Речь гитлера на русском языке. Речи гитлера

История с ужасающей ясностью доказывает, что каждое смешение крови арийцев с более низко стоящими народами неизбежно приводило к тому, что арийцы теряли свою роль носителей культуры.

(«Моя борьба», к. 1, гл. 11)

Все великие культуры прошлого погибли только в результате того, что творческий народ вымирал в результате отравления крови.

(«Моя борьба», к. 1, гл. 11)

Человек, не понимающий законов расового развития и пренебрегающий этими законами, сам себя лишает счастья, которым он мог бы воспользоваться. Такой человек мешает победному шествию лучшей из рас и тем самым уничтожает основную предпосылку всякого человеческого прогресса.

(«Моя борьба», к. 1, гл. 11)

Одной только степенью чистоты крови определяется подлинная сила или слабость людей.

(«Моя борьба», к. 1, гл. 12)

Народы, пренебрегающие чистотой своей расы, тем самым оказываются и от единства душевной жизни во всех ее проявлениях. Недостаточная однородность крови неизбежно приводит к недостаточному единству всей жизни данного народа; все изменения в сфере духовных и творческих сил нации являются только производным от изменений в области расовой жизни.

(«Моя борьба», к. 1, гл. 12)

Проблема расы дает нам ключ к пониманию не только всего хода мировой истории, но и всего развития общечеловеческой культуры вообще.

(«Моя борьба», к. 1, гл. 12)

Нет и не бывает никаких революций, кроме расовых: нет политических, экономических или социалистических революций, всегда и всюду есть только борьба низшей прослойки низшей расы против господствующей высшей расы, и если эта высшая раса пренебрегает законом своего существования, она проигрывает.

Ариец является Прометеем человечества. Его ясная голова была одарена божьей искрой гения, ему дано было возжечь первые огоньки человеческого разума, ему первому удалось бросить яркий луч света в темную ночь загадок природы и показать человеку дорогу к культуре, научив его таинству господства над всеми остальными живыми существами на этой земле.

(«Моя борьба», к. 1, гл. 11)

Отрицание роли различных рас в деле развития культуры неизбежно приводит к тому, что мы перестаем понимать и роль личности в этой области. Одна большая ошибка ведет за собою другую. Если мы перестаем видеть различие между расами, то это приводит в дальнейшем к игнорированию различий между отдельными народами, а затем логически и к игнорированию различий, существующих между отдельными людьми. Детище еврея Карла Маркса, учение марксизма, есть в сущности не что иное, как превращение в определенный политический символ веры этих давно уже существующих и широко распространенных превратных представлений. Изумительный политический успех марксистского учения был бы совершенно невозможен, если бы в основе марксизма не лежала эта издавна распространенная у нас извращенная идея. Отрава эта давно уже носится в воздухе. Ее разлагающему влиянию подверглись миллионы.

Не хватало только одного лица, которое оформило бы эту извращенную идею.

И вот этот один человек нашелся. Это и был Карл Маркс. Он пророчески угадал, какую разрушительную силу может представить собою этот яд. С искусством чернокнижника он создал концентрированное учение, направленное на возможно более быстрое уничтожение независимости всех свободных наций на этой земле, и все это свое ядовитое учение он поставил на службу своей собственной расе.

(«Моя борьба», к. 2, гл. 1)

Народность или, лучше сказать, раса определяется не общностью языка, а общностью крови.

(«Моя борьба», к. 2, гл. 1)

Правильный принципиальный взгляд на государство заключается в том, что государство является не целью, а средством к цели. Правда без государства нет высокой человеческой культуры, но само государство не является еще главным фактором культуры. Главным фактором последней является исключительно наличие расы, способной стать творцом культуры.

(«Моя борьба», к. 2, гл. 2)

Государство есть средство к цели. Его собственная цель состоит в сохранении и в дальнейшем развитии коллектива одинаковых в физическом и моральном отношениях человеческих существ. Это сохранение относится прежде всего только к тому ядру, которое действительно принадлежит к данной расе и обеспечивает ей развитие тех сил, которые заложены в этой расе.

Часть этого ядра будет обеспечивать сохранение физической жизни, а другая часть - содействовать дальнейшему духовному развитию. На деле одна часть создает предпосылки, необходимые для другой.

(«Моя борьба», к. 2, гл. 2)

Итак, высшей целью действительно народного государства должна быть забота о сохранении того основного расового ядра, которое одно только способно создавать культуру, дарить человечеству красоту, достоинство и все высокое. Мы, арийцы, понимаем под государством только живой организм расы, который не только обеспечивает само существование этой расы, но обеспечивает ей также возможность дальнейшего более высокого развития всех заложенных в ней способностей до степени самой высшей свободы.

(«Моя борьба», к. 2, гл. 2)

Национально-социалистическая расовая идея, и лежащие в ее основе научные знания, ни в коем случае не ведут к дискриминации или недооценке других народов. Наоборот, наша идея направлена только и исключительно на осознание задачи, поставленной перед нами самой жизнью: спасение и сохранение нашего собственного народа средствами, адекватными сложившемуся положению.

Расстояние, отделяющее наиболее примитивное человеческое существо, которое еще можно назвать человеческим существом, от наших наиболее развитых рас, не большее, чем то, которое отделяет наиболее примитивного человека от наиболее развитой обезьяны.

Нам предстоит великая задача - во имя будущего планомерно проводить расовую политику. Мы должны это делать хотя бы для борьбы с инцухтом, получившим у нас широкое распространение.

Наши расовые законы очень суровы по отношению к отдельным лицам; это правда, но их ни в коем случае нельзя оценивать, исходя из судьбы отдельного человека: я пошел на этот шаг ради будущего и его уже не омрачат бесчисленные конфликты!

Провидение создало каждого человека с неотъемлемыми расовыми признаками. и это уже само по себе отрадно. Как же нам не радоваться тому, что нам кажется прекрасным. Я стремлюсь к такому порядку вещей, когда каждый твердо знал бы о себе: он живет и умирает во имя сохранения своей расы. Задача состоит в том, чтобы воспитать в людях высочайшее уважение к тем, кто особенно отличился в борьбе за выживание расы.

Адольф Гитлер. О народе.

Как для сохранения любого человеческого общества должны быть представлены некие принципы, невзирая на то, согласны ли с этим все и каждый, так и культурный образ народа должен быть сформирован соответственно его лучшим элементам и благодаря носителям культуры, своего рода рожденным лишь для этого.

(«Моя борьба», к. 1. гл. 2)

Сила народа есть ни что иное, как единодушие и внутренние связи этого народа.

Я уверен, что народ ничто не ценит так высоко, как свою свободу и достойную жизнь.

Если народ становится многонациональным, он перестает быть хозяином своей собственной судьбы. Такой народ превращается в игрушку для чужеродных сил.

Человеческое право ломает государственное право.

Если же окажется, что тот или другой народ в своей борьбе за права человека потерпел поражение, то это значит, что он был слишком легковесен и недостоин сохраниться как целое на земле. Вечно справедливое провидение уже заранее обрекло на гибель тех, кто не обнаружил достаточной готовности или способности бороться за продолжение своего существования.

Для трусливых народов нет места на земле.

(«Моя борьба», к. 1. гл. 3)

Народы, не желающие отстаивать свою честь, раньше или позже потеряют свою свободу и независимость, что, в конце концов, будет только справедливо, ибо дрянные поколения, лишенные чести, не заслуживают пользоваться благами свободы.

Кто хочет оставаться трусливым рабом, тот не может иметь чести, ибо из-за нее ему неизбежно придется входить в столкновения с теми или другими враждебными силами.

(«Моя борьба», к. 1. гл. 6)

Глубина падения какого-либо тела всегда является мерой отдаленности данного его местонахождения от первоначального положения, в котором оно находилось раньше. Закон этот относится также к падению целых народов и государств. Но именно ввиду этого особенно большое значение получает вопрос о том, в каком положении или, лучше сказать, на какой высоте находился этот народ до начала своего падения. Только тот народ и может очень сильно и глубоко упасть, который раньше находился на более или менее исключительной высоте.

(«Моя борьба», к. 1. гл. 10)

Народ остается поверженным до тех пор, пока его голова и руки не начнут вновь действовать согласованно.

История учит нас тому, что долгая жизнь суждена лишь тем народам, в которых сохранилась воля отстаивать свою жизнь и честь перед лицом суровой реальности этого мира.

Лишь тот народ погибал, проиграв войну, для которого военное поражение бывало расплатой за внутреннюю гнилость, трусость, бесхарактерность, словом, за потерю собственного достоинства. В других случаях военное поражение скорее давало толчок к новому великому подъему, а вовсе не становилось надгробным памятником на могиле данного народа.

(«Моя борьба», к. 1. гл. 10)

Величие народа во все времена определялось общим масштабом свершений всех его великих людей.

Душа народа отличается во многих отношениях женственными чертами. Доводы трезвого рассудка на нее действуют меньше, нежели доводы чувства.

(«Моя борьба», к. 1. гл. 6)

Люди в подавляющем большинстве так по-женски настроены, что их мнениями и действиями гораздо чаще управляют чувственные восприятия, чем чистое размышление. Эти восприятия отнюдь не утонченны, они простоваты и ограничены. В них совсем нет нюансов, только позитивные или негативные понятия любви и ненависти, справедливости и несправедливости, правды и лжи: получувств не существует.

(Adolf Hitler. Ma doctrine. Paris, Fayard, 1938, p. 61, 62).

Психика широких масс совершенно невосприимчива к слабому и половинчатому. Душевное восприятие женщины менее доступно аргументам абстрактного разума, чем не поддающимся определению инстинктивным стремлениям к дополняющей ее силе. Женщина гораздо охотнее покорится сильному, чем сама станет покорять себе слабого. Да и масса больше любит властелина, чем того, кто у нее чего-либо просит. Масса чувствует себя более удовлетворенной таким учением, которое не терпит рядом с собой никакого другого, нежели допущением различных либеральных вольностей. Большею частью масса не знает, что ей делать с либеральными свободами, и даже чувствует себя при этом покинутой.

(«Моя борьба», к. 1. гл. 2)

Рядовые люди скорее верят большой лжи, нежели маленькой. Это соответствует их примитивной душе. Они знают, что в малом они и сами способны солгать, ну а уж очень сильно солгать они, пожалуй, постесняются. Большая ложь даже просто не придет им в голову.

Вот почему масса не может себе представить, чтобы и другие были способны на слишком уж чудовищную ложь, на слишком уж бессовестное извращение фактов. И даже когда им разъяснят, что дело идет о лжи чудовищных размеров, они все еще будут продолжать сомневаться и склонны будут считать, что вероятно все-таки здесь есть доля истины.

(«Моя борьба», к. 1. гл. 10)

Если какому-либо народу вдруг покажется, что ему удастся выстоять в борьбе за существование не прилагая для этого никаких целенаправленных усилий и не проявляя мужества, то пусть он тогда не жалуется, когда его одолеют нужда и страдания.

(«Программа Адольфа Гитлера», призыв на выборы 31.07.1932)

Мужчиной является только тот, кто защищает себя и других как подобает мужчине. Также и народом являются только те, кто способен, если потребуется, выступить как единый народ навстречу любым испытаниям. Это - не милитаризм, а закон самосохранения.

тЕЮШ зЙФМЕТБ 3 ПЛФСВТС 1941 ЗПДБ

фТЕФШЕЗП ПЛФСВТС 1941 З. зЙФМЕТ РТПЙЪОЕУ Ч вЕТМЙОЕ ТЕЮШ, РПУЧСЭЕООХА ОБЮБМХ ФТЕФШЕК ЕЦЕЗПДОПК ЛБНРБОЙЙ ЪЙНОЕК РПНПЭЙ ЖТПОФХ. фПЗДБ ЦЕ ПОБ ВЩМБ ПРХВМЙЛПЧБОБ Ч вЕТМЙОЕ ПФДЕМШОПК ВТПЫАТПК. ьФБ ТЕЮШ ЙОФЕТЕУОБ ЧП НОПЗЙИ ПФОПЫЕОЙСИ. чП-РЕТЧЩИ, ЛБЛ ЧЕМЙЛПМЕРОЩК ПВТБЪЕГ РТПРБЗБОДЙУФУЛПК ТЙФПТЙЛЙ зЙФМЕТБ, ДЕНПОУФТЙТХАЭЙК Й ЕЗП ПТБФПТУЛЙК ФБМБОФ, Й ЕЗП РПМЙФЙЮЕУЛПЕ НЩЫМЕОЙЕ, Й ЕЗП ДЕНБЗПЗЙЮЕУЛЙЕ РТЙЕНЩ. чП-ЧФПТЩИ, ЬФБ ТЕЮШ - ЙОФЕТЕУОЕКЫЙК ЙУФПТЙЮЕУЛЙК ДПЛХНЕОФ, ПУПВЕООП ЧБЦОЩК Ч УЧЕФЕ ЧЕДХЭЙИУС УЕКЮБУ ВХТОЩИ (ИПФС Й УЙМШОП ЪБРПЪДБЧЫЙИ) ДЙУЛХУУЙК П РТЙЮЙОБИ ОБЮБМБ УПЧЕФУЛП-ЗЕТНБОУЛПК ЧПКОЩ. зЙФМЕТ Ч УЧПЕК ТЕЮЙ ТБУУЛБЪЩЧБЕФ П ЧЕЭБИ, ЛПФПТЩЕ ВЩМЙ УЕЛТЕФОЩНЙ Ч 1940-1941 ЗЗ. Й ПУФБЧБМЙУШ ФБЛПЧЩНЙ Ч ууут ЧУЕ РПУМЕДХАЭЙЕ ЗПДЩ УХЭЕУФЧПЧБОЙС РПУМЕДОЕЗП. йНЕАФУС Ч ЧЙДХ РПЕЪДЛБ нПМПФПЧБ Ч вЕТМЙО ПУЕОША 1940 З., УЧСЪБООЩЕ У ОЕК РЕТЕЗПЧПТЩ Й ДТХЗЙЕ ПВУФПСФЕМШУФЧБ, РТЕДЫЕУФЧХАЭЙЕ ОБРБДЕОЙА зЕТНБОЙЙ ОБ ууут 22 ЙАОС 1941 ЗПДБ.

тЕЮШ РТЕДУФБЧМСЕФ УПВПК ИБТБЛФЕТОХА Й ДМС ОБГЙУФУЛПК, Й ДМС УПЧЕФУЛПК РТПРБЗБОДЩ УНЕУШ ЧЩНЩУМБ У РТБЧДПК. фПФБМЙФБТОЩЕ ЧПЦДЙ, ЛБЛ РТБЧЙМП, ЧТБМЙ П УЧПЙИ УПВУФЧЕООЩИ ДЕКУФЧЙСИ Й ОБНЕТЕОЙСИ, ОП П РТПФЙЧОЙЛБИ, ФЕН ВПМЕЕ ФПЦЕ ФПФБМЙФБТОЩИ, ЙОПЗДБ РЙУБМЙ Й ЗПЧПТЙМЙ ДПЧПМШОП ФПЮОП.

уЕЗПДОС НЩ ЪОБЕН ДПУФБФПЮОП НОПЗП П ФПК ЬРПИЕ, ЮФПВЩ У ПФОПУЙФЕМШОПК ХЧЕТЕООПУФША УХДЙФШ П ФПН, ЮФП Ч ТЕЮЙ зЙФМЕТБ ЧТБОШЕ, Б ЮФП ЧРПМОЕ НПЦЕФ УППФЧЕФУФЧПЧБФШ ДЕКУФЧЙФЕМШОПУФЙ.

