палицею», предсказал Никону-Никите: «ты будеши государь великий». Соловецкие монахи распространили легенду о том, что игумену Елизару было следующее видение: когда Никон в церкви «нача чести святое евангелие... около выи его обвился змий великий черный, пестр и по плещама лежащ». Напуганный игумен «восплакася горко... и глагола к братии вслух всем: О братие, аще бы кто сего старца убил, аз бы, грешный, умолил бога за него».

В «Повести душеполезной о житии преп. отца нашего Корнилия» передавалась легенда о видении старцу Чудова монастыря: «Змий велик пестрый и страшен зело обогнувся около царских палат, главу и хобот имеющь в палатах царских и шепчющь во ухо царево». Старцы узнали, что в ту ночь, когда было это видение, «беседова царь с Никоном». Так легенда изображала влияние Никона на царя, быть может не без воздействия «Сказания о Вавилонском царстве» (Вавилон окружен огромным змием, не пропускающим никого за стены города).

Ссылаясь на «соловецких старцев», повесть о Димитрии рассказывала о том, как земляк Никона, привезя в Москву осетра в подарок царю, остановился у патриарха и был свидетелем его дружеской встречи с бесами. Посмотрев из своей «полаты» «скважнею в двери», Димитрий увидел «окаянного Никона в большей полате от множества бесов почитаема и любезно лобызаема, и на престоле посаждаема и яко царя величаема». Бесы упрекали Никона, зачем он пустил к себе Димитрия, который «видить вся наша действа», и убеждали патриарха: «удави его». Димитрий притворился спящим, когда вошел к нему Никон, а тот «нача иглою копать пяты ног спящего», чтобы убедиться, спит ли он. В палате Никона Димитрий видел башмаки, в стельках которых были вложены образ богородицы и крест - патриарх попирал их ногами. Эту последнюю легенду повторяли многие повести о Никоне и в XVIII в.

«Повесть о ерархе нашем Никоне» передает, будто бы со слов самого Никона, о его пребывании в аду, где он советовался «со отцем и со князи его», как лучше подготовить царство антихриста. Написанная с

полным убеждением в том, что Никон - «предтеча» антихриста, эта повесть, возможно, принадлежит соловецким инокам, после взятия Соловецкого монастыря сосланным в Пустозерск. Литературный прототип этой повести, по мнению исследователя (В. Н. Перетц), - «Слово Евсения Самосатского о сошествии во ад Иоанна Предтечи», переработавшее апокрифическое Никодимово евангелие; в отдельных эпизодах есть сходство и со «словом о чародее Месите».

Легенды о Никоне продолжали слагаться и тогда, когда после низложения он сам оказался в заточении. Попрежнему рассказывали, что Никон общается с диаволом, вызывая его заклинаниями. Монах Иона, живший с бывшим патриархом в ссылке, «письменно показа» о встречах Никона с диаволом; было наряжено следствие, и после того, как «ясно показася во всех истина», Никон был переведен из Ферапонтова монастыря в Кирилло-Белозерский. Небылицы о поведении Никона продолжали слагаться и здесь, но они уже не касались его отношений к диаволу. Сохранился рассказ о том, как Никон пытался будто бы исцелить слепую «боярыню».

Часть 1

Послушания ради Христова и твоего ради повеления и святаго ради твоего благословения, отче святый, и прошения ради раба тово Христова не отрекуся сказати вам о Христе Исусе. Но не позазрите скудоумию моему и простоте моей, понеже грамотики и философии не учился, и не желаю сего, и не ищу; но сего ищу, како бы ми Христа милостива сотворити себе и людем и Богородицу и святых его А что скажу вам просто, и вы, Бога ради, собой исъправте со Христом, а мене, грешнаго, простите и благословите, и помолитеся о мне ко Христу и Богородице и святым его. Аминь.

Родился я в деревне. И как скончалися отец мой и мати моя, и аз, грешный, идох1 во град некий, зело велик и многолюден, а град благочестивой, христианской, и пребых в нем седм лет.

И прииде ми помысл възыскати пути спасения, и идох ко всемилостивому Спасу во святую обитель Соловецкую, ко преподобным отцем Зосиме и Савватию. И тако ми благодать Христова поспешила: отцы святии приняли мя с радостию, а иным отказали. И сподобил мя Христос и Богородица и святии его быти у них в послушании седмь лет, не зазорно пред Богом и не укорно пред человеки; вси мя за послушание любиша. И по сем святый отец наш архимарит Илья и прочии отцы возложили на мя святый иноческий образ. И в том иноческом образе сподобил мя Бог быти у них в послушании пять лет; и всего двенадцать лет был у них.

И как грех ради наших попустил Бог на престол патриаршеский наскочити Никону, предотече антихристову, он же, окаянный, вскоре посадил на Печатной двор врага Божия Арсения, жидовина и грека, еретика бывшаго у нас в Соловецком монастыре в заточении. И той Арсен, жидовин и грек, быв у нас в Соловках, сам про себя сказал отцу своему духовному Мартирию священноиноку, что он в трех землях был, и трою2 отрекался Христа, ища мудрости бесовския от врагов Божиих. И с сим Арсением, отметником и со врагом Христовым, Никон, враг же Христов, начаша они, враги Божии, в печатныя книги сеяти плевелы еретическия, проклятыя, и с теми злыми плевелами те книги новыя начаша посылати во всю Рускую землю на плач и на рыдание церквам Божиим, и на погибель душам человеческим.

Тогда у нас в Соловецком монастыре святии отцы и братия начаша тужити и плакати горько и глаголати сице: "Братия, братия! Увы, увы! Горе, горе! Пала вера Христова, якоже и в прочих землях, в земли Руской - Христова, двема врагами Христовыми, Никоном и Арсеном". Паче же всех прежереченный Мартирий священноинок обливашеся горкими слезами, возвещая трикратное отречение Арсениево от Христа, Бога нашего, оберегая детей своих духовных и прочию братию от Арсения, отступника и еретика.

Тогда и аз, многогрешный, со святыми отцы тужа и плача, пребыл с ними время некое. И от тоя тоски и печали, по совету и по благословению старца келейнаго и отца духовнаго, взем3 книги и иная нужная потребная пустынная, и благословил мене старец образом пречистыя Богородицы со младенцем Исус Христом, - медяным, вольяшным4, и изыдох от святаго монастыря, милости у Христа просити себе и людем, в дальнюю пустыню на Суну-реку, на Виданьской остров: от Соловков четыреста верст, а от великаго озера Онега - 12 верст.

И тамо обретох старца, именем Кирила, чюдна и славна житием, пребывающа в молитвах, и во псалмех, и в посте, и милостыню творяше велику сиротам и вдовицам. Держаше бо той старец у себе в пустыне толчею и мелницу на нужную потребу себе, а иное все отдаваше требующим Христа ради. И той мя старец принял к себе в пустыню с великою радостию и удержа мя у себе Христа ради.

И бе со старцем в келии живяше бес зело лют, много бо старцу пакости творяше во сне и на яве. Негогда бо той старец Кирило изыде ис тоя пустыни во Александров монастырь духовныя ради потребы ко отцем духовным и приказал свою пустыню назирати отцу своему родному Ипатию и зятю своему Ивану, в деревне живущим, 12 верст от его пустыни. "А в келию мою, - рече, - не ходите", - оберегая их старец от беса, сице рек.

Зять же его Иван соблудил со женою своею и, не обмывся, взем соседа своего, именем Ивана же, о сем сказа нам жена его последи, и идяше пустыни дозрети. И не послушаша старцева наказания, внидоша в келию его и возлегоша спать. Бес же Ивана поганаго до смерти удавил, и власы долъгия кудрявыя со главы содрал, и надул его, яко бочку великую, а другаго Ивана вынес ис кельи в сени и выломил ему руку.

И той Иван живой спал в кельи в сенех день да нощь. И как наполняшеся сутки, он же пробудилъся, яко пьян, и, рукою своею не владея, приполъзе ко Ивану удавленому, хотяше бо его разбудити, и узре его удавлена, отекша, надута, и ужасеся зело, едва ис келии исползе на брюхе и на коленах. И кое-как приползе во другую во странноприимную келью и тут полсуток со умом собирался. И по сем сволокся в карбас и пустился на низ по реке.

И принесе его вода в деревню ко Ипатию, тестю Ивана удавленаго. Он же взем людей, и иде в пустыню и в келью старцеву, и взяша зятя своего, и понесоша. И треснула кожа на Иване удавленом, бе бо надул его бес крепко и туго зело, и истече крови много в келье. Они же ужем5 связаша ему брюхо, и на древе несоша его в карбас, яко бочку, и везе на погост, и в яму в четыре доски положиша, тако и погребоша.

Сия ми вся поведа старец Кирило, и Иван безрукой, и Иван Лукин, которой тово удавленово носил и погребал.

И после того та келья стояше пуста, а старец Кирило в странноприимной келье живяше. И послаша мене старец в ту келью жити, идеже бес живет. Аз же, грешный, старцу рекох сице: "Отче святый, помози ми во святых своих молитвах, да не сотворит ми дьявол пакости!" И рече ми старец: "Иди, отче, Христос с тобою, и Богородица. и святии его, да и аз, грешный, в молитвах буду помогати тебе, елико Бог помощи подаст". И благослови мя в келию ити. Аз же со благословением старцевым идох в келию ту, идеже бес живет.

И нача сердце мое трепетатися во мне, кости и тело дрожати, и власы на главе моей востали, и нападе на мя ужас велик зело. Аз же, грешный, положил книги на налой, а образ вольяшной медяной пречистыя Богородицы со Исус Христом поставил в киоте, и благодаря Бога и Богордицу и святых его всех, и на помощь призывати их себе, да не дадут мя в поругание бесу. И много о сем докуки было всяко, простите мя Бога ради. Посем кадило нарядил, и покадил образы, и книги, и кулию, и сени, и поклоны, и иное правило по преданию старца келейнаго. И продолжися правило до полунощи и больше; сие было до Крещения Христова за два дни. И утомяся довольно, и возлег опочинути, и живоносным крестом Христовым оградил себя трижи, призывая Христа и Богородицу и святаго ангела-хранителя моего, да сохранит мя и оборонит от беса силою Христовою. И абие6 сведохся в сон и спах до заутрени мирно и тихо, ни страха ни духа бесовскаго не ощутил.

