Хафиз Шемс-Эддин-Могаммед (ок. 1325-1389/90 гг.)

Персидский поэт. Происходя из незнатной и небогатой семьи ширазских горожан; получил, однако, полное богословское образование и прославился как «хафиз» (человек, знающий Коран наизусть; впоследствии хафизами стали называть в Средней Азии и Афганистане народных певцов сказителей). Плата за обрядовое чтение Корана, а также пожалования от высоких покровителей составили в дальнейшем основной источник средств существования поэта.

Придворная поэтическая деятельность не обогатила Хафиза, и во многих стихах он говорит о себе как о человеке необеспеченном.

«Диван» Хафиза, собранный после его смерти, распространялся в огромном количестве списков в Иране и за его пределами, что привело к засорению текста. В 1928 г. обнаружили переписанную через 35 лет после смерти поэта рукопись «Дивана». «Диван» Хафиза состоит из 418 газелей (объемом от 5 до 10 бейтов), 5 крупных касыд-панегириков, 29 небольших «стихотворений на случай», 41 рубай и 3 небольших месневи: «Дикая лань», «Саки-на-ме» и «Моганни-наме». При этом подлинность ряда произведений остается спорной.

В современном Иране «Диван» Хафиза стоит на первом месте среди всех переизданий классического наследия. Гробница его - место богомолья.

В лирике Хафиза преобладают традиционные темы вина и любви, мистического озарения, славословия, жалобы на бренность и непознаваемость мира. Хафиз широко использует в своих газелях образы и термины традиционной суфийской поэзии, которые обычно допускают возможность двоякого толкования - прямого, реалистического и переносного, символического.

В целом творчество Хафиза представляет собой высшее достижение средневековой персоязычной лирической поэзии. Его стихи переведены на все европейские и многие азиатские языки. Русские переводы сделаны Афанасием Фетом.

Хафиз Ширази
Родился: 1326 года.
Умер: 1390 года.

Биография

Шамсуддин Мухаммад Хафиз Ширази (перс. خواجه شمس‌الدین محمد حافظ شیرازی‎, также иногда упоминается в источниках как Шамсиддин Мухаммад Хафиз Ширази) (ок. 1325-1389/1390) - персидский поэт и суфийский шейх, один из величайших лириков мировой литературы.

Сведения его жизни содержат мало достоверных фактов и дат, но много легенд. В единственном сохранившемся автографе он называл себя «Мухаммад ибн Мухаммад ибн Мухаммад по прозванию Шамс аль-Хафиз аш-Ширази».

Его стихи являются вершиной персидской поэзии. Они в Иране до сих пор читаются и декламируются. В школах (мактабах) Бухарского ханства в XVI - начале XX века стихи Хафиза Ширази входили в обязательный учебный курс.

Родился в 1325 году в Ширазе (по некоторым источникам - в 1300 году). Его отец Баха ад-Дин (также известны варианты написания имени «Богоуддин» и «Камолуддин») был крупным торговцем углём и умер, когда Хафиз был ещё ребёнком. Однако состояние отца детям не досталось, и его трое сыновей оказались бедняками. Два старших брата покинули Шираз, а Хафиз остался с матерью. Отец Хафиза хорошо умел декламировать Коран, Хафиз с детства полюбил Книгу и к восьми годам знал её досконально, за что и получил титул «хафиз». Он также с ранних лет был знаком с произведениями Руми и Саади, а также Аттара и Низами. В детстве работал в пекарне, однако совмещал работу с учёбой в мактабе. Предположительно он получил хорошее образование в медресе. Позже основу его заработка составляла плата за обрядовое чтение Корана и пожалования от покровителей.

В возрасте 21 год он стал учеником Аттара в Ширазе. Он уже тогда стал слагать стихи и стал поэтом и чтецом Корана при дворе Абу-Исхака, вошёл в суфийский орден - Тарика. Хафиз знал арабский язык, хорошо разбирался в хадисах, тафсире, фикхе.

История сохранила легендарную встречу Хафиза с Тимуром, которая на нынешней момент считается реальным событием. Легенда описывает её следующим образом.

Сделав Самарканд столицей своей империи, Тимур отстроил город заново, мечтая создать из него истинный центр мира, и во многом в этом преуспел. Однажды ему нашептали стих Хафиза:

Когда красавицу Шираза своим кумиром, изберу, За родинку её отдам я и Самарканд и Бухару.

Взбешенный, Тимур отдаёт приказ привести к нему поэта. Хафиза находят в убогой хижине и, одетого чуть ли не в рубище, бросают перед владыкой. Тимур вопрошает: «Как же ты, нищий, можешь отдать за какую-то родинку мой Самарканд?» На что Хафиз отвечает: «Ты видишь, государь, до чего довели меня мои щедрые подношения!»

В 1333 году Мубариз Музаффар занял Шираз, и Хафиз стал слагать песни протеста вместо романтических стихов. Когда Мубариз был свергнут своим сыном - шахом Шуджа, а затем брошен в тюрьму; Хафиз снова получил должность придворного поэта. Однако он скоро добровольно удалился от двора в Исфахан, так как чувствовал опасность. Когда ему было 52 года, шах предложил ему вернуться в Шираз. Рассказывают, что он в возрасте 60 лет вместе с друзьями организовал сорокадневное медитативное бдение, и его дух встретился снова с Аттаром, как 40 лет назад.

Он написал много знаменитых лирических газелей - о любви, вине, красоте природы и розах. Благодаря этим стихотворением поэт получил прозвище Шекерлеб («сахарные уста»).

Женился Хафиз на склоне лет, у него родилось двое детей. Но оба сына и жена умерли ещё при жизни поэта. Имеются сведения, что младший сын Хафиза, Шах Нуман, переселился в Индию, в Бурханпур, а похоронен в Асиргархе. Жил Хафиз очень скудно, испытывая постоянную нужду. Несколько раз поэт получал приглашение от иноземных владык посетить их страны, однако поездки так и не осуществились. Его звал к себе багдадский султан Ахмед ибн-Увейс Джалаир. В Индию его звали султан Бенгала Гиясиддин (англ. Ghiyasuddin) и главный визирь султана Махмуда Бахманни (англ. Mohammed Shah I) (Декан) Мир-Фазлулла. Последней поездке помешал шторм на море, и Хафиз запечатлел в веках этот момент в одной из своих известнейших газелей:

Ночь темна, свирепы волны, глубока, страшна пучина, - Там, на берегу, счастливцы, знают ли, что тонем в море? Хафиз умер в Ширазе в районе 1390 года. Похоронен в саду Мусалла в Ширазе.