пЮЕЧЙДОБС ОЕРТБЧДБ - ДЕЛМБТБГЙЙ зЙФМЕТБ П ЕЗП УФТЕНМЕОЙЙ Л НЙТХ Й П ФПН, ЮФП "ДЕНПЛТБФЙЮЕУЛЙЕ ОЙЮФПЦЕУФЧБ" (Б ЙНЕООП - юЕТЮЙММШ) ЧЩОХДЙМЙ ЕЗП ЧУФХРЙФШ Ч НЙТПЧХА ЧПКОХ. оП ЧПФ ЕЗП ТБУУЛБЪ П РТЙЕЪДЕ нПМПФПЧБ Ч вЕТМЙО Й П РТЕДЯСЧМЕООЩИ ЙН ЬЛУРБОУЙПОЙУФУЛЙИ ФТЕВПЧБОЙСИ ЧЩЗМСДЙФ ЧРПМОЕ РТБЧДПРПДПВОЩН Й РПДФЧЕТЦДБЕФУС ДБООЩНЙ ОПЧЕКЫЙИ ЙУУМЕДПЧБОЙК. чП ЧУСЛПН УМХЮБЕ, ЙОПК, ВПМЕЕ ХВЕДЙФЕМШОПК ЧЕТУЙЙ, ПВЯСУОСАЭЕК ОБНЕТЕОЙС УПЧЕФУЛПЗП РТБЧЙФЕМШУФЧБ ОБ ФПФ НПНЕОФ, ОЕ УХЭЕУФЧХЕФ. фПЮОП ФБЛ ЦЕ Ч ГЕМПН РПДФЧЕТЦДБАФУС Й ДБООЩЕ П РПФЕТСИ лТБУОПК бТНЙЙ Ч РЕТЧЩЕ ФТЙ НЕУСГБ ЧПКОЩ. пОЙ НПЗМЙ ЧЩЗМСДЕФШ ЖБОФБУФЙЮЕУЛЙНЙ ТБОШЫЕ, ДП РХВМЙЛБГЙЙ ЙУУМЕДПЧБОЙК ч. уХЧПТПЧБ, н. нЕМШФАИПЧБ Й ДТ. Ч ПФОПЫЕОЙЙ ТЕБМШОПЗП УПУФПСОЙС лТБУОПК бТНЙЙ ОБЛБОХОЕ ОЕНЕГЛПЗП ЧФПТЦЕОЙС. й ЕУФШ ПУОПЧБОЙС ДПЧЕТСФШ УДЕМБООПНХ Ч ЬФПК ТЕЮЙ ЪБСЧМЕОЙА зЙФМЕТБ, ЮФП, СУОП ЧЙДС ТБУФХЭХА ХЗТПЪХ УП УФПТПОЩ уПЧЕФУЛПЗП уПАЪБ, ДП 22 ЙАОС 1941 З. ПО ОЕ РПДПЪТЕЧБМ, ОБУЛПМШЛП ДБМЕЛП ЪБЫМЙ ЧПЕООЩЕ РТЙЗПФПЧМЕОЙС ууут Л ОБРБДЕОЙА ОБ зЕТНБОЙА Й еЧТПРХ.

ч УППФЧЕФУФЧЙЙ У ЬФЙН ЪБСЧМЕООЩК зЙФМЕТПН НПФЙЧ ОБРБДЕОЙС ОБ ууут - РТЕДПФЧТБЭЕОЙЕ ОЕНЙОХЕНПЗП ХДБТБ У УПЧЕФУЛПК УФПТПОЩ - НПЦОП УЮЙФБФШ Ч ВПМШЫПК УФЕРЕОЙ ХВЕДЙФЕМШОЩН. чП ЧУСЛПН УМХЮБЕ, ДПЛБЪБФЕМШУФЧ Ч РПМШЪХ ТЕБМШОПУФЙ ЬФПЗП НПФЙЧБ УЕЗПДОС УХЭЕУФЧХЕФ ВПМШЫЕ, ЮЕН Ч РПМШЪХ ПВТБФОПЗП.

ьФП РПДФЧЕТЦДБЕФУС, ОБРТЙНЕТ, ЪБРЙУША ЙЪ ДОЕЧОЙЛБ зЕВВЕМШУБ ПФ 16 ЙАОС 1941 З. дОЕЧОЙЛПЧХА ЪБРЙУШ ОЙЛПЙН ПВТБЪПН ОЕМШЪС УЮЙФБФШ РТПРБЗБОДЙУФУЛЙН НБФЕТЙБМПН: "жАТЕТ РПДТПВОП ПВЯСУОСЕФ НОЕ РПМПЦЕОЙЕ: ОБУФХРМЕОЙЕ ОБ тПУУЙА ОБЮОЕФУС, ЛПЗДБ ЪБЛПОЮЙФУС ОБЫЕ ТБЪЧЕТФЩЧБОЙЕ. ьФП РТПЙЪПКДЕФ Ч ФЕЮЕОЙЕ ОЕДЕМЙ... тХУУЛЙЕ УЛПРЙМЙУШ РТСНП ОБ ЗТБОЙГЕ, ЬФП ДМС ОБУ МХЮЫЕЕ ЙЪ ФПЗП, ЮФП НПЗМП РТПЙЪПКФЙ. еУМЙ ПОЙ, ТБУУТЕДПФПЮЙЧЫЙУШ, ПФУФХРСФ Ч ЗМХВШ УФТБОЩ, ФП ВХДХФ РТЕДУФБЧМСФШ ВПМШЫХА ПРБУОПУФШ. х ОЙИ ЕУФШ 180-200 ДЙЧЙЪЙК, ЧПЪНПЦОП ДБЦЕ НЕОШЫЕ, Ч МАВПН УМХЮБЕ РТЙВМЙЪЙФЕМШОП УФПМШЛП, УЛПМШЛП Х ОБУ. ч ЛБДТПЧПН Й ФЕИОЙЮЕУЛПН ПФОПЫЕОЙЙ ЙИ ДБЦЕ УТБЧОЙЧБФШ У ОБНЙ ОЕМШЪС... жАТЕТ ПГЕОЙЧБЕФ ДМЙФЕМШОПУФШ БЛГЙЙ Ч 4 НЕУСГБ, С ПГЕОЙЧБА Ч НЕОШЫЙК УТПЛ. вПМШЫЕЧЙЪН ТБУУЩРМЕФУС, ЛБЛ ЛБТФПЮОЩК ДПНЙЛ... нЩ ДПМЦОЩ ДЕКУФЧПЧБФШ. нПУЛЧБ ИПЮЕФ ДЕТЦБФШУС ЧОЕ ЧПКОЩ, РПЛБ еЧТПРБ ОЕ ХУФБОЕФ Й ОЕ ЙУФЕЮЕФ ЛТПЧША. фПЗДБ уФБМЙО ЪБИПЮЕФ ДЕКУФЧПЧБФШ, ВПМШЫЕЧЙЪЙТПЧБФШ еЧТПРХ Й ЧУФХРЙФШ ЧП ЧМБУФШ. ьФЙ ЕЗП ТБУЮЕФЩ ВХДХФ РЕТЕЮЕТЛОХФЩ...

тПУУЙС ОБРБДЕФ ОБ ОБУ, ЕУМЙ НЩ ПУМБВЕЕН, Й ФПЗДБ НЩ РПМХЮЙН ЧПКОХ ОБ ДЧБ ЖТПОФБ, ЛПФПТХА НЩ РТЕДПФЧТБЭБЕН ЬФПК РТЕЧЕОФЙЧОПК БЛГЙЕК. фПМШЛП ФПЗДБ Х ОБУ ВХДЕФ УЧПВПДОЩК ФЩМ...

нЩ ДПМЦОЩ ФБЛЦЕ ОБРБУФШ ОБ тПУУЙА, ЮФПВЩ ЧЩУЧПВПДЙФШ МАДЕК. оЕРПВЕЦДЕООБС тПУУЙС УЧСЪЩЧБЕФ 150 ДЙЧЙЪЙК, ЛПФПТЩЕ ОБН УТПЮОП ОХЦОЩ ДМС ЧПЕООПК ЬЛПОПНЙЛЙ. еЕ ОХЦОП ХУЙМЙФШ, ЮФПВЩ ТЕБМЙЪПЧБФШ РТПЗТБННЩ РТПЙЪЧПДУФЧБ ПТХЦЙС, РПДЧПДОЩИ МПДПЛ Й УБНПМЕФПЧ, ФПЗДБ уыб ОЕ УНПЗХФ ОБН ОЙЮЕЗП УДЕМБФШ. х ОБУ ЕУФШ НБФЕТЙБМЩ, УЩТШЕ Й НБЫЙОЩ ДМС ФТЕИУНЕООПК ТБВПФЩ, ОП ОЕ ИЧБФБЕФ МАДЕК. еУМЙ тПУУЙС ВХДЕФ ТБЪВЙФБ, НЩ УНПЦЕН ЧЩУЧПВПДЙФШ ГЕМЩЕ РТЙЪЩЧОЩЕ ЧПЪТБУФБ Й УФТПЙФШ, ЧППТХЦБФШУС, ЗПФПЧЙФШУС. фПМШЛП ФПЗДБ НПЦОП ВХДЕФ ОБЮБФШ ЧПЪДХЫОХА ЧПКОХ У бОЗМЙЕК ОБ ДТХЗПН ХТПЧОЕ. чФПТЦЕОЙЕ ЧУЕ ТБЧОП НБМПТЕБМШОП. йФБЛ, ТЕЮШ П ФПН, ЮФПВЩ ЗБТБОФЙТПЧБФШ РПВЕДХ ЙОЩН ПВТБЪПН..."

оЕ УМЕДХЕФ РХФБФШ УРПТ П ФПН, ДЕКУФЧЙФЕМШОП МЙ зЙФМЕТ ОБРБМ ОБ ууут РПФПНХ, ЮФП ПРБУБМУС УПЧЕФУЛПЗП ОБРБДЕОЙС, У УХЗХВП ФЕТНЙОПМПЗЙЮЕУЛЙН УРПТПН П "РТЕЧЕОФЙЧОПУФЙ" ОЕНЕГЛПЗП ОБРБДЕОЙС. еУМЙ УЮЙФБФШ (ЛБЛ ЬФП ПВЩЮОП РТПЙУИПДЙФ) "РТЕЧЕОФЙЧОЩН" ОБРБДЕОЙЕН ФБЛПЕ, ЛПФПТПЕ МЙЫШ ОЕОБНОПЗП ПРЕТЕЦБЕФ ОБРБДЕОЙЕ РТПФЙЧОЙЛБ, ФП Ч ТЕБМШОПУФЙ ОЕНЕГЛПЕ ОБРБДЕОЙЕ ВЩМП "РТЕЧЕОФЙЧОЩН", РПУЛПМШЛХ УПЧЕФУЛПЕ ОБРБДЕОЙЕ, ЛБЛ НЩ ФЕРЕТШ ЪОБЕН, ДЕКУФЧЙФЕМШОП ВЩМП ОБНЕЮЕОП ОБ УБНПЕ ВМЙЦБКЫЕЕ ЧТЕНС. оП зЙФМЕТ ЬФПЗП СЧОП ОЕ ЪОБМ. оЕНЕГЛБС ТБЪЧЕДЛБ ОЕ УНПЗМБ ЧЩСЧЙФШ ТЕБМШОЩК ТБЪНБИ УПЧЕФУЛЙИ ЧПЕООЩИ РТЙЗПФПЧМЕОЙК, ОБРТЙНЕТ, ТБЪЗМСДЕФШ БТНЙЙ ЧФПТПЗП УПЧЕФУЛПЗП УФТБФЕЗЙЮЕУЛПЗП ЬЫЕМПОБ. оЕНЕГЛПЕ ТХЛПЧПДУФЧП ОЕ ЦДБМП УЛПТПЗП ОБРБДЕОЙС лТБУОПК бТНЙЙ, ОП УФТБФЕЗЙЮЕУЛБС ХЗТПЪБ ВЩМБ ОЕУПНОЕООБ. рПЬФПНХ Ч ДПМЗПЧТЕНЕООПН УНЩУМЕ ОЕНЕГЛПЕ ОБРБДЕОЙЕ НПЦОП УЮЙФБФШ "РТЕЧЕОФЙЧОЩН".

зЙФМЕТ РПРБМ - У ЕЗП ФПЮЛЙ ЪТЕОЙС - Ч РБФПЧХА УЙФХБГЙА. пО ОЕ НПЗ РПВЕДПОПУОП ЪБЛПОЮЙФШ ЧПКОХ У бОЗМЙЕК, РПФПНХ ЮФП ОЕ ИЧБФБМП УЙМ ДМС ЧФПТЦЕОЙС ОБ ПУФТПЧ, Й ОЕ НПЗ ХВТБФШ ЧПКУЛБ У ЧПУФПЮОПК ЗТБОЙГЩ, РПФПНХ ЮФП ФПЗДБ УФБМП ВЩ ОЕНЙОХЕНЩН УПЧЕФУЛПЕ ЧФПТЦЕОЙЕ. й ОЕ НПЗ ЦДБФШ - УП ЧТЕНЕОЕН УЙФХБГЙС ФПМШЛП ХУХЗХВМСМБУШ. фБЛ ЮФП ЕЗП ОБРБДЕОЙЕ ОБ ууут ДБЦЕ ОЕМШЪС УЮЙФБФШ БЧБОФАТЙЪНПН, УЛПТЕЕ ПФЮБСООПК Й ТЙУЛПЧБООПК РПРЩФЛПК РЕТЕМПНЙФШ ЛБФБУФТПЖЙЮЕУЛХА УЙФХБГЙА. бЧБОФАТЙЪНПН ВЩМП ЪБЛМАЮЕОЙЕ РБЛФБ УП уФБМЙОЩН Й ТБУЮЕФ ОБ ФП, ЮФП ФПФ ВХДЕФ УПВМАДБФШ ДПЗПЧПТЕООПУФЙ Й ХДПЧМЕФЧПТЙФУС ПЗПЧПТЕООЩН РБЛФПН ТБЪДЕМПН УЖЕТ ЧМЙСОЙС.

гЕМШ ЬФПК РХВМЙЛБГЙЙ - ЧЧЕУФЙ Ч ОБХЮОЩК ПВПТПФ ОЙЛПЗДБ ТБОЕЕ ОЕ РХВМЙЛПЧБЧЫЙКУС РП-ТХУУЛЙ Й ЮТЕЪЧЩЮБКОП ЙОФЕТЕУОЩК ЙУФПТЙЮЕУЛЙК ДПЛХНЕОФ.

теюш бдпмшжб зйфметб об пфлтщфйй 3-к

лбнрбойй ъйноек рпнпэй жтпофх

ч ветмйоулпн дчптге ырптфрбмбуф

вМБЗПДБТОПУФШ ЧПЦДС ЖТПОФХ Й ТПДЙОЕ

нПЙ ОЕНЕГЛЙЕ УППФЕЮЕУФЧЕООЙЛЙ Й УППФЕЮЕУФЧЕООЙГЩ!

еУМЙ С УЕЗПДОС РПУМЕ ДПМЗЙИ НЕУСГЕЧ УОПЧБ ПВТБЭБАУШ Л ЧБН, ФП ОЕ ДМС ФПЗП, ЮФПВЩ ПФЮЙФБФШУС РЕТЕД ФЕНЙ ЗПУХДБТУФЧЕООЩНЙ ДЕСФЕМСНЙ, ЛПФПТЩЕ ОЕДБЧОП ХДЙЧМСМЙУШ НПЕНХ НПМЮБОЙА. рПФПНЛЙ ЛПЗДБ-ОЙВХДШ УНПЗХФ ЧЪЧЕУЙФШ Й ПРТЕДЕМЙФШ, ЮФП Ч ФЕЮЕОЙЕ ЬФЙИ ФТЕИ У РПМПЧЙОПК НЕУСГЕЧ ВЩМП ЧБЦОЕЕ: теюй ЗПУРПДЙОБ юЕТЮЙММС ЙМЙ НПЙ декуфчйс.