И благодатию Христовою, и образом вольяшным медяным пречистыя Богородицы изгнан бысть бес ис келии тоя. Посем и старец Кирило прииде ко мне в келию ту жити. И жил я в той келье у старца 40 недель - не видали мы беса ни во сне, ни на яве. А как я вольяшной медяной образ пречистыя Богородицы ис келии от старца Кирила вынес во свою пустыню и во свою келию, да и сам вышел от него, так бес и опять к нему в келию пришел жить с ним. Старец же Кирило, не бояся беса, жевет с бесом, терпит от него всякую обиду и пакости во сне и на яве. О сем мне сам Кирило последи сказал в духовне.

А живя у старца в келии, по его благословению, на том же острову, от его келии полверсты, строил себе келейцу малую, безмолъвия ради и уединения, о пяти стенках: меж углы - одна с локтем сажен, а другая - полсажени поперек, а вдоль - с первую; малая - книг ради и правила, белая, а другая - рукоделия ради и покоя. И егда совершил келейцу помощию Христовою, и покрыл, и стенки вытесал, и опечек зделал, и образ вольяшной медяной пречистыя Богородицы со Исус Христом внес и поставил на белой стенке, и помолился ему, свету Христу, и Богородице-свету, и рекох ко образу сице: "Ну, свет мой Христос и Богородица, храни образ свой и келейцу мою и твою!"

И поклоняся ему, и идох ко старцу в пустыню; и пребых у него два дни труда ради мелничнаго.

И на третей день идох во свою пустыню и узрех издалеча келейцу мою, яко главню стоящу. И вострепета во мне сердце мое, и потекоша от очей моих слезы на землю, и нападе на мя печаль великая, и не могох с того места никамо же двигнутися от горькия печали. И начах вопити к Богородице, зря на небо, и на келию, яко на главню, взирая, сице вопя: "О, пресвятая госпоже, владычице моя Богородице! Почто презрела еси бедное мое моление, и прошение отринула, и приказу моего не послушала, келейцы моея и своея не сохранила, но и образа своего не пощадила! Се ныне мне, бедному и грешному, где работати и славу воздати Христу, сыну твоему, свету нашему и Богу, и тебе, свету?! Где мне милости просити у Христа и у тебе и бремя греховное отрясати, яже от юности моея накопишася? Где быти безмолвию по преданию святых отец? Где рукоделию быти и от того питатися, по Христову словеси и святых отец? Где старца келейнаго преданное правило наполняти? И иная, подобная сим.

И вздохнув, на небо зря, милости прося у Христа и у Богородицы, и идох к келии огорелой.

А около келии приготовлено было на сенишка лесу много, то все пригорело. А у кельи кровля по потолок вся съгорела, и около кельи чисто все огнь полизал.

Аз же, грешный, воздохня от печали, внидох в келию огорелую.

О, чюдо неизреченное Христово и пречистыя Богородицы - в келии чисто и бело, все убережено, сохранено: огнь в келию не смел внити, а образ на стене стоит пречистыя Богородицы, - яко солнце сияя, показа ми ся! И обрати ми печаль в радость. И воздех руце мои на небо, хвалу и благодарение воздая Христу и Богородице. И падох предо образом на землю лицем, и помоляся поклонами и молитвами, да поможет ми Бог паки келейцу построити.

И помощию Христовою и пречистыя Богородицы у келейцы верьх нарубил и покрыл, и стены и углы огорелыя досками обил, и сенечки построил. А старец Кирило и печь склал каменную со глиною. И благодатию Христовою келия моя совсем стала готова. И по малех днех взем у старца Кирила благословение и идох во свою келию и во свою пустыню, милости просити у Христа и Богородицы и святых его себе и людем.

И по двух неделях начаша ко мне в келию беси приходити по нощем, устрашающе мя и давляше, не дающе ми опочинути. И того было не мало время. Аз же, грешный, много о сем моляхся Христу и Богородице, да избавит мя от бесов. Беси же таки, что день, то пуще устрашают мя и давят. Аз же прилежнее притекаю и молюся Христу и Богородице, да избавит мя от бесов. И некогда, после правила моего, с великою боязнию возлег опочинути, моляся прилежно Богородице, и абие сведохся в сон. И отворишася сенныя двери, а в келейце моей стало светло в полунощи. И паки келейныя двери отворишася, и внидоша в келию ко мне два беса; и поглядели на меня, и скоро въспять возвратилися, и келию мою затворили, и невесть камо ищезоша. Аз же помышляю, чесо ради беси не давили мене и не мучили. И смотрю по келейце моей туды и сюды, а в келии светло, а я лежу на левом боку. И возрех на правую руку - и правой руке на мышце моей лежит образ вольяшной медяной пречистыя Богородице. Аз же, грешный, левою рукою хотел его взять - ано и нету. А в келии стало и темно. А икона стоит на стене по-старому. А сердце мое наполнено великия радости и веселия Христова. Аз же прославих а сем Христа и Богородицу. И от того часа близ году не видал, ни слыхал бесов ни во сне, ни на яве.

И паки некогда после правила моего, мнит ми ся в полунощи или и дале, возлегшу ми опочинути от труда, и абие сведохся в сон тонок. И приидоша ко мне в келию два беса, один наг, а другой ф кавтане. И взем доску мою, на нейже почиваю, и начаша мене качати, яко младенца, и не дадяху ми опочинути, играюще бо. И много сего было у них. Аз же, осердяся на них, востал со одра моего скоро и взем беса нагово поперек посреде его, он же перегнулъся, яко мясище некое бесовское, и начах его бити о лавку, о коничек, и вопиюще сице к высоте небесней великим голосом: "Господи, помози ми! Пречистая Богородица, помози ми! Святый ангеле мой хратителю, помози ми!"

И мнит ми ся в то время, кабы потолок келейной открывается и прихожаше ми сила Божия оттуду на на беса, еже мучити его. А другой бес прямо дверей стоит в велице ужасе и хощет вон бежати ис келии, да не может, нозе бо его прилепишася к мосту келейному. И мучится, тянет нозе свои, от земли оторвати хощет, да не может, и сего ради бежати нельзе ему. Аз же велегласно вопию ко Господу, по выше реченному.

И сего было время немало. И не вем, как бес из рук моих ищезнул. Аз же возбнухся7, яко от сна, зело устал, биюще беса, - а руце мои от мясища бесовского мокры.

И после того больше году, мнит ми ся, не бывали беси.

И по сих в некое время, до Покрова за две недели, после правила моего, возлегшу ми по обычаю моему на месте моем обычном, на голой доске, а глава ко образу пречистыя Богородицы, от образа пяди три или две. И еще ми не уснувшу, отворишася двери сенныя скоро зело и пылъко, да и келейныя двери скоро-скоро зело отворишася. И вскочил ко мне в келию бес, яко лютой и здой разбойник, и ухватил мене, и согнул вдвое, и съжал мя крепко и туго зело: невозможно ми ни дышать, ни пищать, только смерть. И еле-еле на великую силу пропищал в тосках сице: "Николае, помози ми!" Так он мене и покинул, и не вем, куды делся.

Аз же, грешный, собрався со душею моею, и со слезами начах глаголати с великою печалию ко образу вольяшному пречистыя Богородицы сице: "О, пресвятая владычице моя Богородице! Почто мя презираеши и не обрежеши мене беднаго и грешнаго! Я веть на Христа-света и на тебя-света надеяся, мир оставил, и вся, яже в мире, и монастырь оставил, и идох в пустыню работати Христу и тебе, и всю мою надежу во всем возложил на Христа и на тебя. Видиши ли, владычице моя Богородице, вмале8 веть разбойник-от, злодей, меня не погубил, а ты не бережеши мене! Богородице, свет моя, не покинь мене, беднаго раба твоего, обороняй мене от злодеев тех!" И иная, подобная сим.

И от печали тоя великия наиде на мя сон. И вижу себя седяща посреде келейцы моей на скамейке, на нейже рукоделие мое временем делаю. А Богородица от образа прииде, яко чистая девица, и наклоняся лицем ко мне, а в руках у себя беса мучит, кой меня мучил. Аз же зрю на Богородицу и дивлюся, а сердце мое великия радости наполнено, что Богородица злодея моего мучит. И даде ми Богородица беса уже мертваго в мои руки. Аз же взем у Богородицы из рук беса мерътваго и начах его мучити в руках моих, глаголяще сице: "О, злодей мой, меня мучил, а и сам пропал!" И бросил его в окно на улицу. Он же и оживе и востал на ноги свои, яко пьян. И рече ми бес сице: "Уже я опять к тебе не буду: иду на Вытерьгу", бе бо Вытерга волость велика тамо есть. И аз рех ему: "Не ходи на Вытергу, иди тамо, где людей нету". Он же, яко сонной, побрел от кельи прочь. Аз же яко от сна убудихся и обретохся вместо печали в великой радости, и прославих Христа и Богородицу-света.

А живя я в пустыне, сподобил мя Бог питатися от рукоделия. А иное боголюбъцы приносили Христа ради, и я у них принимал, яко от руки Христовы, прося им милости у Христа и Богородицы и святых его. А что Христос пришлет и паче потребы моея рабы своими, и аз то паки отдавал требующим Христа ради. И о всех сих - слава Христу и Богородице и святым его всем во веки. Аминь.

А в пустыне жити без рукоделия невозможно, понеже находит уныние, и печаль, и тоска велика. Добро в пустыне - псалмы, молитва, рукоделие и чтение. Так о Христе Исусе зело красно и весело жити. О, пустыня моя прекрасная!

И во сто седмьдесят третьем году, после Велика дни вскоре, от труда рукодельнаго и правилнаго возлег на одре моем опочинути и абие сведохся в сон тонок. И скоро отсени ко дияволу и хощу его рукою моею живоносным крестом Христовым оградити, он же побежал от меня. Аз же, яко за разбойником, за бесом гонюся, и ухватил его поперек, и согнул его вдвое, и начах его о сенную стену бити, а сам воплю великим голосом к высоте небесной, глаголюще сице: "Господи, помози ми! Богородица, помози ми! Ангеле мой святый, помози ми!"