После его смерти появляется сборник его стихов - «Диван». В целом творчество Хафиза представляет собой высшее достижение средневековой персоязычной лирической поэзии. Его стихи переведены на все европейские и многие азиатские языки. Русские переводы сделаны Афанасием Фетом.

Творчество

Иран издавна славился своей литературой. Ещё до рождения Хафиза повсеместно прославились Рудаки, Фирдоуси, Насир Хосров, Омар Хайям, Низами Гянджеви, Джалалиддин Руми, Амир Хосров, Саади и другие. Их силами персидко-таджикская литература была выведена на новый уровень. Безусловно Хафиз не мог творить без связи со своими талантливыми предшественниками. Исследователями отмечается влияние на поэзию Хафиза стихов Саади, Салмана Саведжи, Хаджу Кирмани. Философская мысль в строках Хафиза идёт по пути, который заложили Хайям, Руми, отличаясь при этом глубокой индивидуальностью. Хафиз без сомнений был знаком с большей частью литературного наследия своей страны. Тому есть и и документальные подтверждения: в библиотеке Института востоковедения в Ташкенте хранится рукопись «Хамсе» Амира Хосрова Дехлеви, фрагмент из пяти маснави, где три из пяти маснави переписаны непосредственно самим Хафизом.

Любимой строфой Хафиза была газель. Именно ей написано подавляющее число его стихотворений. Рождённая за четыре столетия до Хафиза гением Рудаки, отточенная талантом Саади, в творчестве Хафиза газель достигает своего совершенства.

« Что прочно? - спрашивал Хафиз. И отвечал: - Ладья газелей[п. 1]. » Что же понимал под прочностью стиха Хафиз? Во-первых, очевидно, то, что стих способен пережить своего создателя, способен сохраниться в течение веков, что иногда не под силу и каменным мавзолеям. Во-вторых, под прочностью стиха могла иметься в виду его нерушимая целостность, и в применении к восточным стихам под целостностью следует иметь в виду особые свойства, не характерные для поэзии Запада.

Особенности строения газелей влияют и на их восприятие. Обычно газель состоит из пяти-семи двустиший (бейтов). При этом важно то, что каждое двустишие выражает законченную мысль, и, зачастую, не имеет прямой связи с прочими бейтами. В этом состоит отличие восточного стиха от классического стиха европейского, в котором строки прочно объединены одной мыслью автора и логически связаны между собой. В газели такая логическая связь не всегда видна, особенно для читателя, привыкшего к поэзии Запада. Однако, каждая газель, в особенности газель, созданная мастером, представляет собой нерушимое единое целое. Для того, чтобы воспринять и осознать эту целостность, требуется работа и чувств, и ума, когда переходя от двустишия к двустишию, читатель должен восстановить опущенные автором связи, пройти свой путь по ассоциативной цепочке, соединяющей бейты, и то, что эта цепочка может не совпасть с путём, которым шёл сам автор, лишь делает стих более ценным, более близким сердцу каждого отдельного читателя. Это тем более верно, что объединяющей связью газелей часто служит именно определённое переживание, состояние души, чувства неподвластные до конца рассудку. Но в своей сути газели Хафиза подобны рубаи Хайяма, сплавляющим в себе разум и чувства. Понимание сути газели также необходимо для понимания творчества Хафиза, как понимание сути сонета для более глубокого осмысления творчества Петрарки или Шекспира.

Не менее важно для прочувствования внутренней красоты стихов Хафиза знание суфийской символики. Зная тайные значения, зашифрованные в простых словах, читатель способен открыть не один, а даже несколько смыслов, заложенных в простом стихе, начиная с самого поверхностного и кончая мистически глубоким. Примером таких неочевидных простому читателю толкований может служить часто встречающаяся у Хафиза тема любви. И если невооружённый глаз видит в стихотворении только признание поэта в любви к женщине, то знакомый с суфийской символикой постигает, что речь идёт о стремлении суфия познать Бога, поскольку именно это подразумевается под «любовью», а «возлюбленная» - это сам Бог. А во фразе «Аромат её крова, ветерок, принеси мне» на самом деле «кров» - это Божий мир, а «аромат» - дыхание Бога.

Ещё одной специфической особенностью творчества Хафиза было зеркальное использование описательных слов. Отрицательных персонажей называет он «святыми», «муфтиями», тех же, кто дорог его сердцу - «бродягами» и «пьяницами».

Средоточием творчества Хафиза является непосредственная жизнь человека во всех её радостях и скорбях. Обыденные вещи обретают под его пером красоту и глубокий смысл. Если жизнь полна горести, то нужно сделать её лучше, придать красоту, наполнить смыслом. Частое упоминание чувственных удовольствий, будь то распитие вина или женская любовь, отнюдь не означают стремления Хафиза отвернуться от неприглядной действительности, спрятаться от неё в наслаждениях. Множество газелей клеймящих злобу, войны, скудоумие фанатиков и преступления властьдержащих показывают, что Хафиз не боялся трудностей жизни, и его призыв к радостям - выражение оптимистического взгляда на мир, а если понимать под «радостью» скрытый смысл познания Бога, то горести для него не повод для озлобления, а побудительный мотив обратиться к Всевышнему и построить свою жизнь в соответствии с его заповедями.

Одни из самых трагичных газелей Хафиза посвящены потерям друзей, и, очевидно, дружба была величайшей ценностью в жизни Хафиза. Но утраты не могли сломить дух поэта, он не позволял себе погрязнуть в депрессии, предаться отчаянию. Глубина трагических переживаний обусловлена именно осознанием её Хафизом, его дух всегда выше обстоятельств жизни. И это позволяет ему в часы скорби не отречься от жизни, а наоборот, начать ценить её ещё больше.

Богата и глубока любовная лирика поэта. По легенде Хафиз был влюблён в девушку Шах-Набат (Шахнабот), многие стихи посвящены именно ей. Простота в выражении самых интимных чувств и утончённость образов делают эти газели поэта лучшими примерами мировой любовной лирики.

Этическим идеалом поэта можно считать ринда[п. 2] - плута, бродягу - , полного бунтарства, призывающего к свободе духа. Образ ринда противопоставляется всему скучному, ограниченному, злому, эгоистичному. Хафиз писал: «Самонадеянности нет у риндов и в помине, а себялюбие для их религии - кощунство». Завсегдатай питейных заведений, гуляка, ринд свободен от предрассудков. Он не находит своё место в обществе, но это проблема не ринда, это проблема общества, построенного не лучшим образом. В мире Хафиз видел немало зла, насилия и жестокости. Мечта перестроить мир заново не раз звучит у Хафиза. Это всегда именно мечта, у него нет призывов к борьбе. В дальнейшем ринд как положительный герой находит свой путь в стихах Навои и Бедиля.