уЕЗПДОС С РТЙЫЕМ УАДБ, ЮФПВЩ, ЛБЛ ЧУЕЗДБ, УЛБЪБФШ ОЕУЛПМШЛП УМПЧ, РПУЧСЭЕООЩИ ЪЙНОЕК ЛБНРБОЙЙ РП ПЛБЪБОЙА РПНПЭЙ ЖТПОФХ. пДОБЛП УЕЗПДОС РПСЧМЕОЙЕ ЪДЕУШ ДБМПУШ НОЕ ОЕМЕЗЛП, РПФПНХ ЮФП Ч ЬФЙ ЮБУЩ ОБ ОБЫЕН чПУФПЮОПН ЖТПОФЕ ОБЮЙОБЕФУС ОПЧБС ПРЕТБГЙС, РТЕДУФБЧМСАЭБС УПВПК ЗТПНБДОПЕ УПВЩФЙЕ.

хЦЕ 48 ЮБУПЧ ПОБ ТБЪЧПТБЮЙЧБЕФУС Ч ЗЙЗБОФУЛЙИ НБУЫФБВБИ! у ЕЕ РПНПЭША НЩ ТБЪЗТПНЙН РТПФЙЧОЙЛБ ОБ ЧПУФПЛЕ.

с ПВТБЭБАУШ Л ЧБН ПФ ЙНЕОЙ НЙММЙПОПЧ ФЕИ, ЛФП Ч ЬФПФ НПНЕОФ УТБЦБЕФУС, ЮФПВЩ РПРТПУЙФШ ЧБУ, ОБЫХ ОЕНЕГЛХА тПДЙОХ, Ч ДПРПМОЕОЙЕ ЛП ЧУЕН МЙЫЕОЙСН Й Ч ЬФПН ЗПДХ ЧЪСФШ ОБ УЕВС РПНПЭШ ЖТПОФХ.

у 22 ЙАОС ЙДЕФ ОЕЙУФПЧБС ВПТШВБ, ЛПФПТБС ЙНЕЕФ РПЙУФЙОЕ ТЕЫБАЭЕЕ ЪОБЮЕОЙЕ ДМС ЧУЕЗП НЙТБ. тБЪНЕТЩ Й РПУМЕДУФЧЙС ЬФПЗП УПВЩФЙС УФБОХФ СУОЩ ФПМШЛП РПФПНЛБН. пОЙ ПУПЪОБАФ ЕЗП ЛБЛ РПЧПТПФОЩК РХОЛФ, У ЛПФПТПЗП ОБЮБМПУШ ОПЧПЕ ЧТЕНС.

пДОБЛП С ОЕ ЦЕМБМ Й ЬФПК ВПТШВЩ.

у СОЧБТС 1933 З., ЛПЗДБ РТПЧЙДЕОЙЕ ОЙУРПУМБМП НОЕ ТХЛПЧПДУФЧП ЙНРЕТЙЕК, ФПМШЛП ПДОБ ГЕМШ ВЩМБ Х НЕОС РЕТЕД ЗМБЪБНЙ, ГЕМШ, ЛПФПТБС Ч ПУОПЧОПН ВЩМБ ОБНЕЮЕОБ Ч РТПЗТБННЕ ОБЫЕК оБГЙПОБМ-УПГЙБМЙУФЙЮЕУЛПК РБТФЙЙ. с ОЙЛПЗДБ ОЕ РТЕДБЧБМ ЬФХ ГЕМШ Й ОЙЛПЗДБ ОЕ ПФУФХРБМ ПФ НПЕК РТПЗТБННЩ. с УФБТБМУС ФПЗДБ УПДЕКУФЧПЧБФШ ЧОХФТЕООЕНХ ЧПЪТПЦДЕОЙА ОБТПДБ, ЛПФПТЩК, РП УЧПЕК ЧЙОЕ РТПЙЗТБЧ ЧПКОХ, ПЛБЪБМУС Ч ЗМХВПЮБКЫЕК ЪБ ЧУА УЧПА ЙУФПТЙА РТПРБУФЙ, - ЬФП УБНБ РП УЕВЕ ЗЙЗБОФУЛБС ЪБДБЮБ! с ЧЪСМ ЕЕ ОБ УЕВС Ч ФПФ НПНЕОФ, ЛПЗДБ ЧУЕ ДТХЗЙЕ МЙВП ОЕ УРТБЧЙМЙУШ У ОЕК, МЙВП РЕТЕУФБМЙ ЧЕТЙФШ Ч ЧПЪНПЦОПУФШ ПУХЭЕУФЧМЕОЙС ЬФПК РТПЗТБННЩ.

фП, ЮФП НЩ ЪБ ЬФЙ ЗПДЩ УПЪДБМЙ НЙТОЩН ФТХДПН, ХОЙЛБМШОП. рПЬФПНХ ДМС НЕОС Й НПЙИ УПФТХДОЙЛПЧ ЮБУФП ПУЛПТВЙФЕМШОП ЙНЕФШ ДЕМП У ФЕНЙ ДЕНПЛТБФЙЮЕУЛЙНЙ ОЙЮФПЦЕУФЧБНЙ, ЛПФПТЩЕ ОЕ Ч УПУФПСОЙЙ РТЕДЯСЧЙФШ ОЙ ПДОПЗП ОБУФПСЭЕЗП ВПМШЫПЗП ДПУФЙЦЕОЙС, ЧПРМПЭЕООПЗП ЙНЙ Ч ЦЙЪОШ.

ьФБ ЧПКОБ ОЕ ОХЦОБ ОЙ НОЕ, ОЙ НПЙН УПФТХДОЙЛБН ДМС ФПЗП, ЮФПВЩ У ЕЕ РПНПЭША ХЧЕЛПЧЕЮЙФШ ОБЫЙ ЙНЕОБ. йИ ХЧЕЛПЧЕЮБФ ОБЫЙ НЙТОЩЕ ДПУФЙЦЕОЙС, Й ХЧЕЛПЧЕЮБФ ДПУФБФПЮОП.

й ЛТПНЕ ФПЗП: НЩ ОЕ РТЙЫМЙ Л ЛПОГХ ОБЫЕЗП УПЪЙДБФЕМШОПЗП ФТХДБ, ОБПВПТПФ, Ч ОЕЛПФПТЩИ ПВМБУФСИ НЩ ВЩМЙ Ч УБНПН ОБЮБМЕ.

фБЛ Ч ФТХДОЕКЫЙИ ХУМПЧЙСИ ХДБМПУШ ПУХЭЕУФЧЙФШ ЧОХФТЕООЕЕ ПЪДПТПЧМЕОЙЕ ОБТПДБ. лБЛ ОЙ ЗПЧПТЙ, Ч зЕТНБОЙЙ ОХЦОП РТПЛПТНЙФШ 140 ЮЕМПЧЕЛ ОБ ПДЙО ЛЧ. ЛЙМПНЕФТ. пУФБМШОПНХ НЙТХ Ч ЬФПН ПФОПЫЕОЙЙ МЕЗЮЕ. оП ОЕУНПФТС ОЙ ОБ ЮФП, НЩ ТЕЫЙМЙ УЧПЙ РТПВМЕНЩ, Ч ФП ЧТЕНС ЛБЛ ПУФБМШОПК ДЕНПЛТБФЙЮЕУЛЙК НЙТ РПФЕТРЕМ ОЕХДБЮХ ЛБЛ ТБЪ РТЙ ЙИ ТЕЫЕОЙЙ.

нЩ УФБЧЙМЙ РЕТЕД УПВПК УМЕДХАЭЙЕ ГЕМЙ:

ЧП-РЕТЧЩИ, ЧОХФТЕООСС ЛПОУПМЙДБГЙС ОЕНЕГЛПК ОБГЙЙ,

ЧП-ЧФПТЩИ, ДПУФЙЦЕОЙЕ ОБЫЕЗП ТБЧОПРТБЧЙС У ПЛТХЦБАЭЙН НЙТПН Й

Ч-ФТЕФШЙИ, ПВЯЕДЙОЕОЙЕ ОЕНЕГЛПЗП ОБТПДБ Й, УППФЧЕФУФЧЕООП, ЧПУУФБОПЧМЕОЙЕ ЕУФЕУФЧЕООПЗП УПУФПСОЙС, ЛПФПТПЕ Ч ФЕЮЕОЙЕ УФПМЕФЙК ВЩМП ЙУЛХУУФЧЕООП ОБТХЫЕОП.

фБЛ, НПЙ УППФЕЮЕУФЧЕООЙЛЙ, У УБНПЗП ОБЮБМБ ЪЧХЮБМБ ОБЫБ ЧОЕЫОСС РТПЗТБННБ, ЛПФПТБС ЙЪОБЮБМШОП ПРТЕДЕМЙМБ ОЕПВИПДЙНЩЕ ДЕКУФЧЙС. ьФП, ПДОБЛП, ОЙ Ч ЛПЕН УМХЮБЕ ОЕ ПЪОБЮБЕФ, ЮФП НЩ ЛПЗДБ ВЩ ФП ОЙ ВЩМП УФТЕНЙМЙУШ Л ЧПКОЕ. оЕРТЕНЕООЩН ВЩМП ФПМШЛП ПДОП: НЩ ОЙ РТЙ ЛБЛЙИ ПВУФПСФЕМШУФЧБИ ОЕ ПФЛБЦЕНУС ПФ ЧПУУФБОПЧМЕОЙС ОЕНЕГЛПК УЧПВПДЩ Й, ФБЛЙН ПВТБЪПН, ПФ РТЕДРПУЩМЛЙ ОБГЙПОБМШОПЗП ОЕНЕГЛПЗП РПДЯЕНБ.

йУИПДС ЙЪ ЬФЙИ УППВТБЦЕОЙК, С УДЕМБМ НЙТХ НОПЦЕУФЧП РТЕДМПЦЕОЙК. нОЕ ОЕ ОХЦОП ЙИ ЪДЕУШ РПЧФПТСФШ - ЬФП ПВЕУРЕЮЙЧБЕФ ЕЦЕДОЕЧОБС РХВМЙГЙУФЙЮЕУЛБС ДЕСФЕМШОПУФШ НПЙИ УПФТХДОЙЛПЧ.

уЛПМШЛП ВЩ НЙТОЩИ РТЕДМПЦЕОЙК С ОЙ УДЕМБМ ЬФПНХ НЙТХ - РТЕДМПЦЕОЙК П ТБЪПТХЦЕОЙЙ, П НЙТОПН ЧЧЕДЕОЙЙ ТБЪХНОПЗП ЬЛПОПНЙЮЕУЛПЗП РПТСДЛБ Й Ф.Д., - ПОЙ ЧУЕ ВЩМЙ ПФЛМПОЕОЩ, Й ПФЛМПОЕОЩ Ч ПУОПЧОПН ФЕНЙ, ЛФП, УЛПТЕЕ ЧУЕЗП, ОЕ ЧЕТЙМ, ЮФП УНПЦЕФ У РПНПЭША НЙТОПЗП ФТХДБ УРТБЧЙФШУС У УПВУФЧЕООЩНЙ ЪБДБЮБНЙ, ЙМЙ, ФПЮОЕЕ УЛБЪБФШ, ХДЕТЦБФШ ТХМШ УПВУФЧЕООПЗП ТЕЦЙНБ.

оЕУНПФТС ОБ ЬФП, ОБН РПУФЕРЕООП ХДБМПУШ ЪБ ЗПДЩ НЙТОПЗП ФТХДБ ОЕ ФПМШЛП РТПЧЕУФЙ Ч ЦЙЪОШ ВПМШЫЙЕ ЧОХФТЙЗПУХДБТУФЧЕООЩЕ ТЕЖПТНЩ, ОП Й ДПВЙФШУС ПВЯЕДЙОЕОЙС ОЕНЕГЛПК ОБГЙЙ, УПЪДБФШ чЕМЙЛХА ОЕНЕГЛХА ЙНРЕТЙА, ЧЕТОХФШ НЙММЙПОЩ ОЕНЕГЛЙИ УППФЕЮЕУФЧЕООЙЛПЧ ОБ ЙИ УПВУФЧЕООХА ТПДЙОХ, ХУЙМЙЧ ЙНЙ, ЛБЛ ЖБЛФПТПН РПМЙФЙЮЕУЛПК НПЭЙ, ОЕНЕГЛЙК ОБТПД.

ч ЬФП ЦЕ ЧТЕНС НОЕ ХДБМПУШ РТЙПВТЕУФЙ ТСД УПАЪОЙЛПЧ, Ч РЕТЧХА ПЮЕТЕДШ йФБМЙА, У ЗМБЧПК ЛПФПТПК НЕОС УЧСЪЩЧБЕФ ФЕУОБС МЙЮОБС ДТХЦВБ.

й ОБЫЙ ПФОПЫЕОЙС У сРПОЙЕК УФБОПЧСФУС ЧУЕ МХЮЫЕ. лТПНЕ ФПЗП, ГЕМЩК ТСД ОБТПДПЧ Й УФТБО еЧТПРЩ ЕЭЕ У РТЕЦОЙИ ЧТЕНЕО ПФОПУСФУС Л ОБН РП-ДТХЦЕУЛЙ Й У РПУФПСООПК УЙНРБФЙЕК, РТЕЦДЕ ЧУЕЗП чЕОЗТЙС Й ОЕЛПФПТЩЕ УЕЧЕТОЩЕ ЗПУХДБТУФЧБ. л ЬФЙН ОБТПДБН РТЙУПЕДЙОЙМЙУШ Й ДТХЗЙЕ, ПДОБЛП, Л УПЦБМЕОЙА, ОЕ ФПФ ОБТПД, ЪБ ЛПФПТЩК С ВПМШЫЕ ЧУЕЗП Ч НПЕК ЦЙЪОЙ ВПТПМУС, Б ЙНЕООП - ВТЙФБОУЛЙК. лПОЕЮОП, БОЗМЙКУЛЙК ОБТПД Ч УЧПЕК НБУУЕ ОЕ НПЦЕФ ОЕУФЙ ЪБ ЬФП ПФЧЕФУФЧЕООПУФШ. оЕФ, ОП ЬФП ФЕ ОЕНОПЗЙЕ, ЛФП Ч УЧПЕК ХРПТОПК ОЕОБЧЙУФЙ Й УХНБУВТПДУФЧЕ УБВПФЙТХЕФ МАВХА РПРЩФЛХ ФБЛПЗП РПОЙНБОЙС, РПДДЕТЦЙЧБЕНЩЕ ФЕН ЙОФЕТОБГЙПОБМШОЩН ЧТБЗПН НЙТБ, ЛПФПТПЗП НЩ ЧУЕ ЪОБЕН, - ЙОФЕТОБГЙПОБМШОЩН ЕЧТЕКУФЧПН.