И мнит ми ся тогда на уме моем, кабы от высоты небесныя от Бога приходит ми помощь великая на беса, мучити его.

И того у мене труда было много над бесом. И не вем как, из рук моих выскочил и ушол. Аз же, грешный, яко от сна, вострепенул, зело устал, умучился, беса биюще. И скоро нападе на мя уныние и печаль велика, и бых яко изумлен до часа десятаго и больши того дни.

И после обеда от печали тоя великия возлег опочинути в келии. И абие бысть шум велик, и дым в келию мою вниде. Аз же востах скоро со одра и идох шума видети, и узрех: у келии моей огнь велик зело дышет, сьел у мене дров шесть сажен, да каръбас, да и иново лесу немало. А пламя вверьх дышет саженей на пять и хощет келию мою полизати скоро и сурово.

Аз же видех беду скорую, наносимую от злодея моего, от рабзойника, от беса, и кинулъся скоро-скоро к Богородице в келью. И воздех руки мои на высоту небесную и завопел великим голосом ко образу вольяшьному медяному пречистыя Богородицы, сице глаголюще: "О, пресвятая владычице моя Богородице! Помози ми, рабу твоему! Избави мя от напасти сея, наносимыя ми от злодея моего, от разбойника! Сохрани келейцу свою и мою от огня сего, якоже и преже сего сохранила еси!" И ударился о землю трою предо образом и изыдох ис келии.

О, чюдо преславное! О, диво великое! О, милость великая и скорая Христова и пречистыя Богородицы! Ветр бо стал дуть и отвратил пламя огненное от келии моей. И благодатию Христовою и пречистыя Богородицы заступлением пребысть келия моя сохранена от огня и ничим же не врежена. О всех сих слава Христу и Богородице!

Что же по сих? Не возможе бо диявол пакости сотворити ми, келии моей сожещи, он же, злодей, инако покусися: насадил бо ми в келию червей множество-много, глаголемых мравий; да не позазрите ми, отцы святии и братия, - всяка плоть не похвалится пред Богом, - и начаша у мене те черьви-мураши тайныя уды ясти зело горько и больно до слез. Аз же, многогрешный, варом9 их стал варить. Они же ми ядяху тайныя уды, а иново ничево не ядят - ни рук, ни ног, ни иново чево, ткомо тайныя уды. Аз же давить их стал руками и ногами. А они прокопаша стену келии моея, и идяху ко мне в келию, и ядяху ми тайныя уды. Аз же келию мою землею осыпал и затолок крепко и туго, а они, не вем како, и землю, и стену келейную прокопаша и ядяху ми тайныя уды. И гнездо себе зделали пот печью, и оттуду исхожаху ко мне и ядяху ми тайныя уды. И аз гнездо их кошницею10 носил в воду, а они больши тово наносят всяково порошья11 туды. И тово у меня было труда с ними много: что ни делаю, а они у меня кусают за тайныя уды. Много помышлял мешок шить на тайныя уды, да не шил, так мучился. А иное помышлял - келию переставить, да не дадяху бо ми ни обедать, ни рукоделия делати, ни правила правити. Многажды бо правило по книге на улице у креста большово говорил: где ни стану в келии, а они за тайныя уды кусают. Горько и больно!

И тоя напасти бесовския было больше трех месецов. И напоследи уже сел обедать, а тайныя уды крепко закутал, а они же, не вем как, достигъли и укусили. И слезы изо очей моих потекоша. Аз же востах ото обеда, - не до обеда стало, - и воздех руце мои, и возопил ко образу вольяшному пречистыя Богородицы, глаголюще сице: "О, пресвятая владычице моя Богородице! Избави мя от напасти сея бесовския!" И ударихъся трою о землю, и больше, со слезами. И от того часа перестали у меня мураши тайных удов кусати и ясти. Да и сами помалу-малу вси исчесзоша, и не весьть камо дешася. И о всех сих слава Христу и Богородице!

Простите мя, отцы святии и братия! Согрешил я: много веть я мурашей тех передавил, а иных огнем пережег, а иных варом переварил, а иных в землю закопал, а иных в воду множество-много кошницею переносил и перетпил в воде. Колико-то себе труда тово суетново сотворил, муки той принял бездельной12!

Хотел, было, окаянной, своею суетною немощною человеческою силою и промыслом келию себе очистити от проказы бесовския: давил, да огнем сожигал, да в воду носил, ано никако силою человеческою сего невозможно сотворити. А сего и на разум тогда не попало, что было воспети о сем ко Христу и Богородице и святым его. Видите ли, отцы святии и братия, колико немощна сила человеческая! И худаго и малаго червня, и ничтоже мнимаго, без благодати Духа Святаго невозможно одолети; не токмо зверя, или беса, или человека, но и худаго и ничтоже мнимаго всякаго дела без помощи Божии невозможно исправити.

По сем простите мя, отцы святии и братия, в слове, и в деле, и в помышлении и благословите и помолитеся о мне, грешнем, Христу и Богородице и святым его. А я, грешный, должен о вас молитися - о чтущих, и о слушающих, милость, и пречистыя Богородицы, и святых его всех, и на домех ваших, во веки веком. Аминь.

Часть 2

За слово и за свидетельство Исус Христово юзник темничной, многогрешный инок Епифаний, - возлюбленному моему о Христе Исусе чаду и брату, посетившему мя некогда в темнице, Афанасию. За милость и любовь Христову по плоти родившаго отца твоего, воистину милостиваго и боголюбиваго, мир ти, и отцу твоему христолюбивому, и всему благодатному дому вашему, и благословение, и милость, и благодать от Бога Отца и Господа Исуса Христа.

О имени Господни послан ти крест Христов кедровой, и ты, чадо мое любимое, приими его, Господа ради, с любовию Христовою, и почитай его честно, и покланяйся ему, яко самому Христу или яко образу Христову. Есть писано во Святом Писании, яко Христос - в кресте, а крест - во Христе. И ты, рабе Христов, почитай крест Христов, яко самого Христа, и покланяйся ему, яко самому Христу или яко образу Христову, с верою теплою сердечною, и проси у Христа Бога, егоже хощеши, по воли его святей, и даст ти милость и благословение зде и в будущем веце во веки. Аминь.

Да послано ти, чадо мое любимое о Христе Исусе, жития моего часть малая. Вото тебе и другая часть жития моего беднаго и грешнаго и страдания моего темничнаго, горькаго, Христа Исуса ради сладкаго. И ты, чадо мое любимое Афанасие, приими его с любовию Христовою Господа ради, и сложи его с прежнею частью жития моего вместо. И зри на него, яко на на мене, беднаго старца, и прочитай его с любовию Господнею. И аще что обрящеши на пользу души своей, и ты, чадо, о сем прослави Христа Бога, а мене, грешнаго, не забывай во святых своих молитвах, да милостив ми будет Господь Бог!

А аз, грешный, за милость и любовь Христову отца твоего, родившаго тя, и за твое ко мне темничное поещение прошу вам милости у Христа Бога, елико Господь ми помощи подавает. Да молю тя о Христе Исусе, чадо мое любимое: отца твоего, родившаго тя и воспитавшаго тя, во всем его слушай и почитай его с любовию Христовою; тако же и ты почтен будеши от своих чад, паче же почтен будеши от Бога в сем веце и в будущем во веки. Аминь.

По сем паки мир ти, чадо мое любимое, и отцу твоему, и братии твоей, и всему дому вашему, и благословение, и милость, и благодать от Бога, Отца нашего, Исуса Христа, и от мене, грешнаго старца, раба его. А аз ныне уже, чадо мое, сежу в темнице исполу мертв, жив погребен землею, яко во гробе, и ожидаю исходу души моей с часу на час.

Ну, чадо, сушай же жития моего грешнаго. Да молю тя о Христе Исусе: не позазри простоте моей, понеже аз грамотики и философии от юности моея не учился и не искал сего; и ныне не ищу того, но сего ищу, како бы ми Христа Исуса милостива сотворити себе и людем. И что обрящеши просто и неисъправлено, и ты собою исправь со Христом Исусом, а мене, грешнаго, прости и благослови, и помолися о мне Христу Богу и Богородице и святым его.

Чюдо о кресте Христа Бога и Спаса нашего. Мнит ми ся, чадо мое и брате мой любимый Афанасий, во 172 году. седящу бо ми в келии в пустыни моей Виданьской, приехал ко мне в пустыню зимой християнин на лошаде, а на дровнях у него брусье изготовлено на большей крест. И прииде к моей келейце с великим опасением и со страхом Божиим, мня мя, живуща в пустыни, яко чюдна и свята мужа. И приступя ко оконцу моему, сотвори молитву сице: "Господи Исусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя". Аз же рек: "Аминь". И рече ми християнин: "Отче святый и господине, прислан аз к тебе Богом и привез тебе хлеб да четверик ржи, и денег у мене возми, елико хощеши, а зделай мне, Бога ради, крест Христов". Аз же, грешный, рек ему сице: "Рабе Божий! Которым ты образом прислан ко мне, грешному, в пустыню и далече ли от моея пустыни живеши?" И рече ми християнин: "Зимою, господине, - 40 верст, а летом - и больши. За болотами живу и за порогами страшными, великими, непроходимыми от тебе. Имею у себе жену и чада, и деревню пашенную и по лесам хожу, звери ловлю всякия и птицы. И некогда бо, отче святый, ходящу ми по лесам по обычаю моему, ищущу ми зверей и птиц на лов мой, и уже много времени не токмо уловити, но и не видал ни оленя, ни лисицы, ни куницы, ни зайца, ни тетерева, и просто рещи, никакова животна; и нападе на мя печаль велика и уныние горькое, понеже, как и почал полесовати, не бывала такая на мене беда. И прииде ми на ум тогда, отче святый, сие.