В оригинале стихи Хафиза чрезвычайно мелодичны, их легко напевать. Обусловлено это не столько применением звуковых повторов, сколько глубокой гармоничностью, объединяющей звучание и передаваемые образы. Богатство смыслов и лёгкость чтения служили причиной того, что куллиёт[п. 3] Хафиза сплошь и рядом использовался людьми для гаданий, для предсказания своей судьбы.

« …гордость праведных - это Ходжа Хафиз из Шираза, высокие мысли которого свидетельствуют о чистоте его души. Алишер Навои »

Наследие и влияние творчества

Поэтический сборник «Диван» Хафиза включает 418 газелей (лирических стихов), 5 крупных касыд (крупных панегириков), 29 кыта (небольших стихов), 41 рубаи (афористическое четверостишие) и 3 месневи (героико-романтические поэмы): «Дикая лань», «Саки-наме» и «Моганни-наме». После смерти Хафиза «Диван» распространялся в виде списков в большом количестве, из-за чего в оригинальном тексте появлялись чужеродные вставки. В сегодняшнем Иране «Диван» переиздавался наибольшее количество раз среди классических произведений.

Первое серьёзное издание Хафиза было осуществлено в средние века в Турции, где были изданы произведения поэта в трёх томах. На этом издании основывались дальнейшие публикации в Германии, Египте и Индии. Творчество поэта оказало сильное влияние на многих мастеров Запада: Гёте, Пушкина, Мицкевича и др. Изданный в 1814 году полный перевод Хафиза на немецкий язык сподвигнул Гёте на создание своего «Западно-восточного дивана», в котором посвящает Хафизу целиком вторую книгу, названную им «Книгой Хафиза». Пушкин в своём стихотворении «Не пленяйся бранной славой, о красавец молодой!» («Из Гафиза») отдал дань уважения поэту и всей персидской поэзии. Произведения Хафиза Ширази переведены на многие языки мира.

В творчестве Хафиза преобладают традиционные темы вина и любви, мистического озарения, восхваления великих людей, жалобы на бренность и непознаваемость мира. В поэзии Хафиз присутствовал элемент мистики, из-за чего современники называли поэта Лиссан-Эльгаиб - языком таинственных чудес.

Переводы на русский язык

Считалось, что переводами Хафиза занимался Афанасий Фет, используя переводы на немецкий Даумера. Однако оказалось, что стихи Даумера лишь подражание Хафизу. Издавались переводы, выполненные Виктором Полещуком.

Книги:

Истины. Изречения персидского и таджикского народов, их поэтов и мудрецов. Перевод Наума Гребнева «Наука», М. 1968. 310 с; Спб.: Азбука-классика, 2005. 256 с ISBN 5-352-01412-6
Ирано-таджикская поэзия. - М.: Художественная литература, 1974. - 613 с.

Хаджа Шамс ад-Дин Мухаммад Хафиз Ширази (перс. خواجه شمس‌الدین محمد حافظ شیرازی) — знаменитый персидский поэт и суфийский мастер.
Сведения его жизни содержат мало достоверных фактов и дат, но много легенд.Его стихи являются вершиной персидской поэзии. Они в Иране до сих пор читаются и декламируются.

О Хафизе очень интересно рассказывает М.Рейснер в своей статье "Страницы легендарной биографии Хафиза".

В тех сообщениях о Хафизе (ум.1389), которые содержатся в средневековых поэтических антологиях (тазкире) и историографических сочинениях, достоверные сведения настолько тесно переплетены с вымыслом, что отделить реальные факты от легенды крайне затруднительно, а воссоздать полную биографию поэта практически невозможно.
Полное имя поэта Шамс ад-Дин Мухаммад Хафиз Ширази. Иранцы часто ставят перед его именем уважительное Ходжа (букв, «господин», «учитель», «наставник»). Род его по мужской линии происходил из Исфахана. Семья переехала из Исфахана в Шираз во времена правления династии атабеков Салгуридов Фарса (1148—1270), которые в XIII в. были данниками монголов. Отец поэта Баха ад-Дин стал в Ширазе одним из самых богатых купцов, но рано умер, и семья, оставшись без кормильца, вскоре разорилась. Старшие братья будущего поэта отправились по свету в поисках лучшей доли, а с матерью остался только малолетний Шамс ад-Дин Мухаммад. Не будучи в состоянии прокормить себя и сына, мать отдала ребенка на воспитание в чужую семью. Однако человек, взявший на себя заботу о мальчике, вскоре отказался от своих обязательств и отдал его обучаться ремеслу в дрожжевой цех. Сирота-подмастерье оказался трудолюбив и настойчив в достижении жизненных целей. Треть своего заработка он платил учителю соседней школы, треть отдавал матери, остальное тратил на свои нужды. Именно в школе, а не в дрожжевом цехе мальчик приобщился к своему будущему ремеслу. Наделенный незаурядной памятью, он выучил наизусть священную книгу мусульман и стал чтецом Корана — Хафизом. Впоследствии он прославил свое профессиональное имя, избрав его литературным псевдонимом.

Среди ремесленников и торговцев Шираза (людей базара, как их называли в ту пору) было множество ценителей поэзии, их лавки (дуканы) нередко служили своеобразными «клубами», где собирались любители поэтических диспутов и соревнований. Завсегдатаем таких литературных «посиделок» в дукане торговца мануфактурой и становится Шамс ад-Дин Мухаммад. Он и сам пытается слагать стихи, но его первые опыты вызывают лишь насмешки окружающих, поскольку грешат против общепринятых норм стихосложения. Иногда его специально приглашают на поэтические собрания, чтобы потешиться, и это задевает его достоинство.