фБЛ, Л УПЦБМЕОЙА, ОЕ ХДБМПУШ ХУФБОПЧЙФШ НЕЦДХ чЕМЙЛПВТЙФБОЙЕК, Й РТЕЦДЕ ЧУЕЗП НЕЦДХ БОЗМЙКУЛЙН ОБТПДПН, Й зЕТНБОЙЕК ФБЛХА УЧСЪШ, ОБ ЛПФПТХА С ЧУЕЗДБ ОБДЕСМУС. рПЬФПНХ ОБУФХРЙМ ДЕОШ, ФПЮОП ЛБЛ Ч 1914 З., ЛПЗДБ ОХЦОП ВЩМП РТЙОСФШ ФЧЕТДПЕ ТЕЫЕОЙЕ. с ОЕ РПВПСМУС Й ЬФПЗП. рПФПНХ ЮФП С ВЩМ ХЧЕТЕО Ч ПДОПН: ЕУМЙ ОБН ОЕ ХДБМПУШ ДПВЙФШУС ДТХЦВЩ У бОЗМЙЕК, ФП РХУФШ ЕЕ ЧТБЦДЕВОПУФШ ОБУФЙЗОЕФ зЕТНБОЙА Ч ФПФ НПНЕОФ, ЛПЗДБ С УБН ЕЭЕ УФПА Х ТХЛПЧПДУФЧБ ЙНРЕТЙЕК. еУМЙ ВМБЗПДБТС НПЙН ДЕКУФЧЙСН Й НПЙН ЦЕМБОЙСН РПКФЙ ОБЧУФТЕЮХ ОЕ ХДБМПУШ ДПУФЙЮШ ДТХЦВЩ У бОЗМЙЕК, ФП ФПЗДБ ЬФП ОЕЧПЪНПЦОП Й Ч ВХДХЭЕН; ФПЗДБ ОЕ ПУФБЕФУС ОЙЮЕЗП, ЛТПНЕ ВПТШВЩ, Й С ФПМШЛП ВМБЗПДБТЕО УХДШВЕ ЪБ ФП, ЮФП ЬФПК ВПТШВПК НПЗХ ТХЛПЧПДЙФШ С УБН.

с ФЧЕТДП ХВЕЦДЕО Ч ФПН, ЮФП У ЬФЙНЙ МАДШНЙ ДЕКУФЧЙФЕМШОП ОЕ НПЦЕФ ВЩФШ ОЙЛБЛПЗП РПОЙНБОЙС. ьФП УХНБУЫЕДЫЙЕ ЗМХРГЩ, МАДЙ, ЛПФПТЩЕ ХЦЕ Ч ФЕЮЕОЙЕ 10 МЕФ ОЕ ЪОБАФ ДТХЗЙИ УМПЧ, ЛТПНЕ ЛБЛ: "нЩ УОПЧБ ИПФЙН ЧПКОЩ У зЕТНБОЙЕК!"

чУЕ ЬФЙ ЗПДЩ, РПЛБ С РТЙМБЗБМ ХУЙМЙС Ч МАВЩИ ПВУФПСФЕМШУФЧБИ ОБМБДЙФШ ЧЪБЙНПРПОЙНБОЙЕ, ЗПУРПДЙО юЕТЮЙММШ ЧПУЛМЙГБМ ФПМШЛП ПДОП: "с ИПЮХ ЧПКОХ!"

фЕРЕТШ ПО ЕЕ ЙНЕЕФ!

й ЧУЕ ЕЗП РПДУФТЕЛБФЕМЙ, ЛПФПТЩЕ ОЕ НПЗМЙ ЧЩДХНБФШ ОЙЮЕЗП ДТХЗПЗП, ЛТПНЕ ФПЗП, ЮФП ЬФП ВХДЕФ "РТЕМЕУФОБС ЧПКОБ", ЛПФПТЩЕ ФПЗДБ, 1 УЕОФСВТС 1939 ЗПДБ, РПЪДТБЧМСМЙ ДТХЗ ДТХЗБ У РТЙЫЕДЫЕК РТЕМЕУФОПК ЧПКОПК, - НЕЦДХ ДЕМПН ПОЙ, ОБЧЕТОПЕ, ХЦЕ ОБХЮЙМЙУШ ОЕУЛПМШЛП ЙОБЮЕ ДХНБФШ ПВ ЬФПК РТЕМЕУФОПК ЧПКОЕ!

й ЕУМЙ ЙН ЕЭЕ ОЕ РТЙЫМП Ч ЗПМПЧХ, ЮФП ДМС бОЗМЙЙ ЬФБ ЧПКОБ ОЕ ВХДЕФ ТБЪЧМЕЮЕОЙЕН, ФП ДПУФБФПЮОП УЛПТП ПОЙ ЬФП ЪБНЕФСФ, ЬФП ФБЛ ЦЕ ПЮЕЧЙДОП, ЛБЛ ФП, ЮФП С УФПА ЪДЕУШ!

ьФЙ РПДУФТЕЛБФЕМЙ ЧПКОЩ - ОЕ ФПМШЛП Ч уФБТПН, ОП Й Ч оПЧПН уЧЕФЕ - УХНЕМЙ РТЕЦДЕ ЧУЕЗП ЧЩДЧЙОХФШ ЧРЕТЕД рПМШЫХ. иЙФТП ХВЕДЙМЙ ЕЕ Ч ФПН, ЮФП, ЧП-РЕТЧЩИ, зЕТНБОЙС - УПЧУЕН ОЕ ФП, ЮЕН ПОБ РТЙФЧПТСЕФУС, Б ЧП-ЧФПТЩИ, Ч ЗБТБОФЙСИ ФПЗП, ЮФП ПОБ РПМХЮЙФ ОЕПВИПДЙНХА РПНПЭШ Ч МАВПН УМХЮБЕ. ьФП ВЩМП ФП ЧТЕНС, ЛПЗДБ бОЗМЙС ЕЭЕ ОЕ УФПСМБ У РТПФСОХФПК ТХЛПК, РТПУС РПНПЭЙ Х ПУФБМШОПЗП НЙТБ, Б УБНБ ЭЕДТП ПВЕЭБМБ РПНПЭШ ЛБЦДПНХ. у ФЕИ РПТ ЧУЕ ЪОБЮЙФЕМШОП ЙЪНЕОЙМПУШ.

фЕРЕТШ НЩ ВПМШЫЕ ОЕ УМЩЫЙН П ФПН, ЮФПВЩ бОЗМЙС ЧФСЗЙЧБМБ Ч ЧПКОХ ЛБЛПЕ-ФП ЗПУХДБТУФЧП У ПВЕЭБОЙЕН ЕНХ РПНПЗБФШ, ФЕРЕТШ бОЗМЙС УБНБ ХНПМСЕФ ЧЕУШ НЙТ РПНПЮШ ЕК Ч ЕЕ ЧПКОЕ.

йНЕООП рПМШЫЕ С УДЕМБМ ФПЗДБ РТЕДМПЦЕОЙС, П ЛПФПТЩИ УЕЗПДОС, РПУМЕ ФПЗП ЛБЛ РТПФЙЧ ОБЫЕК ЧПМЙ УПВЩФЙС РТЙОСМЙ УПЧУЕН ЙОПК ПВПТПФ, ДПМЦЕО УЛБЪБФШ: ФПМШЛП РТПЧЙДЕОЙЕ РПНЕЫБМП ЕК ФПЗДБ РТЙОСФШ ЬФП НПЕ РТЕДМПЦЕОЙЕ. рПМШЫБ ФПЮОП ЪОБМБ, РПЮЕНХ ЬФПЗП ОЕ НПЗМП ВЩФШ, Б УЕЗПДОС Й С, Й НЩ ЧУЕ ЪОБЕН ЬФП.

ьФПФ ЪБЗПЧПТ ДЕНПЛТБФПЧ, ЕЧТЕЕЧ Й НБУПОПЧ ДЧБ ЗПДБ ОБЪБД ФПМЛОХМ ОБ ЧПКОХ ДМС ОБЮБМБ еЧТПРХ. пТХЦЙЕ ДПМЦОП ВЩМП ЧУЕ ТЕЫЙФШ.

у ФПЗП НПНЕОФБ ЧЕДЕФУС ЧПКОБ НЕЦДХ РТБЧДПК Й МПЦША, Й, ЛБЛ ЧУЕЗДБ, ЬФБ ВПТШВБ Ч ЛПОГЕ ЛПОГПЧ РПВЕДПОПУОП ЪБЧЕТЫЙФУС Ч РПМШЪХ РТБЧДЩ. дТХЗЙНЙ УМПЧБНЙ: ЮФП ВЩ ОЙ ЧТБМЙ ЧНЕУФЕ ЧЪСФЩЕ ВТЙФБОУЛБС РТПРБЗБОДБ, НЕЦДХОБТПДОПЕ ЕЧТЕКУФЧП Й ЕЗП ДЕНПЛТБФЙЮЕУЛЙЕ РПУПВОЙЛЙ, ПОЙ ОЕ УНПЗХФ ЙЪНЕОЙФШ ЙУФПТЙЮЕУЛЙК ЖБЛФ. б ЙУФПТЙЮЕУЛЙК ЖБЛФ - ЬФП ФП, ЮФП ОЕ ЛБЛЙЕ-ФП ЗПУХДБТУФЧБ ЪБЧПЕЧБМЙ вЕТМЙО, ЮФП ОЕ ПОЙ РТПДЧЙОХМЙУШ ОБ ъБРБД ЙМЙ чПУФПЛ,

ЙУФПТЙЮЕУЛБС РТБЧДБ УПУФПЙФ Ч ФПН, ЮФП ЧПФ ХЦЕ ДЧБ ЗПДБ, ЛБЛ зЕТНБОЙС ОЙЪЧЕТЗБЕФ ПДОПЗП РТПФЙЧОЙЛБ ЪБ ДТХЗЙН.

с ЬФПЗП УПЧЕТЫЕООП ОЕ ИПФЕМ. рПУМЕ РЕТЧПЗП ЦЕ УФПМЛОПЧЕОЙС С УОПЧБ РПДБМ ЙН ТХЛХ. с УБН ВЩМ УПМДБФПН Й ЪОБА, ЛБЛ ФСЦЕМП ДПУФБАФУС РПВЕДЩ, УЛПМШЛП УЧСЪБОП У ЬФЙН ЛТПЧЙ Й ОЙЭЕФЩ, МЙЫЕОЙК Й ЦЕТФЧ. нПА ТХЛХ ПФФПМЛОХМЙ ЕЭЕ ТЕЪЮЕ, Й У ФЕИ РПТ НЩ ХЧЙДЕМЙ, ЮФП МАВПЕ НЙТОПЕ РТЕДМПЦЕОЙЕ У НПЕК УФПТПОЩ ФХФ ЦЕ ВЩМП ЙОФЕТРТЕФЙТПЧБОП юЕТЮЙММЕН Й ЕЗП УФПТПООЙЛБНЙ РЕТЕД ПВНБОХФЩНЙ ОБТПДБНЙ ЛБЛ ДПЛБЪБФЕМШУФЧП ОЕНЕГЛПК УМБВПУФЙ. сЛПВЩ ЬФП ДПЛБЪБФЕМШУФЧП ФПЗП, ЮФП НЩ ОЕ Ч УПУФПСОЙЙ ВПМШЫЕ ВПТПФШУС Й УФПЙН ОБЛБОХОЕ ЛБРЙФХМСГЙЙ. й С ПФЛБЪБМУС ПФ ФБЛЙИ РПРЩФПЛ. фСЦЕМЩН РХФЕН РТЙЫЕМ С Л УМЕДХАЭЕНХ ХВЕЦДЕОЙА:

ОБЛПОЕГ ДПМЦОП ВЩФШ ЪБЧПЕЧБОП БВУПМАФОП СУОПЕ ТЕЫЕОЙЕ, ТЕЫЕОЙЕ ЧУЕНЙТОП-ЙУФПТЙЮЕУЛПЗП ЪОБЮЕОЙС ОБ УФП МЕФ ЧРЕТЕД!

чУЕЗДБ УФТЕНСУШ ПЗТБОЙЮЙФШ ЧПЕООЩК ТБЪНБИ, С ТЕЫЙМУС Ч 1939 З. ОБ ФП, ЮФП РТЕЦДЕ ЧУЕЗП ЧЩ, НПЙ УФБТЩЕ РБТФЙКОЩЕ УПТБФОЙЛЙ, РПОЙНБЕФЕ У ФТХДПН, ОБ ФП, ЮФП НПЗМП ВЩ ВЩФШ ЧПУРТЙОСФП РПЮФЙ ХОЙЦЕОЙЕН ЮЕМПЧЕЮЕУЛПЗП ДПУФПЙОУФЧБ: С РПУМБМ ФПЗДБ УЧПЕЗП НЙОЙУФТБ Ч нПУЛЧХ. ьФП ВЩМП ФСЦЕМЕКЫЙН РТЕПДПМЕОЙЕН НПЙИ ЮХЧУФЧ, ОП Ч НПНЕОФЩ, ЛПЗДБ ТЕЮШ ЙДЕФ П ВМБЗПРПМХЮЙЙ НЙММЙПОПЧ, ЮХЧУФЧБ ТЕЫБФШ ОЕ НПЗХФ. с РТПВПЧБМ ДПВЙФШУС ЧЪБЙНПРПОЙНБОЙС. чЩ УБНЙ РТЕЛТБУОП ЪОБЕФЕ, ЛБЛ ЮЕУФОП Й ОЕХЛМПООП С ЧЩРПМОСМ УЧПЙ ПВСЪБФЕМШУФЧБ. оЙ Ч ОБЫЕК РТЕУУЕ, ОЙ ОБ ОБЫЙИ УПВТБОЙСИ ОЕ ВЩМП РТПЙЪОЕУЕОП ОЙ ПДОПЗП УМПЧБ РТПФЙЧ тПУУЙЙ ЙМЙ ВПМШЫЕЧЙЪНБ.

л УПЦБМЕОЙА, ДТХЗБС УФПТПОБ У УБНПЗП ОБЮБМБ ЬФПЗП ОЕ РТЙДЕТЦЙЧБМБУШ. уМЕДУФЧЙЕН ЬФЙИ ДПЗПЧПТЕООПУФЕК УФБМП РТЕДБФЕМШУФЧП, ЛПФПТПЕ МЙЛЧЙДЙТПЧБМП РТЕЦДЕ ЧУЕЗП ЧЕУШ ЕЧТПРЕКУЛЙК УЕЧЕТП-ЧПУФПЛ. юФП ДМС ОБУ ФПЗДБ ПЪОБЮБМП ВЩФШ НПМЮБМЙЧЩНЙ УЧЙДЕФЕМСНЙ ФПЗП, ЛБЛ ЪБДХЫЙМЙ НБМЕОШЛЙК ЖЙОУЛЙК ОБТПД, ЬФП ЧУЕ ЧЩ УБНЙ ЪОБЕФЕ. пДОБЛП С НПМЮБМ. лБЛЙН ХДБТПН УФБМ ДМС ОБУ ОБЛПОЕГ ЪБИЧБФ ВБМФЙКУЛЙИ ЗПУХДБТУФЧ, НПЦЕФ РПУФЙЗОХФШ ФПМШЛП ФПФ, ЛФП ЪОБЕФ ОЕНЕГЛХА ЙУФПТЙА Й ЪОБЕФ, ЮФП ОЕФ ФБН ОЙ ПДОПЗП ЛЧБДТБФОПЗП ЛЙМПНЕФТБ, ЛПФПТЩК ОЕ ВЩМ ВЩ ПДОБЦДЩ РТЙПВЭЕО Л ЮЕМПЧЕЮЕУЛПК ЛХМШФХТЕ Й ГЙЧЙМЙЪБГЙЙ ОЕНЕГЛЙНЙ РЕТЧПРТПИПДГБНЙ.

с НПМЮБМ Й РП ЬФПНХ РПЧПДХ. мЙЫШ ФПЗДБ, ЛПЗДБ ПФ ОЕДЕМЙ Л ОЕДЕМЕ С ЧУЕ УЙМШОЕЕ УФБМ ПЭХЭБФШ, ЮФП уПЧЕФУЛБС тПУУЙС ХЦЕ ЧЙДЙФ ФПФ ЮБУ, ЛПЗДБ ПОБ ЧЩУФХРЙФ РТПФЙЧ ОБУ, ЛПЗДБ ОЕПЦЙДБООП Ч чПУФПЮОПК рТХУУЙЙ УПВТБМЙУШ 22 УПЧЕФУЛЙЕ ДЙЧЙЪЙЙ, Ч ФП ЧТЕНС ЛБЛ ОБЫЙИ ФБН ВЩМП ПФ УЙМЩ ФТЙ, ЛПЗДБ С РПУФЕРЕООП УФБМ РПМХЮБФШ ЙОЖПТНБГЙА П ФПН, ЮФП ОБ ОБЫЕК ЗТБОЙГЕ ЧПЪОЙЛБЕФ БЬТПДТПН ЪБ БЬТПДТПНПН, ЛПЗДБ ЮЕТЕЪ ЧУА ЗЙЗБОФУЛХА уПЧЕФУЛХА ЙНРЕТЙА УАДБ ОБЮБМБ ЛБФЙФШУС ДЙЧЙЪЙС ЪБ ДЙЧЙЪЙЕК, ЧПФ ФПЗДБ С РПЮХЧУФЧПЧБМ УЕВС ПВСЪБООЩН РТЙОСФШ НЕТЩ УП УЧПЕК УФПТПОЩ.