Есть у нас близ нашея деревни остров зело красен и велик, и на том острове скоты наши ходят. И многия люди говорят, достойно-де на сем острове быти пустыне или монастырю и церкве, а хотя бы де ныне какой боголюбец крест Христов поставил, и то бы де зело добро. И се слово паде на сердце мое и запали огнем божественным душу мою и сердце мое, и всю утробу мою, и вся уды13 моя: да поставлю крест Христов на том острове на славу Христу Богу нашему и на поклонение православным християном. И возведох очи мои на небо, и прекрестил лице мое Христовым знамением, и рекох сице: "Господи Исусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго, дай ми лов днесь, какой ни буди, и аз ти, грешный, на сем острове, имярек, поставлю крест на славу тебе, свету, и на поклонение православным христианом".

И егда дал обещание Богу, зря на небо, и как сведох очи мои с небес на землю, и начах очима моима обзирати около себе сюду и сюду, зря лова какова любо ми, посланнаго от Бога. О, скораго услышания Христа Бога, света нашего! О, дивное милосердие Христово! О, чюдо несказанное, егоже ни отцы, ни деды наши ни слыхали, ни видали! Вижу скоро издалеча борана великаго и скоро идох к нему, славя Бога; боран же мил ми ся дея. Аз же, грешный, взем борана в деревню мою с радостию великою, дивяся скорому услышанию Христову и милости Спасове. И поведах сие чюдо Божие великое жене моей, и чадом моим, и всем соседям моим. И вси прославиша Бога о сем чюдеси".

И паки рече ми християнин: "Не дивно бы ми было, отче святый, аще бы ми послал Бог оленя, или соболя, или лисицу драгую, или ин зверь, то бо их дом и жилище. Бе бо лесу на все страны по сту верст есть, и больше, туто живут все звери и птицы, а жилищь человеческих ни деревень ни слуху нету. Да прости мя, грешнаго, отче святый, согрешил я, окаянный! Помалу-малу, день от дне, неделя от недели, месяц от месяца и уже конечне14 отложил обещание мое о кресте ко Христу, Богу нашему. И по се время, господине, уже лва годы минуло обещанию моему.

И ныне, отче, во един от дней от труда деревеньскаго внидох в хижу мою и возлег опочинути, и скоро отворишася двери избы моея, и вниде ко мне в ызбу муж святолепен, весь бел, и ризы на нем белы, и ста предо мною, мне же лежащу. И рече ми муж той святолепный сице: "Человече, что забыл еси обещание свое, еже о кресте Христове?" Аз же рекох ему: "Отче святый, не умею креста зделать". И рече ми муж той: "Иди на Суну-реку, на Виданьской остров: тамо в пустыне соловецъкой старец живет, именем Епифаний, он тебе зделает крест". И невидим бысть муж той святолепный. Аз же воспрянух яко от сна, и взем бревно, и внесох в ызбу мою, и посуша, обрусил его; и привезох, господине, днесь к тебе в пустыню. Сотвори милость со мною, Христа ради, и любовь духовную! Возми у мене хлеб да четврик ржи, да денег, елико хощеши, а зделай мне крест Христов, исполни мое обещание! К тебе аз послан Богом".

Аз же рек ему: "Да есть ли от вашея деревни ближе моея пустыни грамотныя люди?" И рече ми християнин: "Есть, господине, от нас шесть верст погост; тамо живут поп да дьяк, да к ним не послан я, но к тебе в пустыню ехал 40 верст".

Аз же, грешный, прославих о сем Христа Бога, и взем у християнина хлеб да четверик ржи, а денег не взял. И препоясахся поясом моим, и взем топор в руки и иную снасть, подобную кресту, и делал крест два дни. И слова вырезал на кресте, и покрыл его, и помощию Христовою вся построил о нем. И, по обычаю моему, помоляся со християнином Христу и кресту Христову, и росписав кровлю у креста, и иная вся указав ему, и разобрав крест, положихом его честно на дровни, и с миром о Христе Исусе отпустил християнина в путь его. Он же, радуяся зело о получении креста Христова, идяше к домови своему в путь свой. О всех сих слава Христу и Богородице и святым его!

О преподобнем Ефросине, иже во Андомскую пустыню забежа от никонияньския ереси и скончася тамо о Христе Исусе. Мне он, грешному, друг был любимой; аз у него в пустыне год жил во единой келии, и правило с ним въместе говорили; зело христолюбив человек был, безмолвие вельми любил.

Некогда бо мне, грешному, в пустыни моей Виданьской седящу бо ми в безмолвии, прииде ко мне в пустыню странны15 старец, именем Варълам. И рече ми умиленным гласом и слезным сице: "Отче Епифаний! Друг наш, и брат, и отец, Ефросин святый, преставился и ныне дивныя чудеса творит благодатию Духа Святаго. Аз у него болши году жил, укрывалъся от никониянския ереси. Чюдной муж житием был. Христа Бога зело любил и безмолвие". Сице рече ми брат. Аз же, грешный, от того времени начал тужити и скорбети в сердцы моем, глаголя: "Како избуду муки вечныя и получу царство небесное?! Господи, Господи Владыко вседержителю! Очисти мя от всякия скверны плоти и духа и буди ми правитель и наставник, и вождь ко спасению моему! И спаси мя, грешнаго раба твоего, имиже веси судьбами!" Тако же и Богородице, и святому ангелу-хранителю моему, и преподобънаго Ефросина в помощь призывая, и всех святых, да помолятся о мне ко Христу Исусу, свету, еже бы ми избыти муки вечныя и улучити царство со святыми его.

И в сем помысле много дней препроводил, моляся всяко Богу: да избуду мук и обрящу рай со святыми в будущем веце. То таки и думаю, сидя, и ходя, и на одре моем лежа, и правило говоря, молитвы, и каноны, и псалмы, и поклоны, и рукоделие делая. Молюся иногда умом, иногда языком: да избуду муки вечныя и улучю царство вечное со святыми.

И некогда бо ми после канонов, и после молитв и поклонов нощных, мнит ми ся в полунощи, возлегшу ми опочинути от трудов на одре моем, и сведохся абие в сон мал. И вижю в келейце моей сердечныма очима моима гроб, а во горобе лежит старец Ефосин, друг мой любимой и сердечной, мертв. Аз же зрю во гроб на Ефросина и дивлюся, помышляя в себе: "Како обретеся в келии моей друг мой и гроб его? А погребен он во Андомской пустыне, а ныне обретеся в Виданьской пустыне у меня и в келии моей. Что хощет быти се?" И зрю на него прилежно. И нача преподобный Ефросин помалу-малу оживати. И оживе, и воста от гроба. Аз же, грешный, с великою радостию обьем его рукама моима, и начах лобызати и целовати его с любовию Христовою, и глаголати: "О, свет мой и друг мой любимой Ефросинушко! Ведаю аз, что ты давно умер, преставился на он свет, а ныне вижу тя, паки ожил ты. Скажи мне, свет мой, Бога ради, как там царство небесное, где святыя, и праведныя, и преподобныя, и вси святии водворяются, и царствуют, и живут, как на оном свете тамо? Да и грешникам како уготована мука та горькая и лютая, огнь, и червь, и смола, и всякая горесть и беда? Скажи мне, Христа ради, Ефросинушко, по ряду вся! Боюся аз, грешный, муки вечныя и беды тамошныя".

Преподобный же Ефросин светлым лицем и веселым зрением воззре на мя и рече ми тихим, и любовным, и смиренным гласом сице: "Брате мой и друже мой любимой Епифаний! Молися ты прилежно пречистой Богородице, то всех бед избудеши и получиши радость".

И, не вем как, святый из рук моих изыде и невидим бысть. Аз же, грешный, убудихся яко от сна, а сердце мое наполнено великия радости, яко Бог показа ми друга моего любимаго, и брата, и отца, преподобнаго старца Ефросина, и учения святаго от уст его слышати сподобил мя, еже повеле ми молитися прилежно пречистой Богородице. О всех сих слава Христу Богу, свету, и Богородице, матери его истинной, и всем святым во веки. Аминь.

Чюдо пречистыя Богородицы. Тамо же, в Виданьской пустыне, по выше реченному по обычаю моему, после правила моего возлег на одр мой опочинути. И скоро прискочиша беси т келии моей. И зашумели громко зело, и оттвориша сенныя двери, да и келейныя, пылко зело оттвориша. И вскочил ко мне в келию бес, яко злой и лютой разбойник, и ухватил мене за горло, и нача давить. Аз же, грешный завопел к Богородице сице: "Богородица, Богородица! помози ми!" Он же и изчез, и не вем, камо делся. Аз же о сем прославих Христа Бога и Богородицу, яко отгнаша от мене разбойника-злодея дьявола.

А иное чюдо дивное и преславное пречистыя Богородицы сказа мне, грешному, преподобный старец мой келейной, священноинок Мартирий, укрепляя мене, дабы держался аз крепко каноннаго святаго правила и кондаки, и икосы говорил бы на всяк день пречистой Богородице неизменно без ленности. Рече бо ми сице: "Чадо! Есть написано в Отечнике. Бе во стране некоей монастырь некий. А в нем мниси16 живяху зело христолюбивы и Богородицу крепко и прилежно почитаху, и моляшеся ей всегда верно и прилежно. И бе у них в том монастыре устав таков: еже на заутрени в церкви пречистой Богородице кондаки и икосы по вся дни говорят, а концы воспевают вси стоящии во церкви, еже есть сице - "Аллилуя" и паки - "Радуйся, невесто неневестная".

И некогда бо тоя обители игумен посла брата на службу монастырскую. Старец же взем благословение от отца и идяше на службу, благодаря Бога. И труждаяся тамо день до вечера, и прииде к монастырю уже поздно, и врата монастырские заперты. И рече в себе старец: "Что сотворю? Аще17 начну во врата ударяти и стукати, то тем стуканием моим всю братию соблажню и смущу, и вратарей, и стражей тем оскорьблю, и опечалую, и раздражу, и труд мой тем погублю, еже днесь приобретох, и мзды лишуся от Христа Бога и Богородицы. Лучше ми братию не смутити и стражей не возбудити, но самому нужица Бога ради прияти". И помоляся старец Христу и Богородице, и прижався ко ограде монастырской, возлегши, благодаря Бога, тако и уснул.