Ниспослание поэтического дара

О том, что было дальше с молодым чтецом Корана и как он в одночасье стал великим поэтом, повествует прекрасная легенда. Эта история связана с появлением одной из самых таинственных газелей Хафиза, которую специалисты нередко называют «газелью о ниспослании поэтического дара». Рассказывают, что, будучи не в силах более сносить издевательства, начинающий поэт решил посетить гробницу знаменитого отшельника и поэта-мистика Баба Кухи Ширази, которая почиталась чудотворной. Он долго и истово молился, плача и жалуясь на судьбу, пока не выбился из сил и не заснул прямо на земле близ гробницы. Во сне ему явился благообразный старец, который дал ему вкусить некоей божественной пищи и сказал: «Ступай, ибо врата знаний теперь для тебя открыты». На вопрос о том, кто он такой, старец ответил, что он халиф Али. Очнувшись ото сна, юноша сложил газель, которая прославила его имя:

Вчера на исходе ночи от мук избавленье мне дали,
И воду жизни во тьме, недоступной зренью, мне дали.
Утратил я чувства свои в лучах того естества,
Вина из чаши, что духа родит возвышенье, мне дали.
И благостным утром была и стала блаженства зарей
Та ночь — повеленьем судьбы, — когда отпушенье мне дали.
Небесный голос в тот день о счастье мне возвестил,
Когда к обидам врагов святое терпенье мне дали.
И взоры теперь устремил на зеркало я красоты,
Ведь там в лучезарность ее впервые прозренье мне дали.
Дивиться ли нужно тому, что сердцем так весел я стал?
Томился скудостью я — и вот вспоможенье мне дали.
Весь этот сахар и мед, в словах текущих моих,
То плата за Шах-Набат, что в утешенье мне дали.
Увидел я в тот же день, что я к победе приду,
Как верный стойкости дар врагам в посрамленье мне дали.
Признателен будь, Хафиз, и лей благодарности мед
За то, что красавицу ту, чьи прелестны движенья, мне дали.

(Перевод Е. Дунаевского)

В газели, сотканной из тончайших намеков и мистических ассоциаций, можно найти ключи к другой версии легенды о «ниспослании поэтического дара», в которой рассказывается о том, что обиды молодого поэта на судьбу усугублялись его пылкой влюбленностью в знаменитую ширазскую красавицу по имени Шах-Набат (букв, «сахарный леденец»), которая не отвечала ему взаимностью. В соответствии с этим вариантом сказания Хафиз обрел не только поэтический дар, но и благосклонность возлюбленной. Строки Хафиза, посвященные Шах-Набат, построены на сложной образной игре и могут быть истолкованы тремя разными способами: большинство средневековых комментаторов полагало, что речь идет о конкретной женщине, однако слово шах-набат необязательно толкуется как имя собственное, оно может быть понято как традиционная поэтическая метафора возлюбленной «сладостная», «сладкоречивая», «сладкоустая» и т. д. Кроме того, речь может идти о сладости поэтического слова, ниспосланного поэту свыше, и в таком случае божественной пищей, которую вкусил Хафиз из рук халифа Али, оказывается как раз кристаллический сахар — набат. В тексте газели также можно усмотреть намек на то, что посланником небес, явившимся во сне к Хафизу, был не Али, а Хизр (Хидр, Хадир) — персонаж мусульманских мифологических сказаний, не упомянутый в Коране, но чрезвычайно почитаемый. Именно его комментаторская традиция связывала с коранической историей путешествия Мусы (библейского Моисея) и нахождения живой воды. Живая вода в позднейших толкованиях стала пониматься мистически и служила метафорой сокровенного знания. О его обретении и идет речь в первых строках этой газели Хафиза.

Испытание

Сложив боговдохновленные стихи, поэт предстал перед насмешниками и продекламировал их, чтобы возвыситься в глазах слушателей, однако те не поверили, что газель сложена без посторонней помощи, и по обычаю устроили ему испытание. Состояло оно в том, что Хафизу предложили составить ответ на некую газель-образец (обычно такими образцами служили признанные шедевры прошлого), и он во всеоружии обретенного дара достойно справился с заданием, заслужив полное одобрение критиков.

Молва о новой звезде ширазского поэтического небосклона стала быстро распространяться, Хафизом заинтересовались высокие особы, и он стал получать приглашения ко двору. Не став штатным восхвалителем, Хафиз тем не менее не чуждался покровительства сильных мира сего, о чем свидетельствует сравнительно небольшое количество газелей, в которых поэт называет имена своих царственных меценатов. По-разному складывались отношения своевольного и гордого поэта с последовательно сменявшими друг друга на ширазском престоле правителями, что отразилось в многочисленных рассказах, нередко анекдотического свойства. Возможно, в основе некоторой части бытующих до нынешнего дня литературных и фольклорных анекдотов о Хафизе лежат реальные эпизоды его жизни. Несомненно одно — эти истории дают нам точные штрихи психологического портрета Хафиза, каким он виделся современникам и потомкам.

Покровители и властители

Первым покровителем Хафиза был Абу Исхак Инджу (правил в 1343—1353 гг.), правитель беспечный и веселый, любитель пиршественных забав и изящной словесности, покровитель наук и искусств. Во времена его правления Хафизу, как, впрочем, и другим поэтам и ученым, жилось прекрасно. В одной из своих газелей поэт посетовал на то, что «золотой век» правления Абу Исхака был очень короток: «Воистину бирюзовый перстень Абу Исхака ярко сиял, но благо было недолгим». Когда один из Музаффаридов — Мубариз ад-Дин Мухаммад осадил Шираз, легкомысленный правитель не потрудился даже мобилизовать защитников города. Легенда гласит, что когда Абу Исхак одним из последних узнал об осаде города, он выразил удивление, что кто-то вознамерился воевать в такой погожий весенний день, и экспромтом сложил такие стихи: «Пойдем! Нынче вечером предадимся забавам, а о завтрашнем дне подумаем, когда наступит завтра»-. Вскоре тот, кого традиция почитала самым щедрым и добрым покровителем Хафиза, оказался свергнутым с престола, а еще через три года был казнен. Однако поэт еще долго вспоминал благодатный период правления Абу Исхака, он посвятил памяти шаха стихотворный отрывок (кыт"а), в котором назвал его имя в числе пяти выдающихся ученых своего времени.

Наступила эпоха правления жестокого и фанатичного Мубариз ад-Дина (правил в 1353— 1364 гг.), который ознаменовал свое восшествие на престол закрытием всех питейных заведений в Ширазе. Он запретил разного рода увеселения и разослал по всему городу мухтасибов (в персидском произношении — мохтасеб, русские переводчики пользовались как первым, арабским, так и вторым вариантом передачи этого термина), городских чиновников, пресекавших публичное нарушение норм мусульманской морали и представлявших собой своеобразную «полицию нравов». Ужесточение режима правления нашло отражение даже в четверостишии наследного принца Шаха Шуджа Музаф-фарида, который написал:

В наше время на пирушках вино не в чести,
Ни лютни, ни гуслей, ни бубна в руках,
Все ринды (гуляки) забыли пристрастие к вину,
Один городской мухтасиб пьян без вина.