рПФПНХ, ЮФП ЙУФПТЙС ОЕ РТЙЪОБЕФ ЙЪЧЙОЕОЙК ЪБ ОЕДПУНПФТ, ЙЪЧЙОЕОЙК, ЛПФПТЩЕ УПУФПСФ Ч ФПН, ЮФП ЪБДОЙН ЮЙУМПН ПВЯСУОСАФ: С ЬФП ОЕ ЪБНЕФЙМ, ЙМЙ С Ч ЬФП ОЕ РПЧЕТЙМ. уФПС ЧП ЗМБЧЕ оЕНЕГЛПК ЙНРЕТЙЙ, С ЮХЧУФЧХА УЕВС ПФЧЕФУФЧЕООЩН ЪБ ЧЕУШ ОЕНЕГЛЙК ОБТПД, ЪБ ЕЗП УХЭЕУФЧПЧБОЙЕ, ЪБ ЕЗП ОБУФПСЭЕЕ Й, ОБУЛПМШЛП ЬФП ЧПЪНПЦОП, ЪБ ЕЗП ВХДХЭЕЕ.

рПЬФПНХ С ВЩМ ЧЩОХЦДЕО РТЙОСФШ ЪБЭЙФОЩЕ НЕТЩ. пОЙ ВЩМЙ ЮЙУФП ПВПТПОЙФЕМШОПЗП ИБТБЛФЕТБ. чУЕ ЦЕ Ч БЧЗХУФЕ Й УЕОФСВТЕ РТПЫМПЗП ЗПДБ ОБН РТЙЫМПУШ УПЪОБФШУС Ч ФПН, ЮФП НЩ ОЕ НПЦЕН ЧЕУФЙ ОБ ЪБРБДЕ ЧПКОХ У бОЗМЙЕК, Ч ЛПФПТПК РТЕЦДЕ ЧУЕЗП ВЩМБ ВЩ ЪБДЕКУФЧПЧБОБ ЧУС ОЕНЕГЛБС ЧПЕООБС БЧЙБГЙС, РПФПНХ ЮФП ЪБ ОБЫЕК УРЙОПК УФПСМП ЗПУХДБТУФЧП, У ЛБЦДЩН ДОЕН ЧУЕ ВПМЕЕ ЗПФПЧПЕ Л ФПНХ, ЮФПВЩ ОБРБУФШ ОБ ОБУ Ч ФБЛПК УЙФХБГЙЙ.

оП ЛБЛ ДБМЕЛП, ПДОБЛП, ЪБЫМЙ ЬФЙ РТЙЗПФПЧМЕОЙС, ПВ ЬФПН Ч РПМОПК НЕТЕ НЩ ХЪОБМЙ ФПМШЛП УЕКЮБУ.

ч ФПФ НПНЕОФ С ИПФЕМ ЕЭЕ ТБЪ РТПСУОЙФШ УЙФХБГЙА Й РПЬФПНХ РТЙЗМБУЙМ нПМПФПЧБ Ч вЕТМЙО. пО РПУФБЧЙМ РЕТЕДП НОПК ЙЪЧЕУФОЩЕ ЧБН ЮЕФЩТЕ ХУМПЧЙС.

рЕТЧПЕ: зЕТНБОЙС ДПМЦОБ ПЛПОЮБФЕМШОП УПЗМБУЙФШУС У ФЕН, ЮФП жЙОМСОДЙС МЙЛЧЙДЙТХЕФУС ЛБЛ ЗПУХДБТУФЧП, РПУЛПМШЛХ уПЧЕФУЛЙК уПАЪ УОПЧБ РПЮХЧУФЧПЧБМ ХЗТПЪХ У ЕЕ УФПТПОЩ. нОЕ ОЕ ПУФБЧБМПУШ ОЙЮЕЗП, ЛТПНЕ ЛБЛ ПФЧЕФЙФШ ПФЛБЪПН.

чФПТПК ЧПРТПУ ЛБУБМУС тХНЩОЙЙ. пО ЪБЛМАЮБМУС Ч ФПН, ВХДХФ МЙ ОЕНЕГЛЙЕ ЗБТБОФЙЙ ЪБЭЙЭБФШ тХНЩОЙА ФБЛЦЕ ПФ уПЧЕФУЛПЗП уПАЪБ. й ЪДЕУШ С ДПМЦЕО ВЩМ ДЕТЦБФШУС ДБООПЗП НОПК ЛПЗДБ-ФП УМПЧБ. с ОЕ ЦБМЕА ПВ ЬФПН, РПФПНХ ЮФП Ч тХНЩОЙЙ, Ч ЗЕОЕТБМЕ бОФПОЕУЛХ С ОБЫЕМ ЮЕМПЧЕЛБ ЮЕУФЙ, ЛПФПТЩК, УП УЧПЕК УФПТПОЩ, ФЧЕТДП РТЙДЕТЦЙЧБМУС ДБООПЗП УМПЧБ.

фТЕФЙК ЧПРТПУ ЛБУБМУС вПМЗБТЙЙ. нПМПФПЧ ФТЕВПЧБМ РТБЧБ ДМС уПЧЕФУЛПЗП уПАЪБ ТБЪНЕУФЙФШ УЧПЙ ЗБТОЙЪПОЩ Ч вПМЗБТЙЙ Й ФБЛЙН ПВТБЪПН ЗБТБОФЙТПЧБФШ ЕК УЧПА ЪБЭЙФХ. юФП ЬФП ЪОБЮЙФ, НЩ ХЦЕ РТЕЛТБУОП РПОСМЙ ОБ РТЙНЕТЕ ьУФПОЙЙ, мЙФЧЩ Й мБФЧЙЙ. с НПЗ Ч ЬФПН УМХЮБЕ УПУМБФШУС ОБ ФП, ЮФП ФБЛБС ЗБТБОФЙС ДПМЦОБ ВЩФШ ПВХУМПЧМЕОБ ЦЕМБОЙЕН ЗБТБОФЙТХЕНПЗП. нОЕ П ФБЛПН ЦЕМБОЙЙ ОЕ ВЩМП ОЙЮЕЗП ЙЪЧЕУФОП, С ДПМЦЕО ВЩМ УОБЮБМБ ОБЧЕУФЙ УРТБЧЛЙ Й ПВУХДЙФШ ЬФП УП УЧПЙНЙ УПАЪОЙЛБНЙ.

юЕФЧЕТФЩК ЧПРТПУ ЛБУБМУС дБТДБОЕММ. тПУУЙС ФТЕВПЧБМБ ТБЪНЕУФЙФШ ФБН ПРПТОЩЕ РХОЛФЩ. еУМЙ УЕКЮБУ нПМПФПЧ ВХДЕФ ЬФП ПФТЙГБФШ, С ОЕ ХДЙЧМАУШ. еУМЙ ЪБЧФТБ ЙМЙ РПУМЕЪБЧФТБ ЕЗП ОЕ ВХДЕФ Ч нПУЛЧЕ, ЧЕТПСФОП, ПО ФПЦЕ ВХДЕФ ПФТЙГБФШ, ЮФП ЕЗП ФБН ОЕФ.

пДОБЛП ПО РПУФБЧЙМ ЬФЙ ХУМПЧЙС, Й С ЙИ ПФЛМПОЙМ. с ДПМЦЕО ВЩМ ЙИ ПФЛМПОЙФШ, Й ПДОПЧТЕНЕООП НОЕ УФБМП СУОП, ЮФП РТЙЫМП ЧТЕНС ЧЕМЙЮБКЫЕК ПУФПТПЦОПУФЙ.

у ЬФПЗП НПНЕОФБ С УФБМ ФЭБФЕМШОП ОБВМАДБФШ ЪБ уПЧЕФУЛПК тПУУЙЕК. лБЦДБС ДЙЧЙЪЙС, ПВОБТХЦЕООБС ОБНЙ, БЛЛХТБФОП ТЕЗЙУФТЙТПЧБМБУШ, Й Ч ПФЧЕФ ОБ ЬФП РТЙОЙНБМЙУШ НЕТЩ РТЕДПУФПТПЦОПУФЙ. хЦЕ Ч НБЕ УЙФХБГЙС УЗХУФЙМБУШ ФБЛ, ЮФП ОЕ ПУФБМПУШ ОЙЛБЛЙИ УПНОЕОЙК РП РПЧПДХ ФПЗП, ЮФП тПУУЙС УПВЙТБМБУШ РТЙ РЕТЧПК ЦЕ ЧПЪНПЦОПУФЙ ОБРБУФШ ОБ ОБУ. л ЛПОГХ НБС ФБЛЙЕ НПНЕОФЩ ХЮБУФЙМЙУШ ОБУФПМШЛП, ЮФП ХЦЕ ОЕЧПЪНПЦОП ВЩМП ПФПЗОБФШ ПФ УЕВС НЩУМШ ПВ ХЗТПЪЕ ВПТШВЩ ОЕ ОБ ЦЙЪОШ, Б ОБ УНЕТФШ.

с ДПМЦЕО ВЩМ ФПЗДБ ЧУЕ ЧТЕНС НПМЮБФШ, Й УПИТБОСФШ ЬФП НПМЮБОЙЕ ВЩМП НОЕ ЧДЧПКОЕ ФСЦЕМП. оЕ ФБЛ ФСЦЕМП РП ПФОПЫЕОЙА Л тПДЙОЕ, РПУЛПМШЛХ ПОБ, Ч ЛПОГЕ ЛПОГПЧ, ДПМЦОБ ВЩМБ РПОСФШ, ЮФП ЕУФШ НПНЕОФЩ, ЛПЗДБ ОЕМШЪС ЗПЧПТЙФШ ВЕЪ ФПЗП, ЮФПВЩ ОЕ РПДЧЕТЗОХФШ ПРБУОПУФЙ ГЕМХА ОБГЙА. зПТБЪДП ФСЦЕМЕЕ ДБЧБМПУШ НОЕ НПМЮБОЙЕ РП ПФОПЫЕОЙА Л НПЙН УПМДБФБН, ЛПФПТЩЕ, ДЙЧЙЪЙС Л ДЙЧЙЪЙЙ, УФПСМЙ ОБ ЧПУФПЮОПК ЗТБОЙГЕ ЙНРЕТЙЙ, Й, ФЕН ОЕ НЕОЕЕ, ОЙЛФП ОЕ ЪОБМ, ЮФП ЪБФЕЧБЕФУС, ОЙЛФП ОЕ ЙНЕМ ОЙ НБМЕКЫЕЗП РПОСФЙС П ФПН, ЛБЛ ЙЪНЕОЙМПУШ РПМПЦЕОЙЕ Ч ДЕКУФЧЙФЕМШОПУФЙ Й ЮФП ЙН, ЧПЪНПЦОП, РТЙДЕФУС ЧЩУФХРЙФШ Ч ФСЦЕМЩК, ДБЦЕ Ч ОБЙФСЦЕМЕКЫЙК ЧПЕООЩК РПИПД ЧУЕИ ЧТЕНЕО. йНЕООП ЙЪ-ЪБ ОЙИ НОЕ РТЙИПДЙМПУШ НПМЮБФШ, РПФПНХ ЮФП, РТПТПОЙ С ИПФШ ПДОП УМПЧП, ЬФП ОЙ Ч ЛПЕК НЕТЕ ОЕ ЙЪНЕОЙМП ВЩ ТЕЫЕОЙС уФБМЙОБ, ЪБФП ЧОЕЪБРОПУФШ, ЛПФПТБС ПУФБМБУШ НПЙН РПУМЕДОЙН ПТХЦЙЕН, ВЩМБ ВЩ РПФЕТСОБ. й МАВПЕ ФБЛПЕ ЪБСЧМЕОЙЕ, МАВПК ОБНЕЛ УФПЙМ ВЩ ЦЙЪОЙ УПФЕО ФЩУСЮ ОБЫЙИ ФПЧБТЙЭЕК.

рПЬФПНХ С НПМЮБМ ДБЦЕ Ч ФПФ НПНЕОФ, ЛПЗДБ ПЛПОЮБФЕМШОП РТЙОСМ ДМС УЕВС ТЕЫЕОЙЕ УБНПНХ УДЕМБФШ РЕТЧЩК ЫБЗ. еУМЙ С ЧЙЦХ, ЮФП НПК РТПФЙЧОЙЛ ЧУЛЙОХМ ТХЦШЕ, С ОЕ ВХДХ ЦДБФШ, РПЛБ ПО ОБЦНЕФ ОБ ЛХТПЛ, Б МХЮЫЕ УДЕМБА ЬФП РЕТЧЩН. ьФП ВЩМП, УЕКЮБУ С НПЗХ ПВ ЬФПН УЛБЪБФШ, ФСЦЕМЕКЫЙН ТЕЫЕОЙЕН ЧУЕК НПЕК ЦЙЪОЙ. фБЛПК ЫБЗ ПФЛТЩЧБЕФ ДЧЕТШ, ЪБ ЛПФПТПК ФБЙФУС ОЕЙЪЧЕУФОПУФШ, Й ФПМШЛП РПФПНЛЙ ВХДХФ ЪОБФШ ФПЮОП, ЛБЛ ЬФП ОБЮБМПУШ Й ЮФП РТПЙЪПЫМП.

нПЦОП ФПМШЛП ЪБТХЮЙФШУС УЧПЕК УПЧЕУФША, ЧЕТПК Ч УЧПК ОБТПД Й Ч УПЪДБООХА УЧПЙНЙ ТХЛБНЙ ЧПЕООХА НПЭШ Й, ОБЛПОЕГ, - ФП, ЮФП С ТБОШЫЕ ЮБУФП ЗПЧПТЙМ, - РТПУЙФШ ЗПУРПДБ ВПЗБ ВМБЗПУМПЧЙФШ ФПЗП, ЛФП ИПЮЕФ Й ЗПФПЧ УЧСФП Й ЦЕТФЧЕООП ВПТПФШУС ЪБ УЧПЕ УХЭЕУФЧПЧБОЙЕ.

хФТПН 22 ЙАОС ОБЮБМБУШ ЬФБ ЧЕМЙЮБКЫБС Ч НЙТПЧПК ЙУФПТЙЙ ВЙФЧБ. у ФЕИ РПТ РТПЫМП ЮХФШ ВПМШЫЕ ФТЕИ У РПМПЧЙОПК НЕУСГЕЧ, Й С НПЗХ УЕЗПДОС УДЕМБФШ УМЕДХАЭЕЕ ЪБЛМАЮЕОЙЕ:

у ФПЗП НПНЕОФБ ЧУЕ ЫМП РП РМБОХ!