И егда нача в монастыре к заутрени благовестити, старец же скоро воста и, прижався ко ограде монастырской, моляшеся с верою средечною, теплою прилежно. Бе бо церковь близ ограды, и все ему слышати, что поют в церкви. И егда начали говорити кондаки и икосы и концы воспевати, "Аллилуия" и "Радуйся, невесто неневестная", а старец, вне монастыря стоя за стеною, тако же концы возглашает: "Аллилуия", "Радуйся, невесто неневестная". И егда последний конец икоса возгласиша во церкви, - "Радуйся, невесто неневестная", и старец, за стеною стоя, тоже рече "Радуйся, невесто неневестная", и ста пред ним пречистая Богородица и рече ему: "Радуйся и ты, старче, вото тебе златица".

Старец же прием златицу от руки пресвятыя Богородицы и поклонися ей. Она же и не видим бысть. Он же воззре на златицу, лежащую на руце его, и возрадовася зело, и удивися дивом великим: бе бо златица красна зело, и яко от огня от нея светяшеся. И скоро-скоро старец потече ко вратом монастырьским и возопи гласом великим: "Вратницы, вратницы! Отверзите ми врата скоро! Богородица ми златицу даде чюдную!"

Они же отвориша ему врата. Старец же бежа во церковь ко игумену и ко братии всей, и ста посреди церкви, и рече велиим гласом: "Отцы святии и братия! Зрите на благословение чюдное пречистыя Богородицы!" И скоро вси отцы стекошася ко старцу. И узреша ту чюдную и красную златицу, и дивяся много красоте ея, и прославиша вси Христа и Богородицу.

Старец же поведа им вся выше реченная. Отцы же паки прославиша Бога и Богородицу, и разсужение старцево и терпение его зело похвалиша. И повеле игумен звонити во вся, и певше молебная Христу Богу и Богородице много, и ту красную златицу прицепиша ко образу местному пресвятыя Богородицы на славу Христу Спасу, и на похвалу Богородице, и на воспоминание дивнаго и преславнаго чюдеси ея во веки веком. Аминь".

И паки рече ми преподобный старец, священноинок Мартирий: "Ну, чадо, вото тебе сказано преславное чюдо пречистыя Богородицы. И ты внимай себе умом и кононов говорити не ленися! Исусов канон говори на всяк день, а акафисто канон Богородице, пременяя, по дню смотря, а кондаки и икосы - на всяк день, да "Воду прошед", да ангелу-хранителю канон, да и иныя каноны, елико можешь вместити, вмести, чадо. И Псалтырь такоже на всяк день пой. Трудися, чадо, зде крепко, и верно, и твердо, да во оном веце добро будет во веки, аминь. А говори, чадо, каноны, и кондаки, и икосы, и псалмы, и всякое правило неспешно, чтобы глаголемое тобою и ум твой разумел и славил бы Бога о сих. И сицевое правило и Богу приятно и любезно, и душам нашим спасительно. А еже, чадо, у нас в Соловецком монастыре по всем келиям предано всем братиям, умеющим грамоте, каноны, и кондаки, и икосы пречистой Богородице говорити еще от святаго отца нашего Зосимы-чюдотворца и по нем от игуменов по обычаю выше реченнаго оного монастыря, воспоминая преславное чюдо пресвятыя Богородицы; егда говорят каноны, и кондаки, иикосы умеющии грамоте, а не умеющии туто же стоят с молитвою Исусовою, а концы вкупе вси возглашают сице: "Аллилуия", паки - "Радуйся, невесто неневестная". И тако, чадо, у нас в Соловецком монастыре во всякой келии от начала и до днесь держится". Аз же, грешный, старцу поклонихся до земнаго лица за поучение его святое.

Ну, чадо мое любимо Афонасие! Внимай себе умом крепко! Что мне, грешному, старец приказал, то и аз ти приказываю о Христе Исусе, тому слава во веки, аминь.

Ино чюдо пречисты Богородицы. Но не позазри, чадо мое, Бога ради, малодушию моему. Писано есть: всяка плоть не похвалится пред Богом. Егда нас новыя мучители, никонияня, взяли ис темниц и за святу веру Христову пред всем народом пустоозерским отсекоша нам руки и отрезаша языки, и с теми горкими и лютыми ранами паки отведоша нас в старыя темницы, когождо в свою, - ох, ох, горе, горе дней тех! - аз же, грешный, внидох во свою темницу, и возгореся сердце мое во мне и вся внутренняя моя огнем великим. Аз же падох на землю и бысть весь в поту. И начал умирати. И три накона умирал, да не умер, душа моя ис тела моего не вышла. Так аз стал тужить, глаголя: "Что будет, смерти нету! А лутче сего времени ко исходу души на што? Бог сподобил причаститися тела Христова и крови, и кровь мою помощию Христовою пролил за старую веру его святую, и за люди его, и за церкви его святыя. Благодарю тя, Господи, яко сподобил мя еси пострадати за вся сия и кровь мою излияти! Возьми же, свет мой истинной Христос, скоро душу мою от тела моего! Не могу терпети болезней лютых и горьких!

И вижу, что нету ми смерти. И аз востав со земли и на лавку лег ниц, а руку мою сеченую повесил на землю, помышляя в себе сице: "Пускай кров-та выйдет из мене вся, так я и умру". И много крови вышло, и в темнице стало мокро. И стражи сена на кровь наслали. И пять дней точил кровь ис тела моего, дабы ми от того сметрь пришла. А точа кровь, вопел много ко Господу на высоту небесную, глаголя: "Господи, Господи! Возьми душу мою от мене! Не могу терпети болезней горких! Помилуй мене, беднаго и грешнаго раба твоего, возьми душу мою от тела моего!"

И вижу, что не даст ми Бог смерти. И аз, грешной, бил челом Симеону-десятнику, да отмоет ми от руки засушины кровавыя. Он же отмыл от руки моея запекшуюся кровь и во имя Христово, моляся Богу, помаза ми раны те серою со слезами, и изыде ис темницы, плача, видя мя тоскующа горко. Ох, ох! Горе, горе дней тех! Аз же, грешный, в темнице един воляяся по земли на брюхе, и на спине, и на боках, и всяко превращаяся18 от великия болезни и от горкия тоски, всяко вопел ко Господу: да возмет душу мою. Такоже и Богородице, и всем святым моляхся: да помолятся о мне ко Господу, дабы взял душу мою от мене Господь. И много сего было моления и вопля.

Простите мя, грешнаго, отцы святии и братия! Согрешил аз, окаянный, - от болезни великия и от тоски горкия начах глаголати сице: "О, горе тебе, окаянне Епифане! Христос, Сын Божий, тебя, вопиюща и молящася, не слушает, ни Богородица, ни святии его вси. А ты, святый отец наш Илья, архимарит Соловецкой, был ты у меня в пустыне Виданьской, явился мне и веле мне книги писать на обличение царю и на обращение его ко истинней вере Христове, святей, старой. И аз книги писал ко спасению цареву и всего мира. И снес их ко царю. А ныне мя царь утомил и умучил зело, и язвы наложил горкия, и кровию мя обагрил, и в темницу повеле мя ринути немилостиво. А ты мне ныне в сицевой беде, и в скорби, и в болезни лютой нимало не поможеши. Ох, ох! Горе мне, бедному! Один погибаю! Не помогает ми никто ныне, ни Христос, ни Богородица, ни святии его вси!"

И много тосковал, валяяся по земли. И всполос на лавку, и лег на спине, а руку сеченую положил на сердце мое. И наиде на мя яко сон. И слышу - Богородица руками своими больную мою руку осязает. И преста рука моя болети. И от сердца моего отиде тоска. И радость на мя наиде. А Пречистая руками своими над моею рукою яко играет. И мнит ми ся кабы Богородица к руке моей и персты приложила; и велика радость наиде на мя тогда. Аз же, грешный, хотех рукою моею удержати руку Богородичну и не мог удержати, уйде бо.

Аз же, грешный, яко от сна убудихся. Лежу по-старому на спине, а рука моя на сердцы моем лежит, платом обязана по-старому. Аз же, лежа, помышляю: "Что се бысть надо мною?" И начах осязати левою моею рукою правую мою руку сеченую, ища у ней перстов. Ано - перстов нету, а рука не болит. А сердце радуется. Аз же, грешный, прославих о сем Христа Бога, света нашего, и Богородицу, матерь его истинную.

Сие чюдо было в седьмый день после мучения. И помалу-малу рука моя исцеле от ран. И делаю ныне всякое рукоделие по-прежнему помощью Христовою и пречистые Богородицы, в славу Христу Богу, аминь.

Да еще ти, чадо мое и брате мой любимый, за любовь Христву побеседую о языках моих.

Егда мы были на Москве в Кремле-городе на Угрешском подворье Никольском, тогда много к нам приходило людей от царя и от сонмища никонияньска: звали нас и нудили много всяко в веру никонияньску, и мы их не послушали. И тогда Аввакума протопопа и Никифора протопопа ухватиша скоро и сомчаша с Москвы в Братошино, 30 верст от Москвы. И последи их скоро прискочил к нам голова стрелецкой со стрельцами, Василей Бухвостов, яко злой и лютой разбойник, - да воздаст ему Господь по делом его! - и ухватили нас, священника Лазаря и меня, под руки и помчали скоро-скоро и зело немилостиво и безбожно. И примчали на Болото. И посадя нас на плаху, и отрезаша нам языки, и паки ухватиша нас, яко зверие лютии, лютии, суровии, и помчаша нас такоже скоро-скоро. Мы же от болезней и от ран горких изнемогохом, не можем бежати с ними. И они ухватили извощика, и посадиша нас на телегу, и паки помчаша нас скоро; и потом на ямския телеги посадиша нас, и свезоша нас в Братошино. Тогда на пути из мене, грешнаго, вмале души не вытрясли на телегах: бе бо тогда люта зело и тяжка болезнь была. Ох, ох! Горе, горе дней тех!