Хафиз, как утверждают комментаторы, откликнулся на введение «сухого закона» великолепной газелью, в которой, как считают, под маской мухтасиба вывел самого Мубариз ад-Дина:

Хоть прекрасна весна и вино веселит,
Но не пейте вина — мохтасеб не велит!
Сух верховный закон этих смутных времен.
Пей тайком, пей с умом, делай ханжеский вид.
Сядь, как дервиш, в углу, спрячь в рукав пиалу.
Нынче мир не вином — алой кровью залит.

После Мубариз ад-Дина к власти пришел его сын Абу-л-Фаварис Шах Шуджа (правил в 1364 — 1384 гг.), который не только отменил «сухой закон», но, видимо, несколько облегчил бремя налогов для «людей базара», ремесленников и торговцев, стал оказывать покровительство «людям пера», поэтам и ученым. Хафиз приветствовал начало его правления не только пышными хвалебными строками, но и веселой газелью, начинавшейся строками: «На рассвете тайный глас небес донес до меня весть: «Настала эпоха Шаха Шуджа, - без страха пей вино!» Однако отношения Хафиза и его августейшего патрона складывались далеко не так просто, как это явствует из приветственных стихов. До нас дошло несколько легенд, свидетельствующих о том, что шах и поэт постоянно конфликтовали. Одна из крупных размолвок произошла из-за известного знатока шариата (факиха) и поэта Имада Кирмани, к которому весьма благоволил благочестивый Шах Шуджа. Рассказывают, что богобоязненный законовед научил любимого кота повторять свои движения во время молитвы. В одной из газелей, осуждающей лицемерие и показное благочестие, Хафиз жестоко высмеял Имада, представив его ханжой и шарлатаном. Начинается она словами: «Явился суфий во всей красе и начал притворяться, дворец лукавства возвел до обманчивых небес». Газели Хафиза изобилуют подобными инвективами в адрес лицемерных аскетов, но здесь его сарказм предназначался конкретному лицу, поскольку дальше в газели говорится:

О, грациозная куропатка! В кокетстве своем ты так плавно ступаешь,
Однако не гордись собой, ведь и кот сотворил молитву.

Шах Шуджа был взбешен дерзостью поэта и искал любого повода поставить его на место, и случай скоро представился. В соответствии с традицией, сложившейся в суфийской газели задолго до Хафиза, поэты часто признавались в любви представительницам иной веры, христианкам или огнепоклонницам, исповедовавшим зороастризм (речь в таких стихах шла о представителях конфессий, которым их верой не запрещалось употреблять, изготовлять и продавать вино). Тем не менее одну из таких газелей Хафиза Шах Шуджа счел оскорблением веры, поскольку в ней говорилось: «Если мусульманство таково, как его исповедует Хафиз (преклонение перед христианским идолом, т. е. красавицей), жаль, если вослед сегодня придет завтра». Хафиза ждала бы неминуемая кара, не окажись в тот момент в Ширазе прославленный ученый Маулана Зайн ад-Дин Абу Бакр, совершивший паломничество к мусульманским святыням. По его совету Хафиз предпослал крамольному двустишию следующие строки: «Пришлись по душе мне слова, что пропел на рассвете христианин на пороге питейного дома под звуки свирели и бубна: «Если мусульманство таково...» — и таким образом избежал наказания, ибо это соответствует правилу «Передавать слова нечестивца не значит быть нечестивцем».

Шах Шуджа, сам не чуждый стихотворству, завидовал громкой славе Хафиза и однажды бросил ему следующий упрек: «В ваших газелях отсутствует единый лад: несколько стихов посвящено вину, несколько — воспеванию возлюбленной, остальные мистике. Это противоречит нормам красноречия». Поэт ответил августейшему критику так: «Ты прав, повелитель, но при всех этих пороках мои газели известны по всему свету, тогда как стихи иных поэтов шагу не могут ступить за пределы городских ворот». Шах Шуджа, естественно, принял это высказывание на свой счет и был несказанно обижен.

Натянутые отношения с верховным властителем Шираза побудили поэта искать прибежища в других городах Ирана. В период между 1372 и 1374 годами он предпринимает поездки в Исфахан и Йезд, но, разочаровавшись, вновь возвращается в родной город. Комментаторы считают, что Хафиз выразил недовольство поездкой в газели, начинающейся такими строками:

Если возвращусь я с чужбины домой,
Вернусь, набравшись опыта.
Если вернусь из странствий целым и невредимым,
Клянусь, прямо с дороги сверну в кабачок.
Коль сострадают мне спутники мои на путях любви,
Презрен буду я, если пойду жаловаться чужим.

Государи разных мусульманских стран, современники Хафиза, не оставляли попыток залучить знаменитость к своему двору, однако поэт под разными предлогами отказывался покинуть Шираз, хотя изредка и посвящал приглашавшим свои стихи (например, правившему в Багдаде султану Ахмаду ибн Увайсу Джалаириду). Известно, что в последний раз поэт покидал Шираз, откликнувшись на приглашение посетить Индию. Правитель княжества Дакан, просвещенный шах Махмуд из династии Бахманидов направил поэту со своим визирем крупную денежную сумму, дабы поощрить его поездку. Поэт истратил часть суммы, чтобы поправить материальное положение семей своих сестер и расплатиться с собственными долгами. Добравшись до порта Ладжин, он остановился у друга, который в то время сильно нуждался, так что остатки щедрого царского подарка Хафиз оставил ему. Два персидских купца, следовавших в Индию, предложили Хафизу присоединиться к ним и были готовы взять на себя все его дорожные расходы, но гордый поэт отказался. Он проследовал в порт Ормуз, чтобы там сесть на корабль, принадлежащий самому шаху Махмуду. Однако не успел корабль сняться с якоря, как на море разыгрался шторм. Поэт отказался от своего намерения покинуть Фарс, а визирю послал газель, в которой есть такие строки:

Как всех к себе влекут держава и корона!
Но павшей головы не стоит трон монарший.
Я вздумал морем плыть, но всех жемчужин мира
Не стоит ураган, мой парус разорвавший.

Визирь довел стихотворение до слуха повелителя, и тот распорядился послать поэту щедрое вознаграждение.