дБЦЕ Ч ФПН УМХЮБЕ, ЕУМЙ ПДЙОПЮОПНХ УПМДБФХ ЙМЙ ГЕМПК ЮБУФЙ РТЙИПДЙМПУШ УФПМЛОХФШУС У ОЕПЦЙДБООПУФСНЙ, - ЧУЕ ЬФП ЧТЕНС ТХЛПЧПДУФЧП ОЙ ОБ УЕЛХОДХ ОЕ ФЕТСМП ЛПОФТПМШ ОБД УЙФХБГЙЕК. оБРТПФЙЧ, ДП УЕЗПДОСЫОЕЗП ДОС ЛБЦДБС БЛГЙС РТПФЕЛБМБ ФБЛ ЦЕ УПЗМБУОП РМБОХ, ЛБЛ ЛПЗДБ-ФП ОБ ЧПУФПЛЕ РТПФЙЧ рПМШЫЙ, ЪБФЕН РТПФЙЧ оПТЧЕЗЙЙ Й, ОБЛПОЕГ, РТПФЙЧ ъБРБДБ Й ОБ вБМЛБОБИ.

й ЧПФ ЮФП ЕЭЕ С ДПМЦЕО ЪБСЧЙФШ: НЩ ОЕ ПЫЙВМЙУШ ОЙ Ч РТБЧЙМШОПУФЙ ОБЫЙИ РМБОПЧ, ОЙ Ч ЙУФПТЙЮЕУЛЙ ОЕРПЧФПТЙНПН НХЦЕУФЧЕ ОЕНЕГЛЙИ УПМДБФ, - ОБЛПОЕГ, НЩ ОЕ ПЫЙВМЙУШ Й Ч ЛБЮЕУФЧЕ ОБЫЕЗП ПТХЦЙС! нЩ ОЕ ВЩМЙ ТБЪПЮБТПЧБОЩ ЖХОЛГЙПОЙТПЧБОЙЕН ЧУЕК ПТЗБОЙЪБГЙЙ ОБЫЕЗП ЖТПОФБ Й РПЛПТЕОЙС ПЗТПНОЩИ ЧОХФТЕООЙИ РТПУФТБОУФЧ, Й НЩ ОЕ ПВНБОХМЙУШ Ч ОБЫЕК тПДЙОЕ.

пДОБЛП Ч ЮЕН-ФП НЩ ПВНБОХМЙУШ: НЩ ОЕ ЙНЕМЙ ОЙ НБМЕКЫЕЗП РПОСФЙС П ФПН, ОБУЛПМШЛП ЗЙЗБОФУЛПК ВЩМБ РПДЗПФПЧЛБ РТПФЙЧОЙЛБ Л ОБРБДЕОЙА ОБ зЕТНБОЙА Й еЧТПРХ, П ФПН, ЛБЛ ОЕЧЕТПСФОП ЧЕМЙЛБ ВЩМБ ПРБУОПУФШ, П ФПН, ЮФП Ч ЬФПФ ТБЪ НЩ ВЩМЙ ОБ ЧПМПУПЛ ПФ ХОЙЮФПЦЕОЙС ОЕ ФПМШЛП зЕТНБОЙЙ, ОП Й ЧУЕК еЧТПРЩ. уЕЗПДОС С НПЗХ ПВ ЬФПН УЛБЪБФШ!

с ЧРЕТЧЩЕ ЗПЧПТА ПВ ЬФПН, РПФПНХ ЮФП УЕЗПДОС ХЦЕ НПЗХ УЛБЪБФШ, ЮФП РТПФЙЧОЙЛ УМПНМЕО Й ОЙЛПЗДБ ВПМШЫЕ ОЕ ПРТБЧЙФУС!

фБН ВЩМБ УЛПМПЮЕОБ ФБЛБС УЙМБ, ОБРТБЧМЕООБС РТПФЙЧ еЧТПРЩ, П ЛПФПТПК, Л УПЦБМЕОЙА, ВПМШЫЙОУФЧП ОЕ ЙНЕМП ОЙЛБЛПЗП РТЕДУФБЧМЕОЙС, Б НОПЗЙЕ ОЕ ДПЗБДЩЧБАФУС Й РП УЕК ДЕОШ. ьФП ВЩМП ВЩ ЧФПТЩН ОБЫЕУФЧЙЕН НПОЗПМПЧ РПД ТХЛПЧПДУФЧПН ОПЧПЗП юЙОЗЙУИБОБ.

ъБ ФП, ЮФП ЬФБ ПРБУОПУФШ ПФЧЕДЕОБ, НЩ ВМБЗПДБТОЩ РТЕЦДЕ ЧУЕЗП НХЦЕУФЧХ, ЧЩОПУМЙЧПУФЙ Й ЦЕТФЧЕООПУФЙ ОБЫЙИ ОЕНЕГЛЙИ УПМДБФ Й ФЕИ, ЛФП РПЫЕМ ОБ ЦЕТФЧЩ, НБТЫЙТХС У ОБНЙ. рПФПНХ ЮФП ЧРЕТЧЩЕ ОБ ОБЫЕН ЛПОФЙОЕОФЕ РТПЙЪПЫМП ЮФП-ФП ЧТПДЕ РТПВХЦДЕОЙС еЧТПРЩ.

оБ уЕЧЕТЕ ВПТЕФУС жЙОМСОДЙС - ОБУФПСЭЙК ОБТПД-ЗЕТПК. пО ЪБЮБУФХА ПУФБЕФУС Ч ПДЙОПЮЕУФЧЕ ОБ УЧПЙИ ЫЙТПЛЙИ РТПУФПТБИ, ОБДЕСУШ ФПМШЛП ОБ УЧПА УЙМХ, ОБ УЧПЕ НХЦЕУФЧП, ЗЕТПЙЪН Й ХРПТУФЧП.

оБ аЗЕ ВПТЕФУС тХНЩОЙС. оЕЧЕТПСФОП ВЩУФТП ПРТБЧЙМБУШ ПОБ РПД ТХЛПЧПДУФЧПН ИТБВТПЗП Й ТЕЫЙФЕМШОПЗП ЮЕМПЧЕЛБ РПУМЕ ФСЦЕМЕКЫЕЗП ЛТЙЪЙУБ, ЛПФПТЩК ФПМШЛП НПЗ РПТБЪЙФШ ЛБЛХА-МЙВП УФТБОХ Й ОБТПД.

нЕЦДХ ОЙНЙ - ПЗТПНОПЕ РТПУФТБОУФЧП ФЕБФТБ ЧПЕООЩИ ДЕКУФЧЙК, ПФ вЕМПЗП НПТС ДП юЕТОПЗП. й ОБ ЬФПН РТПУФТБОУФЧЕ УТБЦБАФУС ОБЫЙ ОЕНЕГЛЙЕ УПМДБФЩ, Й Ч ЙИ ТСДБИ, У ОЙНЙ ЧНЕУФЕ ЙФБМШСОГЩ, ЖЙООЩ, ЧЕОЗТЩ, ТХНЩОЩ, УМПЧБЛЙ. хЦЕ РПДИПДСФ ИПТЧБФЩ, ЧЩУФХРБАФ Ч РПИПД ЙУРБОГЩ. вЕМШЗЙКГЩ, ЗПММБОДГЩ, ДБФЮБОЕ, ОПТЧЕЦГЩ, ДБЦЕ ЖТБОГХЪЩ МЙВП ХЦЕ УПВЙТБАФУС ОБ ЖТПОФ, МЙВП УЛПТП ВХДХФ УПВЙТБФШУС.

иПД ЬФЙИ ХОЙЛБМШОЩИ УПВЩФЙК Ч ПУОПЧОПН ХЦЕ ЧБН ЙЪЧЕУФЕО.

ч ОБУФХРМЕОЙЕ РПЫМЙ ФТЙ ОЕНЕГЛЙЕ ЗТХРРЩ ЧПКУЛ. пДОБ ДПМЦОБ ВЩМБ РТПТЧБФШУС Ч ГЕОФТ. гЕМШ ПДОПЗП ЙЪ ДЧХИ ЖМБОЗПЧ ВЩМБ БФБЛПЧБФШ мЕОЙОЗТБД, ДТХЗПЗП - ПЛЛХРЙТПЧБФШ хЛТБЙОХ. й Ч ПУОПЧОПН ЬФЙ РЕТЧЩЕ ЪБДБЮЙ ВЩМЙ ТЕЫЕОЩ.

еУМЙ РТПФЙЧОЙЛЙ ЧП ЧТЕНС ЬФЙИ УПЛТХЫЙФЕМШОЩИ, ОЕЧЙДБООЩИ Ч НЙТПЧПК ЙУФПТЙЙ ВЙФЧ ЮБУФП ЗПЧПТЙМЙ: "рПЮЕНХ ОЙЮЕЗП ОЕ РТПЙУИПДЙФ?" - ОБ УБНПН ДЕМЕ ЧУЕ ЧТЕНС ЮФП-ФП РТПЙУИПДЙМП. йНЕООП РПФПНХ, ЮФП ЮФП-ФП РТПЙУИПДЙМП, НЩ Й ОЕ НПЗМЙ ЗПЧПТЙФШ.

еУМЙ ВЩ С УЕЗПДОС ДПМЦЕО ВЩМ ВЩ УФБФШ БОЗМЙКУЛЙН РТЕНШЕТ-НЙОЙУФТПН, С ВЩ ФПЦЕ РТЙ ФБЛЙИ ПВУФПСФЕМШУФЧБИ РПУФПСООП ЮФП-ОЙВХДШ ЗПЧПТЙМ ВЩ - РПФПНХ, ЮФП ФБН ОЙЮЕЗП ОЕ РТПЙУИПДЙФ. ч ЬФПН Й ЪБЛМАЮБЕФУС ТБЪОЙГБ! нПЙ УППФЕЮЕУФЧЕООЙЛЙ, С ДПМЦЕО УЕЗПДОС, ЪДЕУШ, РЕТЕД ЧУЕН ОЕНЕГЛЙН ОБТПДПН ЬФП УЛБЪБФШ: ЮБУФП ВЩМП РТПУФП ОЕЧПЪНПЦОП ЮФП-МЙВП ЗПЧПТЙФШ - ОЕ РПФПНХ, ЮФП ОЕ ИПФЕМПУШ ЧПЪДБФШ РП ДПУФПЙОУФЧХ ОЕРТЕЛТБЭБАЭЙНУС ЗТПНБДОЩН ХУРЕИБН ОБЫЙИ УПМДБФ, Б РПФПНХ, ЮФП НЩ ОЕ ЙНЕМЙ РТБЧБ ЪБТБОЕЕ ПРПЧЕЭБФШ РТПФЙЧОЙЛБ П УЙФХБГЙСИ, П ЛПФПТЩИ ПО, ВМБЗПДБТС ХВПЦЕУФЧХ УЧПЕК ТБЪЧЕДЩЧБФЕМШОПК УМХЦВЩ, ХЪОБЧБМ ЙОПЗДБ ДОСНЙ, Б ЙОПЗДБ ОЕДЕМСНЙ РПЪЦЕ.

рПФПНХ ЮФП С ХЦЕ ПРХВМЙЛПЧБМ ЬФП Ч УЧПДЛЕ ЧЕТНБИФБ. уЧПДЛЙ ЧЕТНБИФБ - ЬФП РТБЧДЙЧЩЕ УЧПДЛЙ. еУМЙ ЛБЛПК-ОЙВХДШ ВТЙФБОУЛЙК ЗБЪЕФОЩК ПМХИ ЪБСЧМСЕФ, ЮФП ЬФП ДПМЦОП ВЩФШ УОБЮБМБ РПДФЧЕТЦДЕОП: УЧПДЛЙ ЧЕТНБИФБ ДП УЕЗПДОСЫОЕЗП ДОС ВЩМЙ ДПУФБФПЮОП РПДФЧЕТЦДЕОЩ!

оЕФ ОЙЛБЛЙИ УПНОЕОЙК Ч ФПН, ЮФП Ч рПМШЫЕ РПВЕДЙМЙ НЩ, Б ОЕ рПМШЫБ, ИПФС ВТЙФБОУЛБС РТЕУУБ ХФЧЕТЦДБМБ ЙОПЕ.

оЕФ УПНОЕОЙК Й Ч ФПН, ЮФП Ч оПТЧЕЗЙЙ РПВЕДЙМЙ НЩ, Б ОЕ БОЗМЙЮБОЕ. оЕФ УПНОЕОЙК, ЮФП зЕТНБОЙС РПВЕДЙМБ жТБОГЙА, Б ОЕ ОБПВПТПФ.

ч ЛПОГЕ ЛПОГПЧ, ОЕФ ОЙЛБЛЙИ УПНОЕОЙК Ч ФПН, ЮФП Ч вЕМШЗЙЙ Й зПММБОДЙЙ ЙНЕМЙ ХУРЕИ НЩ, Б ОЕ БОЗМЙЮБОЕ. й ОЕФ УПНОЕОЙК Ч ФПН, ЮФП Ч зТЕГЙЙ ОБИПДЙНУС НЩ, Б ОЕ БОЗМЙЮБОЕ ЙМЙ ОПЧПЪЕМБОДГЩ, Й ОБ лТЙФЕ ОЕ ПОЙ, Б НЩ. фБЛЙН ПВТБЪПН, УЧПДЛЙ ОЕНЕГЛЙИ ЧППТХЦЕООЩИ УЙМ ЗПЧПТСФ РТБЧДХ, Б ОЕ... (ЛПОЕГ РТЕДМПЦЕОЙС ФПОЕФ Ч ЗТПНПЗМБУОПН МЙЛПЧБОЙЙ ФЩУСЮ МАДЕК).

й ФЕРЕТШ ОБ ЧПУФПЛЕ ФП ЦЕ УБНПЕ. рП ЧЕТУЙЙ БОЗМЙЮБО, Ч ФЕЮЕОЙЕ ФТЕИ НЕУСГЕЧ НЩ ФЕТРЕМЙ ФБН РПТБЦЕОЙЕ ЪБ РПТБЦЕОЙЕН. оП НЩ УФПЙН Ч ФЩУСЮЕ ЛЙМПНЕФТПЧ ПФ ОБЫЕК ЗТБОЙГЩ, НЩ УФПЙН ЧПУФПЮОЕК уНПМЕОУЛБ, НЩ УФПЙН Х мЕОЙОЗТБДБ Й НЩ УФПЙН ОБ юЕТОПН НПТЕ. нЩ УФПЙН Х лТЩНБ, Б ОЕ ТХУУЛЙЕ ОБ тЕКОЕ. вЕМЙ ДП УЙИ РПТ УПЧЕФУЛЙЕ РПУФПСООП РПВЕЦДБМЙ, ФП РПМХЮБЕФУС, ЮФП ПОЙ ОЕ УХНЕМЙ ЧПУРПМШЪПЧБФШУС УЧПЙНЙ РПВЕДБНЙ Й РПУМЕ ЛБЦДПК РПВЕДЩ ОЕНЕДМЕООП ПФУФХРБМЙ ОБ 100 ЙМЙ 200 ЛЙМПНЕФТПЧ, ЧПЪНПЦОП, ЮФПВЩ ЪБНБОЙФШ ОБУ Ч ЗМХВШ УЧПЕК ФЕТТЙФПТЙЙ!

ч ПУФБМШОПН П НБУЫФБВБИ ЬФПК ВПТШВЩ ЗПЧПТСФ ГЙЖТЩ

уТЕДЙ ЧБУ НОПЗП ФЕИ, ЛФП ХЮБУФЧПЧБМ ЕЭЕ Ч рЕТЧПК НЙТПЧПК ЧПКОЕ, Й ПОЙ ЪОБАФ, ЮФП ФБЛПЕ ВТБФШ РМЕООЩИ Й ПДОПЧТЕНЕООП ЪБИЧБФЩЧБФШ 100 ЛЙМПНЕФТПЧ ФЕТТЙФПТЙЙ.

юЙУМП УПЧЕФУЛЙИ ЧПЕООПРМЕООЩИ ЧЩТПУМП РТЙНЕТОП ДП 2,5 НЙММЙПОБ.

юЙУМП ЪБИЧБЮЕООЩИ ЙМЙ ХОЙЮФПЦЕООЩИ ПТХДЙК - ЛПТПЮЕ ЗПЧПТС, ФЕИ, ЮФП ОБИПДСФУС Х ОБУ Ч ТБУРПТСЦЕОЙЙ, - УПУФБЧМСЕФ ХЦЕ 22 ФЩУСЮЙ.