И поставили нас в Братошкине на дворы. Тогда аз, грешный, внидох на печь от болезни и от тоски горкия и печали великия, и возлег на печи, и начах помышляти в себе сице: "Горе мне, бедному! Как жить? Говорить стало нечем, языка нету. Кабы я жил в монастыре или в пустыне, так бы у мене язык был. Прости мя, Господи Исусе Христе, Сыне Божий, согрешил пред тобою, светом, и пред Богородицею, и пред всеми святыми! Пошел к Москве ис пустыни, хотел царя спасти; и царя не спас, а себя вредил: языка не стало, и нужнаго молвить нечем. Горе! Как до конца доживать?" И воздохнул ко Господу из глубины сердца моего. И востав, сошел с печи, и сел на лавке, и печалуюся о языке моем.

О, скораго услышания света нашего Христа Бога! Поползе бо ми тогда язык ис корения и доиде до зубов моих. Аз же возрадовахся о сем зело и начах глаголати языком моим ясно, славя Бога. Тогда Аввакум протопоп, то чюда услышав, скоро ко мне прибежа, плача и радуяся. И воспели мы с ним вкупе "Достойно есть" и "Слава и ныне", и все по ряду до конца по обычаю.

И по трех дней повезоша нас в заточение в Пустоозерье, всех четверых въкупе. И в Пустоозерье посадиша нас в темницах. И по двух годех приехал к нам от новых мучителей, никониян, поуголова Иван Ялагин со стрельцами и по три дни нудил нас всяко отврещися святыя веры Христовы старой и приступити к новой вере, никониянской. И мы его не послушали. И он велел по наказу нам языки резати паки и руки сечь. И посреди всего народа пустоозерскаго поставиша нас. И Лазарю священнику ис корения язык отрезаша и руку по запястие отсекоша. Потом приступиша ко мне, грешному: палач с ножем и с клещами хощет гортань мою отворяти и язык мой резати. Аз же, грешный, тогда воздохнул из глубины сердца моего, умиленно зря на небо, рекох сице: "Господи, помози ми!" О, дивнаго и скораго услушания света нашего Христа Бога! Наиде бо на мя тогда яко сон, и не слыхал, как палачь язык мой вырезал, только вмале-вмале ощутив, яко во сне, что палачь ми отрезал язык. А на Москве, как первой язык мой палачь отрезал, тогда яко лютая змия укусила, и всю утробу мою защемило, и до Вологды тогда у мене от тоя болезни кровь шла задним проходом. И потом положиша руку мою правую на плаху и отсеоша черыре перста. Аз же взем персты мои и положил в зепь19. И отведоша нас по темницам. Аз же, грешный, внидох тогда во свою темницу, и трою умирал, и пять дней кровь из руки моея точил, смерти просил у Христа Бога. И не даде ми ся смерть, Но пришед ко мне в темницу свет-Богородица и отъяша болезнь от руки моея. О сем писано пространно напереди.

И по отъятии болезни от руки моея почал аз правило мое говорить, псалмы и молитвы, умом. А где язык был во рте, туто стало быти слин много. Егда спать лягу, и что под головою лежит, то все умочит слинами, текущими из гортани. И ясти нужно20 было тогда, понеже яди во рте превращати нечем тогда было. И егда принесут мне щей, и рыбы, и хлеба, и я в одно место сомну все, да тако вдруг и глотаю. А егда стану псалом говорить: "Помилуй мя, Боже, по велицей милости твоей", - и егда дойдет до сего места: "Возрадуется язык мой правде твоей", тогда аз, многогрешный, воздохну из глубины сердца моего, и слезишка иногда из глазишек появятся; и с теми слезами погляжу умиленно на крест и на образ Христов и реку сице ко Господу: "Господи! Кому во мне возрадоватися? У мене языка нету. Чем возрадуюся?" И паки "Господи, устне мои отверзеши, и уста моя возвесьтят хвалу твою", - "Что ми, Господи, бедному, и уста моя отверзать? Чем мне тебе, свету, и хвалу воздати, а у мене во устах и языка нету?!" И паки возведу очи мои на образ Христов, и воздохну, и реку с печадию: "Господи. что се бысть надо мною, бедным!" А Псалтырь говоря, дойду до сего места: "Предзрех Господа предо мною выну21, яко одесную мене есть, да ся не подвижу, сего ради возвеселися сердце мое и возрадовася язык мой", - аз же тогда умиленно возведу очи мои ко Господу, зря на крест и образ его, и реку: "Господи, свет мой! Куды язык мой ты дел? Ныне сердце мое не веселится, но плачет, и язык мой не радуется, и нету его во устах моих". И паки: "Вопроси отца твоего, и возвестят тебе, старца твоя, и рекут ти", - "Господи, чем мне, бедному, вопросити, а у мене и языка нету?!" И иная, подобная сему, обретающе во псалмех, и аз умиленно погляжу на образ Христов, и воздохну, и реку: "Господи! Дай ми язык, бедному, на славу тебе, свету, а мне, грешному, на спасение!" И сего у мене было дела больше дву недель; всяко молихся Христу Богу и Богородице и всем святым, да даст ми Господь язык.

И некогда бо ми возлегшу на одре моем опочинути, и вижу себя на некоем поле велике и светле зело, емуже конца несть. И дивлюся красоте и величесту поля того, и вижу: о левую страну мене на воздухе лежат два мои языка, московской и пустоозерской, мало повыше мене; московской не само красен, но бледноват, а пустоозерской зело краснешенек. Аз же, грешный, простер руку мою левую, и взем рукою мооею со воздуха пустоозерской мой красной язык, и положил его на правую мою руку, и зрю на него прилежно. Он же на руке моей ворошится живешенек. Аз же дивяся много красоте его и живости его, и начах его обеими руками моими превращати, чюдяся22 ему. И справя его в руках моих, резаным местом к резаному же месту, т корению язычному, идеже бе, и положил его руками моими во уста мои; он же и прилну к корению, идеже преже был от рожения матерня. Аз же возрадовахся и возбнух яко от сна, и дивлюся сему видению, глаголя в себе: "Господи! Что се хощет быти?"

И от того времени скоро помалу-малу доиде язык мой до зубов моих и бысть полон и велик, якоже от рожения метере моея и в монастыре, и в пустыне бе. И слин нелепых и непотребных не стало во устах моих. И потребен ми бе псалмом, и ко всякому чтению святых книг. Есть язык мой, Богом данный ми новой, короче старово, ино толще старово и шире во все страны, и по смете есть со старой. И о сем ныне веселюся о Господе сердцем моим и душею моею. И языком новым моим радуюся со Давыдом пророком, и молюся, и славлю, и величаю, и пою, и хвалю, и хвалу воздаю Христу Исусу, спасителю моему, свету, давшему ми новой язык, елико он ми, свет Бог, спаситель мой, помощи ми подавает и научает мя на славу и хвалу ему, Господу Богу нашему, а мне, бедному и грешному, на спасение. И паки со Давыдом святым вкупе реку: "Благословен Господь Бог Израилев, творяй чюдеса един", тому слава во веки веком, аминь.

Воистину, чадо мое и брате мой любимый Афанасий! Утешает нас, бедных гонимых рабов своих, в нужах, и в напастех, и в бедах, и в печалех, и в болезнех наших всяких Христос, Сын Божий. Яко отец чадолюбивой чад своих, тако и Бог утешает молящихся ему, свету, с верою теплою; не оставляет их во всяком горе, утешает всяко.

Некогда бо ми, грешному, в темнице сей, ко во гробе, седящу, прииде на мя печаль велика и возмутиша всю внутреннюю мою, и начах глаголати в себе сице: "Что се творится надо мною, бедным! Монастырь оставил, в пустыне не жил! А колико ми в пустыне Христос и Богородица чюдных показа богознамений! И то мя не удержа тамо: пошел к Москве, хотел царя отвратити от погибели его, злые ереси никониянския хотел от него отлучить и спасти его. А ныне царь пуще и старово погибает, християн зле всяко мучит за истинъную святую старую Христову веру. А я ныне в темнице, яко во гробе, сижу, жив землею погребен; всякую нужу терплю темничную, дым горкой глотаю, глаза дымом, и копотию, и всякою грязию выело. Одна темница - то и церковь, то и трапеза, то и заход23. А клопы жива хотят сьесть и черьвям не хотят оставить. А не ведаю, есть ли то на ползу и спасение бедной и грешной души моей и приятно ли то и угодно ли то Богу, свету нашему, и на спастение бедной и грешной души моей и Христу Богу приятна моя бедная страдания, то бы с радостию терпел вся сия о Христе Исусе".

И возгореся сердце мое и вся внутренняя моя, аз же, грешный, воздех руце мои на высоту небесную и завопел ко Господу Богу: "О, Господи Исусе Христе, Сыне Божий, сотворивый небо и землю, и солнце и месяц, и звезды, и всю тварь видимую и невидимую! Услыши мя, грешнаго раба твоего, вопиющаго ти! Яви ми, имиже веси судьбами, годно ли ти, свету, течение мое сие и потребен ли ти сей путь мой, и есть ли на спасение ми, бедному и грешному рабу твоему, вся сия страдания моя бедная!" И иная, подобная сим. И ударихся три накона о землю. И много после сего поклонов было; и со слезишками и Богородице, и всем святым моляхся, да явит ми Господь, годно ли ему, свету, страдание мое бедное сие и есть ли на спастение души моей грешной. Сие было 179 году в Великий пост, тогда хлеба не ел две недели три дни.

И уже изнемог от поста и от труда поклоннаго и молитвеннаго и возлег на земли, на рогозине, на нейже поклоны творях. И скоро наиде на мя сон мал. И вижу сердечныма очима моима: темничное оконце мое на все страны широко стало и свет велик ко мне в темницу сияет. Аз же зрю прилежно на той великий свет. И нача той свет огустевати, и сотворися ис того света воздушнаго лице, яко человеческое - очи, и нос, и брада, подобно образу нерукотворенному Спасову. И рече ми той образ сице: "Твой сей путь, не скорби!" И паки той образ разлияся в свет и невидим бысть.

Аз же отворил очи мои телесныя и поглядел на оконце мое темничное. А оконце по-старому, якоже и преже, бысть. Аз же рекох: "Слава тебе, Господи! По множеству болезней моих в сердцы моем утешения твоя возвеселиша душу мою".