Последние годы жизни Хафиза пришлись на время правления Шаха Мансура Музаффарида (1387-1393). Год его восшествия на престол совпал с первым нашествием монгольских войск под предводительством Тимура (правил в 1370—1405 гг.) на Шираз, а во время второго последний представитель этой династии был убит на поле сражения. Предание гласит, что во время своего пребывания в Ширазе грозный тиран и завоеватель потребовал Хафиза к себе, посчитав начальные строки одной из знаменитейших его газелей оскорблением своей персоны. Вот как повествует об этом автор известной «Антологии поэтов» Доулатшах Самарканди (XV в.): «Рассказывают, что в те времена, когда Тимур завоевал Фарс и убил Шаха Мансура, Ходжа Хафиз был еще жив. Тимур послал кого-то из своих приближенных с требованием привести его. Когда тот явился, Тимур сказал ему: «Я завоевал полмира своим блистающим мечом, я разрушил тысячи селений и областей, чтобы украсить Самарканд и Бухару, престольные города моего отечества, а ты, ничтожный человечишко, готов их продать за родинку какой-то ширазской тюрчанки, ведь сказано у тебя: «Когда ширазскую тюрчанку своим кумиром изберу, за родинку ее вручу я ей Самарканд и Бухару». Хафиз поклонился ему до земли и молвил: «О, повелитель мира! Взгляни, до чего меня довела моя расточительность» (Хафиз явился на аудиенцию в рубище дервиша. — М.Р.). Его Величеству понравился остроумный ответ, он выразил свое одобрение и, сменив гнев на милость, обласкал поэта».

Такова легенда, а на самом деле во время второго нападения Тимура на Шираз встреча состояться не могла, поскольку Хафиз умер за четыре года до этого события, в 1389 году. За точность последней даты можно поручиться, поскольку существует стихотворение-хронограмма на смерть поэта:

Светоч поэтической мысли Ходжа Хафиз,
Тот, что был свечой, горящей божественным светом,
Нашел себе стоянку на земле Мусаллы,
А ты ищи его хронограмму в «земле Мусаллы» .

Рождение славы

Диван Хафиза не был составлен при жизни поэта. Первый составитель посмертного собрания стихов поэта, некий Гуландам, являвшийся, видимо, личным секретарем Хафиза, снабдил рукопись собственным предисловием, в котором дается оценка поэтического дарования Хафиза и сообщаются некоторые сведения относительно его ученых занятий. В частности, Гуландам перечисляет те книги, из которых поэт черпал знания, называя среди них авторитетный комментарий к Корану (тафсир) «Кашшаф» Замашахри (XI в.), сочинения по адабу, философии, логике, грамматике арабского языка и, наконец, собрания стихов арабских поэтов. По всей видимости, во времена правления Абу Исхака Инджу, когда молодой поэт снискал расположение этого правителя, ему была предоставлена возможность общения с лучшими умами Шираза, и он активно пользовался ею в целях совершенствования образования. Высокая похвала Хафизу, вышедшая из-под пера Гуландама, была первой в бесконечной череде высказываний, превозносивших магию его таланта и неотразимое обаяние его газелей.

В «Предисловии Гуландама» говорится: его газели «пробуждали волнение в высоких собраниях аристократов и в толпе простолюдинов, в местах молитвенного уединения, среди падишахов и нищих, среди ученых и невежд... Радения дервишей не удавались без его будоражащей сердце газели, дружеская пирушка теряла очарование без повторения его полных изящества слов». Еще при жизни своей Хафиз пользовался всеобщим признанием, современники наградили его двумя почетными «титулами» — Лисан ал-гайб («Сокровенный язык») и Тарджуман ал-асрар («Толкователь тайн»).

Они бросали вызов Хафизу

Век спустя к стихам Хафиза начинают относиться как к непревзойденному образцу. Об этом свидетельствует рекордное в истории персидской литературы количество «ответов» (джаваб) на его газели, созданных в XV и последующих веках его ценителями и подражателями. Уже упоминавшийся здесь Джами охотно составлял «ответы» на газели Хафиза, на одну только «открывающую» газель его дивана он откликнулся пять раз.

Правила создания «ответа» на известный образец предписывали средневековому автору максимальное проявление творческой изобретательности и оригинальности, поскольку в основе этих правил лежал принцип соперничества. В редчайших случаях поэт, вознамерившийся превзойти признанный шедевр, мог признаваться в своей несостоятельности, и все же такие признания в отношении газелей Хафиза имели место. Достаточно упомянуть знаменитого мастера «темного» стиля в персидской поэзии, называемого «индийским», Саэба Табризи (1601 — 1671), который закончил свою газель в подражание Хафизу такими строками:

Если, отвечая на газель Хафиза, Саэб проявил слабость,
Нет в том его вины. Мне это было трудно.

Приведенные слова скорее говорят не о самоуничижении Саэба, который, вне всякого сомнения, был осведомлен о своем собственном литературном даровании, а о его безусловном преклонении перед непостижимым волшебством хафизовского стиха.

Между тем и сам Хафиз охотно откликался на газели своих предшественников и современников. Чтобы газель считалась полным «ответом», она должна была соответствовать ряду формальных и содержательных требований: совпадать с газелью-образцом по метру, рифме, редифу (рефрену - слову или группе слов, которые повторялись после рифмы и служили ее украшением), включать в переосмысленном виде мотивы и образы первоисточника. У Хафиза мы находим множество «ответов» на газели Саади — их насчитывают порядка семнадцати, отвечал он и на газели своих старших современников - Хаджу Кирмани, Салмана Са-ваджи, Имада Факиха Кирмани.

Али бен Аби Талиб — четвертый «праведный» халиф, зять пророка Мухаммада. С его именем связано зарождение шиизма. Мусульмане-шииты почитают его наравне с пророком, считают носителем божьей благодати.

В оригинале Хафиз называет ночь своего счастливого преображения «ночью судьбы», то есть сравнивает ее с той ночью, когда, по преданию, Мухаммаду был ниспослан Коран и архангел Джабраил возложил на него пророческую миссию. На основе этого и ряда других коранических мотивов в поэзии Хафиза создается образ поэта-пророка.

Мусаллой (букв, «святилище», «место молитвы») называется популярное место прогулок близ Шираза, воспетое Хафизом. Дата смерти Хафиза закодирована в словах «земля Мусаллы», поскольку каждая буква арабского алфавита имеет числовое значение (эта система называется абджад).

Адаб — букв, «вежливость», «хорошее воспитание», «наука», «добронравие». В период средневековья в мусульманском мире сложилась особая система воспитания и образования, называемая адаб и предназначенная для подготовки «идеальных» членов общества, прежде всего придворного универсума. Литературные жанры, сложившиеся в системе адаба, представляли собой зерцала и наставления, ориентирующие читателя в разных областях знания и поведения и, как правило, снабженные многочисленными наглядными примерами в форме притч и исторических анекдотов.