юЙУМП ХОЙЮФПЦЕООЩИ ЙМЙ ЪБИЧБЮЕООЩИ, ФП ЕУФШ ОБИПДСЭЙИУС Ч ОБЫЕН ТБУРПТСЦЕОЙЙ, ФБОЛПЧ УПУФБЧМСЕФ УЕКЮБУ ВПМЕЕ 18 ФЩУСЮ.

юЙУМП ХОЙЮФПЦЕООЩИ, ТБЪВЙФЩИ Й УВЙФЩИ УБНПМЕФПЧ РТЕЧЩЫБЕФ 14,5 ФЩУСЮЙ.

й РПЪБДЙ ОБЫЙИ ЧПКУЛ МЕЦЙФ ХЦЕ РТПУФТБОУФЧП РП РМПЭБДЙ Ч ДЧБ ТБЪБ ВПМШЫЕЕ, ЮЕН ВЩМБ ОЕНЕГЛБС ЙНРЕТЙС Ч ФПФ НПНЕОФ, ЛПЗДБ С РПМХЮЙМ ЧМБУФШ Ч 1933 З., ЙМЙ Ч ЮЕФЩТЕ ТБЪБ ВПМШЫЕЕ, ЮЕН бОЗМЙС.

еУМЙ УЮЙФБФШ РП РТСНПК, ФП ОБЫЙ УПМДБФЩ РТЕПДПМЕМЙ ОБ УЕЗПДОС ПФ 800 ДП 1000 ЛЙМПНЕФТПЧ. ьФП РП РТСНПК. еУМЙ УЮЙФБФШ Ч ЛЙМПНЕФТБИ РПИПДБ, ФП ЬФП ЮБУФП Ч РПМФПТБ ЙМЙ Ч ДЧБ ТБЪБ ВПМШЫЕ, - ОБ ЗЙЗБОФУЛПК МЙОЙЙ ЖТПОФБ, ЙНЕС РЕТЕД УПВПК РТПФЙЧОЙЛБ - ЬФП С ДПМЦЕО УЛБЪБФШ, - УПУФПСЭЕЗП ОЕ ЙЪ МАДЕК, Б ЙЪ ЪЧЕТЕК, ЙЪ ЮХДПЧЙЭ.

нЩ ХЦЕ ХЧЙДЕМЙ, ЮФП ВПМШЫЕЧЙЪН НПЦЕФ УДЕМБФШ ЙЪ МАДЕК. нЩ ОЕ НПЦЕН РПЛБЪБФШ тПДЙОЕ ЛБТФЙОЩ ХЧЙДЕООПЗП. ьФП УБНПЕ ХЦБУБАЭЕЕ ЙЪ ФПЗП, ЮФП НПЦЕФ ЧЩДХНБФШ ЮЕМПЧЕЮЕУЛЙК НПЪЗ, - РТПФЙЧОЙЛ, ЛПФПТЩК УТБЦБЕФУС, У ПДОПК УФПТПОЩ, ЙЪ-ЪБ ЪЧЕТЙОПК ЛТПЧПЦБДОПУФЙ Й, У ДТХЗПК УФПТПОЩ, ЙЪ ФТХУПУФЙ Й УФТБИБ РЕТЕД УЧПЙНЙ ЛПНЙУУБТБНЙ.

фБЛПЧБ УФТБОБ, У ЛПФПТПК РПУМЕ РПЮФЙ 25-МЕФОЕЗП ВПМШЫЕЧЙУФУЛПЗП ВЩФЙС РПЪОБЛПНЙМЙУШ ОБЫЙ УПМДБФЩ.

й С ЪОБА ПДОП: ФПФ, ЛФП ФБН РПВЩЧБМ Й Ч ЗМХВЙОЕ УЧПЕЗП УЕТДГБ ПУФБЧБМУС ОЕНОПЗП ЛПННХОЙУФПН, РХУФШ ДБЦЕ Ч ЙДЕБМШОПН УНЩУМЕ, ПО ЧЕТОЕФУС ЙЪМЕЮЕООЩН ПФ ЬФПЗП. ч ЬФПН ЧЩ НПЦЕФЕ ВЩФШ ХЧЕТЕОЩ!

"тБК ДМС ТБВПЮЙИ Й ЛТЕУФШСО" С ЧУЕЗДБ ПРЙУЩЧБМ РТБЧЙМШОП. лПЗДБ ЪБЛПОЮЙФУС ЬФПФ РПИПД, РСФШ ЙМЙ ЫЕУФШ НЙММЙПОПЧ УПМДБФ РПДФЧЕТДСФ, ЮФП С ЗПЧПТЙМ РТБЧДХ. пОЙ ВХДХФ УЧЙДЕФЕМСНЙ, Л ЛПФПТЩН С ФПЗДБ УНПЗХ ПВТБФЙФШУС. пОЙ НБТЫЙТПЧБМЙ РП ХМЙГБН ЬФПЗП ТБС. пОЙ ОЕ НПЗМЙ ЦЙФШ Ч ОЙЭЙИ ИЙЦЙОБИ ЬФПЗП ТБС, ПОЙ ФХДБ ДБЦЕ ОЕ ЪБИПДЙМЙ, ЕУМЙ ОЕ ВЩМП ПУФТПК ОЕПВИПДЙНПУФЙ. пОЙ ЧЙДЕМЙ ХУФТПКУФЧП ЬФПЗП ТБС.

ьФП ОЕ ЮФП ЙОПЕ, ЛБЛ ПДОБ-ЕДЙОУФЧЕООБС ЖБВТЙЛБ РП РТПЙЪЧПДУФЧХ ПТХЦЙС ЪБ УЮЕФ УОЙЦЕОЙС ЦЙЪОЕООПЗП ХТПЧОС МАДЕК. жБВТЙЛБ ПТХЦЙС, ОБРТБЧМЕООПЗП РТПФЙЧ еЧТПРЩ!

й ОБД ЬФЙН ХЦБУБАЭЙН, ЦЕУФПЛЙН, ЪЧЕТЙОЩН РТПФЙЧОЙЛПН У ЕЗП НПЭОЩН ЧППТХЦЕОЙЕН ОБЫЙ УПМДБФЩ ПДЕТЦЙЧБМЙ УПЛТХЫЙФЕМШОЩЕ РПВЕДЩ. с ОЕ ЪОБА УМПЧ, УППФЧЕФУФЧХАЭЙИ ЙИ ЪБУМХЗБН. иТБВТПУФШ Й НХЦЕУФЧП, ЛПФПТЩЕ ПОЙ РПУФПСООП РТПСЧМСАФ, ОЕЧЕТПСФОПЕ ОБРТСЦЕОЙЕ - ЬФП ОЕРТЕДУФБЧЙНП!

оЕЧБЦОП, ЙДЕФ МЙ ТЕЮШ П ФБОЛПЧЩИ ДЙЧЙЪЙСИ ЙМЙ НПФПТЙЪПЧБООЩИ УПЕДЙОЕОЙСИ, П ОБЫЕК БТФЙММЕТЙЙ ЙМЙ УБРЕТБИ, ЧПЪШНЕН МЙ НЩ ОБЫЙИ МЕФЮЙЛПЧ - ЙУФТЕВЙФЕМЕК, РЙЛЙТХАЭЙИ ВПНВБТДЙТПЧЭЙЛПЧ ЙМЙ ЫФХТНПЧЙЛПЧ, - РПДХНБЕН МЙ НЩ П ЧПЕООП-НПТУЛПН ЖМПФЕ, П ЛПНБОДБИ РПДЧПДОЩИ МПДПЛ, ЪБЗПЧПТЙН МЙ НЩ, ОБЛПОЕГ, П ОБЫЙИ ЗПТОЩИ ЧПКУЛБИ ОБ уЕЧЕТЕ ЙМЙ П УПМДБФБИ ОБЫЙИ чБЖЖЕО-уу: ЧУЕ ПДЙОБЛПЧЩ! оП ЧУЕИ ЙИ - Й ЬФП С УОПЧБ ИПЮХ РПДЮЕТЛОХФШ ПУПВП - РТЕЧПУИПДЙФ Ч УЧПЙИ ХУРЕИБИ ОЕНЕГЛЙК РЕИПФЙОЕГ, ОЕНЕГЛЙК НХЫЛЕФЕТ!

чЕДШ, ДТХЪШС НПЙ, ФБН ЕУФШ ОБЫЙ ДЙЧЙЪЙЙ, ЛПФПТЩЕ У ЧЕУОЩ РТПЫМЙ РЕЫЛПН ПФ ДЧХИ У РПМПЧЙОПК ДП ФТЕИ ФЩУСЮ ЛЙМПНЕФТПЧ, НОПЗЙЕ ДЙЧЙЪЙЙ ПУФБЧЙМЙ ЪБ УПВПК ФЩУСЮХ, Й РПМФПТЩ, Й ДЧЕ ФЩУСЮЙ ЛЙМПНЕФТПЧ. ьФП ФПМШЛП РТПЙЪОЕУФЙ МЕЗЛП.

с НПЗХ УЛБЪБФШ ФПМШЛП ПДОП: ЕУМЙ ТЕЮШ ЙДЕФ П НПМОЙЕОПУОПК ЧПКОЕ, ФП ОБЫЙ УПМДБФЩ ЪБУМХЦЙЧБАФ ФПЗП, ЮФПВЩ ЙИ ХУРЕИЙ ОБЪЧБМЙ НПМОЙЕОПУОЩНЙ. рПФПНХ ЮФП Ч ЙУФПТЙЙ ФБЛПЗП ЕЭЕ ОЕ ВЩМП, ЮФПВЩ ЛФП-ФП РТЕЧЪПЫЕМ ЙИ Ч РТПДЧЙЦЕОЙЙ ЧРЕТЕД, Ч МХЮЫЕН УМХЮБЕ ОЕЛПФПТЩЕ БОЗМЙКУЛЙЕ ЮБУФЙ РТЙ ПФУФХРМЕОЙЙ.

вЩМЙ Ч ЙУФПТЙЙ ОЕУЛПМШЛП НПМОЙЕОПУОЩИ ПФУФХРМЕОЙК, ЛПФПТЩЕ РТЕЧЪПЫМЙ РП УЛПТПУФЙ ЬФЙ ДЕКУФЧЙС. оП ФПЗДБ ОЕ ЫМБ ТЕЮШ П ФБЛЙИ ВПМШЫЙИ ТБУУФПСОЙСИ, РПУЛПМШЛХ У УБНПЗП ОБЮБМБ ЧУЕ РТПЙУИПДЙМП ЧВМЙЪЙ РПВЕТЕЦШС.

с ОЕ ИПЮХ ЬФЙН ИХМЙФШ РТПФЙЧОЙЛБ; С ИПЮХ ФПМШЛП ЧПЪДБФШ ОЕНЕГЛПНХ УПМДБФХ УРТБЧЕДМЙЧПУФШ, ЛПФПТХА ПО ЪБУМХЦЙЧБЕФ!

пО ДПУФЙЗ ОЕЧПЪНПЦОПЗП!

й У ОЙН ЧНЕУФЕ - ЧУЕ ФЕ ПТЗБОЙЪБГЙЙ, ЮШЙ МАДЙ УЕЗПДОС ТБВПЮЙЕ Й ПДОПЧТЕНЕООП УПМДБФЩ. рПФПНХ ЮФП ОБ ЬФЙИ ЗТПНБДОЩИ РТПУФТБОУФЧБИ УЕЗПДОС РТБЛФЙЮЕУЛЙ ЛБЦДЩК - УПМДБФ. лБЦДЩК ТБВПЮЙК, ЛБЦДЩК ЦЕМЕЪОПДПТПЦОЙЛ - УПМДБФ. оБ ЧУЕК ЬФПК ФЕТТЙФПТЙЙ ЛБЦДЩК ДПМЦЕО УМХЦЙФШ У ПТХЦЙЕН. б ЬФП ПЗТПНОБС ФЕТТЙФПТЙС! фП, ЮФП ВЩМП УПЪДБОП РПЪБДЙ МЙОЙЙ ЖТПОФБ, Ч УЧПЕН ТПДЕ ФБЛ ЦЕ ПЗТПНОП, ЛБЛ Й ДПУФЙЦЕОЙС ОБ ЖТПОФЕ. чПУУФБОПЧМЕОП ВПМЕЕ 25 ФЩУСЮ ЛЙМПНЕФТПЧ ТХУУЛЙИ ЦЕМЕЪОЩИ ДПТПЗ, ВПМЕЕ 15 ФЩУСЮ ЛЙМПНЕФТПЧ ЙЪ ОЙИ РЕТЕУФТПЕОП ОБ ОЕНЕГЛХА ЛПМЕА. ъОБЕФЕ МЙ ЧЩ, НПЙ УППФЕЮЕУФЧЕООЙЛЙ, ЮФП ЬФП ЪОБЮЙФ? ьФП ЪОБЮЙФ, ЮФП УБНБС ДМЙООБС ЦЕМЕЪОБС ДПТПЗБ, ЛПЗДБ-ФП РЕТЕУЕЛБЧЫБС оЕНЕГЛХА ЙНРЕТЙА, РТЙНЕТОП ПФ эЕГЙОБ ДП ВБЧБТУЛЙИ ЗПТ - МЙОЙС ДМЙОПК ПЛПМП 1000 ЛЙМПНЕФТПЧ - ВЩМБ РЕТЕДЕМБОБ Ч РСФОБДГБФЙЛТБФОПН ТБЪНЕТЕ ОБ ОЕНЕГЛХА ЛПМЕА...

тПДЙОБ, ЧПЪНПЦОП, ЕЭЕ ОЕ Ч УПУФПСОЙЙ ПГЕОЙФШ, УЛПМШЛП ФТХДБ Й РПФБ ЬФП УФПЙМП. й ЪБ ЧУЕН ЬФЙН УФПСФ ВБФБМШПОЩ ТБВПЮЕК УМХЦВЩ, ОБЫЙИ ПТЗБОЙЪБГЙК, РТЕЦДЕ ЧУЕЗП ПТЗБОЙЪБГЙС фПДФБ Й ПТЗБОЙЪБГЙК ОБЫЕЗП ВЕТМЙОГБ ыРЕЕТБ, Й ЧУЕ ФЕ, ЛФП ЙН РПНПЗБЕФ. оБ УМХЦВЕ ЧУЕЗП ЬФПЗП ЗЙЗБОФУЛПЗП ЖТПОФБ УФПЙФ ОБЫ лТБУОЩК лТЕУФ, УФПСФ ПЖЙГЕТЩ-ЧТБЮЙ, НЕДЙГЙОУЛЙК РЕТУПОБМ Й УЕУФТЩ лТБУОПЗП лТЕУФБ. пОЙ ЧУЕ ЙУФЙООП ЦЕТФЧХАФ УПВПК! б РПЪБДЙ ЬФПЗП ЖТПОФБ ХЦЕ ПТЗБОЙЪХЕФУС ОПЧБС БДНЙОЙУФТБГЙС, ЛПФПТБС ДПМЦОБ ВХДЕФ РПЪБВПФЙФШУС П ФПН, ЮФПВЩ, ЕУМЙ ЬФБ ЧПКОБ РТПДМЙФУС ДПМШЫЕ, ЙЪЧМЕЮШ ДМС ОЕНЕГЛПК тПДЙОЩ Й ОБЫЙИ УПАЪОЙЛПЧ РПМШЪХ ЙЪ ЬФЙИ ПЗТПНОЩИ РТПУФТБОУФЧ. рПМШЪБ ПФ ОЙИ ВХДЕФ ЗТПНБДОПК, Й ОЙ Х ЛПЗП ОЕ НПЦЕФ ВЩФШ УПНОЕОЙК, ЮФП НЩ УХНЕЕН ПТЗБОЙЪПЧБФШ ЬФЙ ФЕТТЙФПТЙЙ.