И той образ гласом своим отгнал от мене тму малодушия. От того времени стал терпети с радостию всякую нужду темничную, благодаря Бога, чая и ожидая будущия, грядущия радости, обещанныя Богом терпящим его ради всяку скорбь и болезнь в веце сем. О всех сих слава Христу Богу, свету нашему, во веки веком. Аминь.

Да простите мя, господия моя! Егда темничное то сидение в нечесом24 оскорьбит мя, и досадит, и опечалит горко, и аз, окаянный, не мога тоя скорби терпети, стану о монастыре и о пустыне прилежно тужити, а себя укоряти сице: "Ну, окаянной! На обещании25, в Соловецком монастыре, в попы ставили, и ты не стал; и в монстыре не жил, и пустыню оставил; терпи же ныне, окаянной, всякую беду, и горесть, и досаду темничную". И иная подобная сим изреку, укаряя себя и темничное сидение уничижая. И последи сего ми не проходит, так попущением Божиим беси ми ругаются и досажают тогда. И вы мя, господия и братия моя, во всяком малодушии, в слове, и в деле, и в помышлении, простите, и благословите, и молитеся о мне, грешнем, Христу Богу и Богородице и святым его. Аминь.

Чюдо о глазах моих креста ради Христова. Егда послали к нам никонияня, новыя мучители, с Москвы в Пустоозерье полуголову Ивана Ялагина со стрельцами, он же, приехав к нам, и взяв нас ис темниц, и поставил нас пред собою, и наказ стал прочитати. Тамо у них писано величество царево и последи писано у них сице: "Веруете ли вы в символе веры в Духа Святаго не истиннаго и тремя персты креститися хощете ли по нынешнему изволу цареву? Аще примете сии две тайны, и царь вас вельми пожалует". И мы отвещали ему противу наказу сице: "Мы веруем и в Духа Святаго Господа истиннаго и животворящего, а тремя перъсты креститися не хотим: нечестиво то". И по три дни нудили нас всяко сии две отступныя вещи приняти, и мы их не послушали. И они нам за то по наказу отрезаша языки и руки отсекоша: Лазарю священнику - по запястие, Феодору дьякону - поперек долони, мне, бедному, - четыре перста, осмь костей. И по сем отведоша нас, бедных, в старыя темницы. Ох, ох! Увы, увы, дней тех! И обрубиша около темниц наших струбы, и осыпаша в темницах землею, и тако погребоша нас живых в землю з горкими и лютыми язвами. И оставиша нам по единому оконцу, куды нужная пища приимати и дровишек приняти.

И от того времени, господия моя, стало у мене быти в темнице нужно26, и чадно, и пыльно, и горко от дыма; и многажды умирал от дыма. И от всех сих темничных озлоблениих27, и от пепелу, и от всякия грази и нужи темничныя, помалу-малу начаша у мене глаза худо глядети; и гною стало много во очех моих; и я гной содирал с них руками моими. И уже зело изнемогоша очи мои, и не видел по книге говорить. И я, грешной, о сем опечалился зело, и тужил не мало времени. И некогда бо ми возлегшу на одре моем, и рекох себе: "Ну, окаянне Епифане! Ел ты много, пил ты много, спал ты много, а о правиле келейном не радел, ленился и не плакал пред Богом из воли своея. Се ныне - плачи и неволею слепоты своея, ныне пришло тебе время Феофила-старца; он плакал 30 лет над корчагою, писано о нем в Патерике Печерском. Но он Феофил был за готовою трапезою в монастыре, а тебе, окаянному, и дров в печь положить, слепому, нелзе". И инаго подобно сему рекох себе из глубины сердечныя со слезишками. А иное ко Господу рекох: "Господе Исусе Христе, Сыне Божий! Помилуй мя, грешнаго; по благодати спаси мя, а не по долгу, имиже веси судьбами. Не имею бо пред тобою благосотвореннное мною ничтоже, но спаси мя ради пречистыя Богородицы, и святаго ангела-хранителя моего, и всех святых твоих". А иное кое-што поговорил к Богородице, и ко ангелу, и ко всем святым со воздыханием и со слезишками, да помолятся о мне, бедном и грешном, свету нашему Христу Исусу. И тако лежа, плача и уснул.

И скоро вижу сердечныма очима моима, кабы сотник к темнице моей пришел к оконцу и принес много крестов больших и малых. Отесаны, большая щепа обита с них, оглавлены; яко быти тут крестам многим. И кладяше их на оконце мое темничное и рече ми сотник сице: "Старче! Зделай мне крестов Христовых много: надобно мне". И аз рекох ему с печалию: "Уже, господите, нельзе мне ныне крестов делать: не вижу, а се и рука больна, сечена. Отошло ныне от мене рукоделиет то". И рече ми сотник: "Делай, Бога ради, делай! Христос бесе поможет". И невидим бысть. Аз же, грешный, убудихся яко от сна и рекох себе: "Что бе будет видение?" А глаза-таки у мене болят по-старому и гноем заплывают, и аз руками гной содираю со очей моих с печалию великою, насилу великую гляжу.

И по сем в третий день прииде к темнице моей сотник той же яве в день и принесе ми древо кедровое на кресты, и кляпичек, и долотечко маленкое - прежних моих санстей крестовых. С приезду до мучения здеся аз делал кресты болше дву годов; и как мы пошли к смерътному часу, на мучение, тогда аз ту снасть отдал требующим Христа ради; а он ту снасть паки сыскал и принес ко мне. И даде ми снасть и древо и рече ми сотник: "Старец! Зделай мне крестов Христовых немало-таки: много надобе мне вести к Москве и давать боглюбцем". И аз рек ему: "Уже, рабе Христов, отошло от мене ныне сие дело: не вижу, а се и рука сеченая больна, а сие дело великое и святое и щепетко28 его делать". И рече ми паки сотник: "Пожалуй су, пожалуй су Бога ради, потружайся! Не обленися - будет тебя столко. Христос тебе поможет".

И аз реку ему: "И ты сходи, Бога ради, ко Аввакуму и принеси мне от него благословение, да и помолился бы о мне, да поможет ми Господь кресты делать". Он же скоро тече ко Аввакуму и принесе ми от него благословение. И рече ми сице: "Аввакум тебя благословляет кресты делать и молится Богу о тебе, да поможет ти Господь кресты делать". И аз рек ему: "Благослови же и ты мене, Бога ради, кресты делать, да и помолися о мне". Он же рече ми: "Бог благословит тя кресты делать, и помолюся о тебе". И иде от темницы моея по обычаю благочинно, с прощением поклоняся.

Аз же, грешный, превращая в руках древо кедровое, и кляпичек, и долотечко, глаголя сице: "Господи, Господи Исусе Христе, истинный Боже наш! Что се будет? Рука болна, и очи не видят, а нудят мя и благословляют раби твои. Их ради веры великия и прочих рабов твоих, желающих креста твоего святаго на поклонение себе, помози ми, Господи, грешному рабу твоему. их ради молитв". И с началом помоляся Христу Богу, свету, и Богородице, матере его истинной, и святому ангелу-хранителю моему, и всем святым, и начал крест делать. О, чюдо великое Христа Бога, света нашего! О, скораго милосердия Спаса нашего Христа! О, дивняго исцеления очей моих бедных! Креста ради Христова бысть очи мои в том часе безболезнены и светлы зело, а и рука моя стала потребна на службу кресту Христову. Слава Богу, свету нашему, о всех сих во веки веком! Аминь.

И егда поможет ми Господь крест зделать, малой или большой, поклонной или воротовой, и аз его положу или поставлю на обычном месте честно, и поклонюся ему, и проговорю ему тропарь "Спаси, Господи, люди своя", и кондак "Вознесыйся на крест", и по сем - песнь шестую кресту, ирмос "Божественное се и всечестное совершающе праздненство богомудрении Божия Матере, приидете, руками восплещем, от нея рождьшагося верою славяще", "Слава, Господи, кресту твоему честному! Крест - всем воскресение, крест - падшим исправление, страстем умерщвление и плоти пригвождение; крест - душам слава и свет вечьный. Слава, Гсподи, кресту твоему честному! Крест - врагом губитель, крест - злочестивым язва и пленение, и верным держава, благочестивым хранитель, и бесом отгонитель. Слава. Крест - страстем пагуба, крест - помыслом злым отгнание, крест - сокрушение языческо искусително и духовом показася ловительство. И ныне. Крест воздвижется, и падают духов воздушных чинове; крест снисходит и нечестивии вси ужасаются, яко молънию видяще крестную силу". По сем - молитва кресту: "Да воскреснет Бог, и разыдутся врази его, и да бежат от лица его ненавидящии его. Яко ищезает дым, да изщезнут, яко тает воск от лица огню, тако да погибнут беси от лица любящих Бога и знаменующихся крестным знамением. И да возвеселимся рекуще: радуйся, кресте Господень, прогоняяй бесы силою на тебе пропятаго Господа нашего Исуса Христа, во ад сошедшаго, и поправшаго силу диаволю, и давшаго нам крест свой честный на прогнание всякаго врага и супостата! О, пречестный и животворящий кресте Господень! Помогай нам со пресвятою госпожею Богородицею и со всеми святыми небесными силами всегда, и ныне, и присно, и во веки веком, аминь". По сем: "Кресту твоему поклоняемся, Владыко, и святое воскресение твое славим". Трижи. И поклоны три великия. Таже: "Господи, Исусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас! Спаси, Господи, и помилуй раб своих, идеже будет сей крест твой честный носящих, и держащих, и поклоняющихся ему, молящихся тебе, свету; и дом той, и место то, идеже будет крест твой сей святый. Отгони от них всяк дух нечист, лукав, сатанин, и всех бесов его, и злых человек, и всякое действо сатанино, и всех бесов его, злых человек. И избавит их, Господи, ото всякого расколу церковнаго, и от всякия службы еретическия, и от вякия скорби, гнева, и нужды, и печали, и от всякия болезни душевныя и телесныя.