М.Рейснер. Страницы легендарной биографии Хафиза

Краткая биография поэта, основные факты жизни и творчества:

ХАФИЗ ШАМСИДДИН (1325-1389 или 1390)

Великий иранский поэт Хафиз Шамсиддин (Ходжа Шамс ад-Дин Мухаммад Хафиз Шерози) родился в 1325 году в семье Баха ад-Дина - очень богатого купца из Шираза. Доподлинно известно, что род Хафиза происходил из Исфахана. В годы правления династии атабеков Салгуридов Фарса (1148-1270) предки поэта перебрались в Шираз.

Отец Хафиза умер рано, продолжить его дело было некому, и вскоре семья разорилась. Старшие братья будущего поэта отправились по свету в поисках лучшей доли, а маленький Шамс ад-Дин Мухаммад остался с матерью. Но несчастная женщина была не в силах прокормить ребенка, а потому отдала на воспитание в чужую семью.

Опекун недолго заботился о приемыше и отправил его обучаться ремеслу в дрожжевой цех. Ученикам оплачивали работу. Шамс ад-Дин Мухаммад оказался и трудолюбивым, и практичным мальчиком. Треть своего заработка он платил учителю соседней школы, треть отдавал матери, остальное тратил на свои нужды. В школе он выучил наизусть священную книгу мусульман и стал чтецом Корана - хафизом.

Ремесленники и торговцы Шираза (их называли «люди базара») славились любовью к поэзии. Многие ширазские дуканы (торговые лавки) одновременно были чем-то вроде поэтических «клубов», где устраивались диспуты и соревнования сочинителей. Шамс ад-Дин Мухаммад был постоянным участником таких собраний, но над ним преимущественно потешались, как над ничего не понимающим в поэзии «сосунком».

Легенда рассказывает, что однажды глубоко уязвленный насмешками юноша отправился к чудотворной гробнице прославленного отшельника и поэта-мистика Баба Кухи Ширази. Он долго молился и жаловался святому на свою судьбу, пока в изнеможении не уснул прямо на земле возле гробницы. Неожиданно во сне ему явился старец и дал вкусить божественной пищи.

Ступай, - сказал старец, - врата знаний для тебя открыты.

Кто ты? - спросил удивленный юноша.

Я - халиф Али, - ответил незнакомец и исчез.

Когда Шамс ад-Дин Мухаммад проснулся, он почти сразу сложил прославившую его газель «О ниспослании поэтического дара». Так миру явился великий поэт Хафиз.

По другой версии, юноша влюбился в ширазскую красавицу по имени Шах-Набат (переводится как «сахарный леденец»), но девушка только смеялась над ним. Любовь дала Шамс ад-Дин Мухаммаду поэтический дар, а вместе с ним пришла и благосклонность возлюбленной.

Ширазские ценители поэзии не поверили, что Хафиз сложил газель самостоятельно. Было решено устроить молодому человеку испытание. Поэту предложили написать ответ на газель-образец (такими образцами, как правило, служили признанные шедевры прошлого). Новая газель Хафиза восхитила ценителей. Слава о гениальном поэте быстро распространилась по странам Срединной Азии.

Хафиза стали приглашать ко дворам восточных владык. Но поэт не пожелал покидать Шираз. Он почти безвыездно прожил здесь всю жизнь, никогда не женился, не имел детей и только постоянно заботился о семьях своих сестер. Средства к существованию Хафиз зарабатывал творчеством, а также чтением и толкованием Корана.

Сохранилось множество историй об отношениях поэта с правителями родного города.

Первым покровителем Хафиза стал Абу Исхак Инджу (правил в 1343-1353 годах). Это был человек беспечный и веселый, любил пышные застолья, покровительствовал наукам и искусствам. Времена Абу Исхак Инджу Хафиз называл впоследствии «золотым веком» для поэтов.

Но век легкомысленного владыки был короток. В 1353 году Шираз осадили войска Мубариз ад-Дин Мухаммада, а Абу Исхак даже не подумал организовать оборону. Более того, о враге он узнал одним из последних и был весьма удивлен, что город в осаде.

Пойдем! - сказал правитель. - Нынче вечером позабавимся, а о завтрашнем дне подумаем завтра.

Через три года после низложения Абу Исхака казнили, на всякий случай.

Мубариз ад-Дин (правил в 1353-1364 годах) был человеком жестоким и фанатично религиозным. Едва захватив Шираз, он закрыл в городе все питейные заведения, запретил увеселения и установил надзор за соблюдением населением норм мусульманской морали.

Сын Мубариза - Абу-л-Фаварис Шах Шуджа (правил в 1364-1384 годах) оказался прямой противоположностью отцу и стал покровительствовать поэтам и ученым. Хафиз вновь был приближен ко двору. Однако отношения поэта с правителем не сложились.

Легенда рассказывает следующее. Шах Шуджа сам был не чужд стихотворству и завидовал громкой славе Хафиза. Однажды он упрекнул поэта:

В твоих газелях нет единого лада!

Поэт ответил:

Все так, мой повелитель, но при всех этих пороках мои газели известны по всему свету, тогда как стихи иных поэтов шагу не могут ступить за пределы городских ворот.

Шах Шуджа очень обиделся, но стерпел. Однако Хафиз понимал, что долго такие отношения продолжаться не могут. Он стал искать прибежище в других городах Ирана, даже выезжал в Исфахан и Йезд, но всегда через короткое время возвращался в родной город.

Последний раз поэт покинул Шираз, когда отправился в Индию по приглашению правителя княжества Дакан шаха Махмуда. История эта весьма любопытна. Шах послал Хафизу деньги на поездку. Часть этой суммы поэт потратил на погашение своих долгов и на помощь семьям своих сестер. Затем по дороге он встретил своего обедневшего друга и отдал ему все остававшиеся от дара правителя деньги. В Ормузе Хафиза ожидал присланный шахом корабль. Но едва путешественники снялись с якоря, как на море разыгрался шторм. Тогда поэт отказался от дальнейшего путешествия и вернулся в Шираз. Шах Махмуд не обиделся на Хафиза, а наоборот, послал ему еще один щедрый дар.

Последние годы жизни Хафиза пришлись на эпоху завоеваний эмира Тимура (Тамерлана) (1336-1405). В Ширазе тогда властвовал Шах Мансур Музаффарид (правил в 1387-1393 годах). Первый поход Тимура на Шираз состоялся в 1387 году. Захватив город, эмир потребовал к себе Хафиза. Поэт явился к владыке в рубище дервиша.