И прости им, Господи, всякое согрешение, волное и неволное, и спаси их, свет наш, и молитвами их святыми и мене, грешнаго раба твоего, спаси". Да и Богородице, и ангелом-хранителем, и всем святым о том же помолюся. Поклон. Таже: "Господи Исусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас! Со страхом и любовию приступаю ти, Христе". Поклон земной. "Страхом убо - греха ради, любовию же - спасения ради". Поклон земной. И приступя ко кресту со страхом Божиим, возму его рукою и целую в подножие, глаголя сице: "Осени ми, Господи, уста и язык благодатию Духа твоего Святаго, силою креста твоего святаго, на славу тебе, свету, и на спасение бедной и грешной души моей". Таже - лице и очи: "Да всегда зрю к тебе, свету". Таже - уши: "Да слышу и разумею по воли твоей святей". Таже - главу и ум: "Да всегда угодная тебе, свету, творят". Таже - к сердцу приложу крест и реку сице со умилением: "Господи! Благодатию Духа твоего Святаго, силою креста твоего святаго зажги и запали сердце мое любовию твоею и всю внутреннюю мою, да всегда горит к тебе, свету; и очисти мя, Господи, от всякия скверны плоти и духа и спаси твоих, носящих, и держащих, и любящих тя, света, очисти и спаси их". Таже положу его на то же место и реку: "Верую, Господи, яко ты еси Христос, Сын Божий, распныйся на честнем кресте и воскрес, и поклоняюся тебе, свету, и честному кресту твоему, и воскресению, и пречистой Богородице, святым ангелом-хранителем нашим, и всем святим твоим". И - поклон земной великий, или 2. Таже: "Слава и ныне. Господи, помилуй, Господи, помилуй, Господи, благослови! Господи Исусе Христе, Сыне Божий! Молитв ради пречистыя ти матере, силою честнаго и животворящаго креста, и святых небесных сил бесплотных, и святых ангел-хранителей наших, и святаго пророка и предотеча крестителя Иванна, и святых славных и всехвальных апостол, и иже во святых отец наших, Николы архиепископа, Мир Ликийских чюдотворца, и Филиппа, митрополита Московскаго, всея Русии чюдотворца. и преподобных и богоносных отец наших Зосимы и Саватия. и Германа, и Илии архимарита, и Иринарха игумена, Соловецких чюдотворцев, и святаго имярек, егоже есть день, и всех святых твоих помилуй и спаси нас, яко благ и человеколюбец. Господи помилуй! (трижи)". Сие кресту соверьшение.

А егда, чадо мое любимое Афанасие, делаю аз кресты те прилежно и утомлюся, делая их доволно, и возлягу опочинути на одре моем и усну, егда первой сон отидет от мене, аз же лежу на одре моем, уже не спя, тогда ми чюдныя гласы бывают, повелевают ми востати и делати кресты, сице: отвнеюду29 к темничному моему оконцу принича яко юноша некий доброгласный чюдным, и умиленным, и светлым гласом сотворит ми молитву сице: "Господи Исусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас!" Аз же реку "аминь" и востану. И того дни зело ми поспешно30 бывает в рукоделии крестов. Да и сему аз, чадо мое Афанасие, много дивлюся: делаю аз тридесяти лет, а ни которою снастию ни руки, ни ноги ни посек, ни порезал. Соблюдает мя благодать Святаго Духа и до днесь. А по смете, мнит ми ся, больше пяти или шести сот зделано крестов. А егда делаю ведерка, или ящики, или ино что, тогда много рук и ног сек и резал, и крови тачивал много. А егда не послушаю гласа того, будящаго мя, и паки усну, тогда много ми беси творят во сне пакости, иногда и осквернят мя, окаяннаго, искушением. Аз же востану тогда с печалию и очищуся от искушения, по преданию старческому, и того дни крестов не делаю, укаряя себя сице: "Не достоин ты, окаянный, сего святаго рукоделия - делати крестов".

А от рукоделия крестов только имывал аз денег четыре деньги, разве31 хлеба и рыбы, и инаго нужных телесных, а то все отдавал Христа ради. И аще кто принесет ми за труды от крестов хлеба или ино что ядомое и нужное телу моему, и аз прииму у него во имя Христово и положу ту милостыню предо образом Христовым и пречистыя Богородицы, и прошу милости у Христа Бога и Богородицы приносящему рабу Христову, и чадом его, и всему дому его, да умножит ему Христос Бог вместо сих сторицею и благословит его во вся дни живота его и весь дом его, и да сподобит их Господь и в будущем веце благословения во веки веком, аминь.

Ну, чадо мое Афонасие и брате мой любимый, за любовь Христову сказано тебе житие мое бедное и грешное. Да сказана тебе тайна моя о рукоделии крестовом. И аще хощеши, и ты твори такоже.

Да и всем то же говорю, рабом Господним, любящим Христа Исуса, тому слава ныне, и присно, и во веки веком, аминь.

Да молю вас о Христе Исусе, не позазрите, Господа ради, простоте моей, чада моя, и братия моя, и отцы, и вси раби Христовы, чтущии и слышащии сия вся, но простите мя, грешнаго, в слове, и в деле, и в помышлении, и благословите, и молитеся за мя, а вас Бог простит в сем веце и в будущем. Аминь.

Епифа́ний Солове́цкий (ум. 14 (24) апреля ) - инок (прежде монах Соловецкого монастыря), противник церковных реформ Патриарха Никона . Вместе со своим другом и сподвижником Аввакумом был казнён в Пустозерске 14 апреля 1682 года . Известен как автор автобиографического «Жития». Почитается старообрядцами как священномученик .

Биография

Епифаний родился в крестьянской семье, дата и место рождения неизвестны. В 1645 году он пришёл в Соловецкий монастырь (предположительно из Москвы), был келейником старца Мартирия. После семилетнего послушничества пострижен в монахи.

В 1657 году, после начала церковных реформ Епифаний покидает монастырь и некоторое время живёт в скиту на реке Суне (этот период подробно описан в «Житии»). В 1666 году пришёл в Москву на церковный собор, где обличал царя и патриарха Никона. Епифаний был расстрижен и вместе с другими вождями раскола сослан в Пустозерск . В Пустозерске Епифаний продолжал свою проповедь. В 1670 году монаху отрезали язык и отрубили пальцы на руке, а в 1682 году он был сожжён вместе с протопопом Аввакумом, дьяконом Фёдором и священником Лазарем.

Житие

Житие состоит из двух частей, причём первая написана примерно в 1667-1671 годах, а вторая - в 1675-1676 (по предположениям некоторых исследователей - в 1673-1675). В первой части Епифаний рассказывает о жизни в скиту на Суне; во второй - о гонениях за веру и о жизни в Пустозерске. Как и произведения Аввакума, «Житие» Епифания написано «природным» русским языком. Однако, в отличие от Аввакума, Епифаний уделяет мало внимания фактической стороне своей биографии. Большая часть «Жития» носит характер духовной исповеди.

Напишите отзыв о статье "Епифаний Соловецкий"

Примечания

Литература

• Робинсон А. Н. Жизнеописания Аввакума и Епифания: Исследование и тексты. - М.: Изд-во АН СССР, 1963.
• Понырко Н. В. Три жития - три жизни: Протопоп Аввакум, инок Епифаний, боярыня Морозова (тексты, статьи, комментарии). - СПб.: Пушкинский Дом, 2010. -296 с.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Епифаний Соловецкий

Князь Андрей наблюдал этих робевших при государе кавалеров и дам, замиравших от желания быть приглашенными.
Пьер подошел к князю Андрею и схватил его за руку.
– Вы всегда танцуете. Тут есть моя protegee [любимица], Ростова молодая, пригласите ее, – сказал он.
– Где? – спросил Болконский. – Виноват, – сказал он, обращаясь к барону, – этот разговор мы в другом месте доведем до конца, а на бале надо танцовать. – Он вышел вперед, по направлению, которое ему указывал Пьер. Отчаянное, замирающее лицо Наташи бросилось в глаза князю Андрею. Он узнал ее, угадал ее чувство, понял, что она была начинающая, вспомнил ее разговор на окне и с веселым выражением лица подошел к графине Ростовой.
– Позвольте вас познакомить с моей дочерью, – сказала графиня, краснея.
– Я имею удовольствие быть знакомым, ежели графиня помнит меня, – сказал князь Андрей с учтивым и низким поклоном, совершенно противоречащим замечаниям Перонской о его грубости, подходя к Наташе, и занося руку, чтобы обнять ее талию еще прежде, чем он договорил приглашение на танец. Он предложил тур вальса. То замирающее выражение лица Наташи, готовое на отчаяние и на восторг, вдруг осветилось счастливой, благодарной, детской улыбкой.
«Давно я ждала тебя», как будто сказала эта испуганная и счастливая девочка, своей проявившейся из за готовых слез улыбкой, поднимая свою руку на плечо князя Андрея. Они были вторая пара, вошедшая в круг. Князь Андрей был одним из лучших танцоров своего времени. Наташа танцовала превосходно. Ножки ее в бальных атласных башмачках быстро, легко и независимо от нее делали свое дело, а лицо ее сияло восторгом счастия. Ее оголенные шея и руки были худы и некрасивы. В сравнении с плечами Элен, ее плечи были худы, грудь неопределенна, руки тонки; но на Элен был уже как будто лак от всех тысяч взглядов, скользивших по ее телу, а Наташа казалась девочкой, которую в первый раз оголили, и которой бы очень стыдно это было, ежели бы ее не уверили, что это так необходимо надо.
Князь Андрей любил танцовать, и желая поскорее отделаться от политических и умных разговоров, с которыми все обращались к нему, и желая поскорее разорвать этот досадный ему круг смущения, образовавшегося от присутствия государя, пошел танцовать и выбрал Наташу, потому что на нее указал ему Пьер и потому, что она первая из хорошеньких женщин попала ему на глаза; но едва он обнял этот тонкий, подвижной стан, и она зашевелилась так близко от него и улыбнулась так близко ему, вино ее прелести ударило ему в голову: он почувствовал себя ожившим и помолодевшим, когда, переводя дыханье и оставив ее, остановился и стал глядеть на танцующих.