Тимур воскликнул:

Я завоевал полмира своим блистающим мечом, я разрушил тысячи селений и областей, чтобы украсить Самарканд и Бухару, престольные города моего отечества, а ты, ничтожный человечишко, готов их продать за родинку какой-то ширазской тюрчанки, ведь сказано у тебя: «Когда ширазскую тюрчанку своим кумиром изберу, за родинку ее вручу я ей Самарканд и Бухару».

Хафиз ответил с поклоном:

О, повелитель мира! Взгляни, до чего довела меня моя расточительность.

Не ожидавший такого ответа Тимур расхохотался и обласкал поэта.

Через два или три года после встречи с эмиром Хафиз умер в Ширазе. Он был похоронен в своем парке «Мусалла», на берегу реки Рукнабада.

В 1393 году по приказу Тимура всех членов рода Музаффаридов, при правлении представителей которых прошла жизнь поэта, вывели в степи под Ширазом и зарезали.

* * *
Вы читали биографию (факты и годы жизни) в биографической статье, посвящённой жизни и творчеству великого поэта.
Спасибо за чтение. ............................................
Copyright: биографии жизни великих поэтов

Хафиз Ширази (1326 - 1389)

Хаджа Шамс ад-Дин Мухаммад Хафиз Ширази (1326 -1389/90 гг.)
- персидский поэт.
Происходя из незнатной и небогатой семьи ширазских горожан,
Хафиз, однако, получил полное богословское образование и
прославился как хафиз (человек, знающий Коран наизусть).
Придворная поэтическая деятельность не обогатила Хафиза, и во
многих стихах он говорит о себе, как о человеке необеспеченном.
Диван Хафиза, собранный после его смерти, распространялся в
огромном количестве списков в Иране и за его пределами.

В возрасте 21 год стал учеником Аттара в Ширазе. Он уже тогда писал стихи, был известным поэтом и чтецом Корана при дворе Абу-Исхака, вошёл в суфийский орден - Тарика. В 1333 Мубариз Музаффар занял Шираз, и Хафиз начал слагать песни протеста вместо романтических стихов.

Когда ему было 52 года, шах предложил ему вернуться в Шираз. Рассказывают, что он в возрасте 60 лет вместе с друзьями организовал сорокадневное медитативное бдение, и его дух встретился снова с Аттаром*, как 40 лет назад.
Он написал много знаменитых лирических газелей - о любви, вине, красоте природы и розах.
Умер в возрасте 64 лет (1390 год), похоронен в саду Мусалла в Ширазе. Мавзолей Хафиза является одной из основных достопримечательностей Шираза, туда приходят многочисленные паломники, мавзолей находится в парке, где постоянно под музыку декламируются стихи Хафиза. Также, распространены гадания на "Диване" Хафиза.
После его смерти появляется «Диван» - сборник из 600 его стихов.

Не причиняй лишь зла другим, а в остальном…
Живи, как знаешь, и судьба тебе поможет.
Иного нет греха. Добром же ты умножишь
Себя, как в зеркале, светящимся добром...

Людей пора переродить и вырастить свой сад,
И мир свой заново создать - иначе это ад...

Среди всего, что сотворил из ничего Творец миров
Мгновенье есть! В чем суть его? Осталось тайною оков...

Если меж пальцев ушли наслажденья - Значит ушли.
Если могли мы терпеть униженье - Значит могли.
Если гнетет нас любви тирания - Значит гнетет.
Если терпение - значит терпенье... Солнце взойдет.

Жизнь не так коротка, как я думал в печали...
Окончания ищешь - находишь начало.

Тому, кто воистину любит,
Бессмертие смертность погубит...

Искать спокойствия в любви - вот заблуждения твои.

*** эхо перевода Евгения Шешолина
(Журнал «Лавка Языков»)

Лепестки уснувших роз гиацинтами закрой,
То есть, лик-то поверни, мир смахни своей рукой!
И росинки пота сбрось на цветник, как с чаши глаз,
Опьяни живой водой Мир, таящийся от нас.

И хоть как-нибудь нарциссы сонных глаз приотвори,
А ревнивые ресницы дивных цветиков сомкни!
Если ты не убивать глаз влюбленных не умеешь,
Пей с другими, ну а нас - упрекни, не пожалеешь?

Словно пена от вина на очах твоих завеса,
Жизнь слепая, по законам - хуже кислого замеса.
Коли дни - роз лепестки - осыпаются, мы пьем
Роз вино в кругу суфийском, в розе жизни, где живем!

Здесь фиалок аромат, кудри милой разлетелись,
И тюльпановый букет. Пей, чтоб души отогрелись!
Здесь Хафиз о встрече молит: - Боже мой, не оттолкни
Ты молитву душ страдальцев, да в уста свои впусти. ***

Тело вышло из праха земного...
Дух - с эфира, с небесного вздоха.
Что ж боишься ты смерти, мой кроха?
Прах - ко праху, а дух - в мир иного!

Эхо
Мы боимся не смерти, Отец,
А того, что обитель сердец
Примет дух наш не столь совершенным,
Чтобы стал он, извечно-блаженным...

Просило сердце у меня
то, чем само владело:
В волшебной чаше увидать оно весь мир хотело…
Жемчужина, творенья перл – всевидящее Сердце
О подаянии слепца просило – и прозрело!

Свои сомненья в харабат
принес я старцу магов:
Мужей, желающих прозреть, там множество сидело.
Седой мудрец, навеселе, глаза уставил в чашу:
В ней все, что было на земле, пестрело и кипело.
Спросил:
«Давно ли от вина ты глаз не отрываешь?»

«С тех пор, как этот небосвод воздвигнут был умело!»

Прозренье сердца - свыше нам ниспосланное чудо.
Все ухищрения ума пред ним – пустое дело.
Тот, кто изрек «Бог – это я!» - по мнению мудрейших,
Казнен за то, что приоткрыл завесу слишком смело.

А у того, кто в сердце скрыл открывшееся свыше,
О миге Истины в душе воспоминанье цело.
И если будет небесам ему помочь угодно,
Свершит он чудо, как Иса, вдохнувший душу в тело.

Всегда и всюду Бог с тобой, а малодушный суфий
Не знал о том и призывал Аллаха то и дело.

Спросил Хафиз:
«А почему любовь тяжка, как цепи?» -

«Чтоб сердце, разума лишась, от сладкой боли пело!»

Сложнейшая философско-мистическая газель,
изобилующая кораническими и легендарно-историческими
ассоциациями.