тЙУХС ЧБН ОЕУЛПМШЛЙНЙ ЫФТЙИБНЙ ЛБТФЙОХ ХОЙЛБМШОЩИ ДПУФЙЦЕОЙК ОБЫЙИ УПМДБФ Й ЧУЕИ ФЕИ, ЛФП УЕЗПДОС ЧПАЕФ ЙМЙ ТБВПФБЕФ ОБ ЧПУФПЛЕ, С ИПЮХ ФБЛЦЕ РЕТЕДБФШ тПДЙОЕ ВМБЗПДБТОПУФШ ЖТПОФБ!

вМБЗПДБТОПУФШ ОБЫЙИ УПМДБФ ЪБ ПТХЦЙЕ, ЛПФПТПЕ УПЪДБМБ тПДЙОБ, ЪБ ЬФП РТЕЧПУИПДОПЕ Й РЕТЧПЛМБУУОПЕ ПТХЦЙЕ, ВМБЗПДБТОПУФШ ЪБ ВПЕРТЙРБУЩ, ЛПФПТЩЕ Ч ЬФПФ ТБЪ, Ч РТПФЙЧПРПМПЦОПУФШ рЕТЧПК НЙТПЧПК ЧПКОЕ, РПУФБЧМСАФУС Ч ОЕПЗТБОЙЮЕООПН ЛПМЙЮЕУФЧЕ. уЕЗПДОС ЬФП ФПМШЛП РТПВМЕНБ ФТБОУРПТФБ. х ОБУ ФБЛЙЕ ЪБРБУЩ, ЮФП Ч УЕТЕДЙОЕ ЬФПК ЗЙЗБОФУЛПК ЧПКОЩ С НПЗХ ОБ ВПМШЫПК ФЕТТЙФПТЙЙ ПУФБОПЧЙФШ ДБМШОЕКЫЕЕ РТПЙЪЧПДУФЧП ПТХЦЙС, РПУЛПМШЛХ ЪОБА, ЮФП ОЕФ ХЦЕ ФБЛПЗП РТПФЙЧОЙЛБ, ЛПФПТПЗП НЩ ВЩ ОЕ РПВЕДЙМЙ У ХЦЕ ЙНЕАЭЙНУС ЛПМЙЮЕУФЧПН ВПЕРТЙРБУПЧ.

еУМЙ ЧЩ ЙОПЗДБ ЮЙФБЕФЕ Ч ЗБЪЕФБИ ЮФП-ФП П ЗЙЗБОФУЛЙИ РМБОБИ ДТХЗЙИ ЗПУХДБТУФЧ, ЮФП ПОЙ ДХНБАФ УДЕМБФШ Й ЮФП ПОЙ ЦЕМБАФ ОБЮБФШ, Й ЕУМЙ РТЙ ЬФПН ЧЩ УМЩЫЙФЕ НЙММЙБТДОЩЕ УХННЩ, ФПЗДБ, НПЙ УППФЕЮЕУФЧЕООЙЛЙ, ЧУРПНОЙФЕ П ФПН, ЮФП С УЕКЮБУ УЛБЦХ:

1. нЩ ФПЦЕ УФБЧЙН ОБ УМХЦВХ ОБЫЕК ВПТШВЩ ГЕМЩК ЛПОФЙОЕОФ.

2. нЩ ЗПЧПТЙН ОЕ П ЛБРЙФБМЕ, Б П ТБВПЮЕК УЙМЕ, Й ЬФХ ТБВПЮХА УЙМХ НЩ ЙУРПМШЪХЕН ОБ УФП РТПГЕОФПЧ.

3. еУМЙ НЩ ОЕ ЗПЧПТЙН ПВ ЬФПН, ЬФП ОЕ ЪОБЮЙФ, ЮФП НЩ ОЙЮЕЗП ОЕ ДЕМБЕН.

с ЪОБА ФПЮОП, ЮФП ДТХЗЙЕ НПЗХФ ЧУЕ МХЮЫЕ ОБУ. пОЙ УФТПСФ ОЕУПЛТХЫЙНЩЕ ФБОЛЙ, ПОЙ ВЩУФТЕЕ ОБЫЙИ, У ВПМЕЕ НПЭОПК ВТПОЕК, ЮЕН ОБЫЙ, ЙИ РХЫЛЙ МХЮЫЕ ОБЫЙИ, Й ЙН ЧППВЭЕ ОЕ ОХЦЕО ВЕОЪЙО.

оП Ч ВПА РПЛБ ЮФП ЙИ ЧУАДХ ТБУУФТЕМЙЧБМЙ НЩ! й ЬФП ЗМБЧОПЕ!

пОЙ УФТПСФ ЮХДП-УБНПМЕФЩ. пОЙ ЧУЕЗДБ ДЕМБАФ ХДЙЧЙФЕМШОЩЕ ЧЕЭЙ, ОЕЧЕТПСФОЩЕ, ДБЦЕ ФЕИОЙЮЕУЛЙ ОЕЧЕТПСФОЩЕ. оП ОЕФ Х ОЙИ РПЛБ НБЫЙО, РТЕЧПУИПДСЭЙИ ОБЫЙ.

й НБЫЙОЩ, ЛПФПТЩЕ Х ОБУ УЕЗПДОС ЕЪДСФ, УФТЕМСАФ ЙМЙ МЕФБАФ, - ОЕ ФЕ НБЫЙОЩ, ЛПФПТЩЕ ВХДХФ ЕЪДЙФШ, МЕФБФШ Й УФТЕМСФШ Ч ВХДХЭЕН ЗПДХ!

с РПМБЗБА, ЮФП ЬФПЗП ДПУФБФПЮОП ДМС ЛБЦДПЗП ОЕНГБ. пВП ЧУЕН ПУФБМШОПН РПЪБВПФСФУС ОБЫЙ ЙЪПВТЕФБФЕМЙ, ОБЫЙ ОЕНЕГЛЙЕ ТБВПЮЙЕ Й ТБВПФОЙГЩ.

ъБ УРЙОПК Х ЬФПЗП ЖТПОФБ, ЗДЕ ЙДХФ ОБ ЦЕТФЧЩ, РТЕЪЙТБАФ УНЕТФШ Й ОЕ ЭБДСФ ЦЙЪОЙ, ОБИПДЙФУС ЖТПОФ тПДЙОЩ, ЖТПОФ, ПВТБЪПЧБООЩК ЗПТПДПН Й ДЕТЕЧОЕК. нЙММЙПОЩ ОЕНЕГЛЙИ ЛТЕУФШСО, ЪОБЮЙФЕМШОХА ЮБУФШ ЛПФПТЩИ УПУФБЧМСАФ УФБТЙЛЙ, РПДТПУФЛЙ Й ЦЕОЭЙОЩ, ЧЩРПМОСАФ УЧПК ДПМЗ ОБЙМХЮЫЙН ПВТБЪПН. нЙММЙПОЩ Й НЙММЙПОЩ ОЕНЕГЛЙИ ТБВПЮЙИ Ч ОЕРТЕУФБООПН ФТХДЕ - ЙИ ДПУФЙЦЕОЙС РПТБЪЙФЕМШОЩ. й ОБД ЬФЙН ЧУЕН УОПЧБ ОЕНЕГЛБС ЦЕОЭЙОБ, ОЕНЕГЛБС ДЕЧХЫЛБ, ЪБНЕОЙЧЫБС НЙММЙПОЩ НХЦЮЙО, ХЫЕДЫЙИ ОБ ЖТПОФ.

нЩ ДЕКУФЧЙФЕМШОП НПЦЕН УЛБЪБФШ: ЧРЕТЧЩЕ Ч ЙУФПТЙЙ Ч ВПТШВЕ ХЮБУФЧХЕФ ГЕМЩК ОБТПД - ЮБУФЙЮОП ОБ ЖТПОФЕ, ЮБУФЙЮОП ОБ тПДЙОЕ.

лПЗДБ С ПВ ЬФПН ЗПЧПТА, ФП, ЛБЛ УФБТЩК ОБГЙПОБМ-УПГЙБМЙУФ, С ЧЩОХЦДЕО РТЙЪОБФШ: НЩ ХЪОБМЙ ДЧЕ ЛТБКОПУФЙ. пДОБ - ЬФП ЛБРЙФБМЙУФЙЮЕУЛЙЕ ЗПУХДБТУФЧБ, ЛПФПТЩЕ У РПНПЭША МЦЙ Й ПВНБОБ ПФЛБЪЩЧБАФ УЧПЙН ОБТПДБН Ч УБНЩИ ЕУФЕУФЧЕООЩИ ЮЕМПЧЕЮЕУЛЙИ РТБЧБИ, ЛПФПТЩЕ ЪБОСФЩ ЙУЛМАЮЙФЕМШОП УЧПЙНЙ ЖЙОБОУПЧЩНЙ ЙОФЕТЕУБНЙ, ТБДЙ ЛПФПТЩИ ЗПФПЧЩ РТЙОЕУФЙ Ч ЦЕТФЧХ НЙММЙПОЩ МАДЕК. у ДТХЗПК УФПТПОЩ НЩ ЧЙДЙН ЛПННХОЙУФЙЮЕУЛХА ЛТБКОПУФШ, ЗПУХДБТУФЧП, РТЙОЕУЫЕЕ ОЕЧЩТБЪЙНХА ОЙЭЕФХ НЙММЙПОБН Й НЙММЙПОБН Й РТЙОПУЙФ Ч ЦЕТФЧХ УЧПЕК ДПЛФТЙОЕ УЮБУФШЕ ДТХЗЙИ МАДЕК.

йЪ ЧУЕЗП ЬФПЗП, ОБ НПК ЧЪЗМСД, ЧЩФЕЛБЕФ ПДОП ПВСЪБФЕМШУФЧП: УФТЕНЙФШУС Л ОБЫЕНХ ОБГЙПОБМШОПНХ Й УПГЙБМЙУФЙЮЕУЛПНХ ЙДЕБМХ ВПМШЫЕ, ЮЕН ЛПЗДБ-МЙВП! рПФПНХ ЮФП ПДОП НЩ ДПМЦОЩ ПУПЪОБЧБФШ СУОП: ЛПЗДБ ПДОБЦДЩ ЬФБ ЧПКОБ ЪБЛПОЮЙФУС, ЕЕ ЧЩЙЗТБЕФ ОЕНЕГЛЙК УПМДБФ, ЛПФПТЩК ЧЩЫЕМ ЙЪ ЛТЕУФШСОУЛЙИ ДЧПТПЧ, У ЖБВТЙЛ Й Ф.Д., ЛПФПТЩК Ч ПВЭЕН Й ГЕМПН ДЕКУФЧЙФЕМШОП РТЕДУФБЧМСЕФ НБУУХ ОБЫЕЗП ОБТПДБ. й ЬФХ ЧПКОХ ЧЩЙЗТБЕФ ОЕНЕГЛБС тПДЙОБ У НЙММЙПОБНЙ ТБВПЮЙИ Й ТБВПФОЙГ, ЛТЕУФШСО Й ЛТЕУФШСОПЛ. вЕ ЧЩЙЗТБАФ УПЪЙДБАЭЙЕ МАДЙ, Ч ЛПОФПТБИ Й ОБ ЪБЧПДБИ. чУЕ ЬФЙ НЙММЙПОЩ ФТХДСЭЙИУС МАДЕК, ПОЙ ЕЕ ЧЩЙЗТБАФ! й ЙНЕООП ОБ ФБЛЙИ МАДЕК ДПМЦОП ТБЧОСФШУС ОБЫЕ ЗПУХДБТУФЧП.

лПЗДБ ЪБЛПОЮЙФУС ЬФБ ЧПКОБ, С ЧЕТОХУШ У ОЕЕ ЕЭЕ ВПМЕЕ ЖБОБФЙЮЕУЛЙН ОБГЙПОБМ-УПГЙБМЙУФПН, ЮЕН ВЩМ ТБОШЫЕ!

фПЮОП ФБЛ ЦЕ ВХДЕФ Й У ФЕНЙ, ЛПФПТЩЕ РТЙЪЧБОЩ Л ТХЛПЧПДУФЧХ; РПФПНХ ЮФП Ч ЬФПН ЗПУХДБТУФЧЕ ГБТЙФ ОЕ ФБЛ ОБЪЩЧБЕНЩК РТЙОГЙР ТБЧЕОУФЧБ, ЛБЛ Ч уПЧЕФУЛПК тПУУЙЙ, Б РТЙОГЙР УРТБЧЕДМЙЧПУФЙ. лФП НПЦЕФ ВЩФШ ТХЛПЧПДЙФЕМЕН, Ч РПМЙФЙЛЕ МЙ, Ч БТНЙЙ ЙМЙ Ч ЬЛПОПНЙЛЕ, ФЕН НЩ ЧУЕЗДБ ДПТПЦЙН. оП ФБЛ ЦЕ ГЕОЕО ФПФ, ВЕЪ ЮШЕЗП УПДЕКУФЧЙС МАВПЕ ТХЛПЧПДУФЧП ПУФБОЕФУС ВЕУРПМЕЪОЩН, ЧУЕЗП МЙЫШ ЙЗТПК НЩУМЙ. й ЬФП ТЕЫБАЭЕЕ.

оЕНЕГЛЙК ОБТПД НПЦЕФ УЕЗПДОС ЗПТДЙФШУС: Х ОЕЗП УБНЩЕ МХЮЫЙЕ РПМЙФЙЮЕУЛЙЕ ТХЛПЧПДЙФЕМЙ, УБНЩЕ МХЮЫЙЕ ЧПЕОБЮБМШОЙЛЙ, УБНЩЕ МХЮЫЙЕ ЙОЦЕОЕТЩ, УБНЩЕ МХЮЫЙЕ ЬЛПОПНЙУФЩ Й ПТЗБОЙЪБФПТЩ, ОП Х ОЕЗП Й УБНЩЕ МХЮЫЙЕ ТБВПЮЙЕ Й УБНЩЕ МХЮЫЙЕ ЛТЕУФШСОЕ.

уПЕДЙОЙФШ ЧУЕИ ЬФЙИ МАДЕК Ч ПДОП ГЕМПЕ - ЬФП ВЩМБ ЛПЗДБ-ФП ЪБДБЮБ, ЛПФПТХА НЩ ЛБЛ ОБГЙПОБМ-УПГЙБМЙУФЩ УФБЧЙМЙ РЕТЕД УПВПК, ЪБДБЮБ, ЛПФПТБС ДМС ОБУ УЕЗПДОС СУОЕЕ, ЮЕН ЛПЗДБ-МЙВП.

с ЧЕТОХУШ У ЬФПК ЧПКОЩ УОПЧБ У НПЕК УФБТПК РБТФЙКОПК РТПЗТБННПК, ЧЩРПМОЕОЙЕ ЛПФПТПК ЛБЦЕФУС НОЕ ФЕРЕТШ ЕЭЕ ВПМЕЕ ЧБЦОЩН, ЮЕН Ч РЕТЧЩК ДЕОШ.

уПЪОБОЙЕ ЬФПЗП Й РТЙЧЕМП НЕОС УАДБ УЕЗПДОС, ЮФПВЩ ЛПТПФЛП ЧЩУФХРЙФШ РЕТЕД ОЕНЕГЛЙН ОБТПДПН. йВП Ч ЪЙНОЕК ЛБНРБОЙЙ РП ПЛБЪБОЙА РПНПЭЙ ЖТПОФХ УПДЕТЦЙФУС ЕЭЕ ПДОБ ЧПЪНПЦОПУФШ РТПСЧЙФШ ДХИ ЬФПК ПВЭОПУФЙ.

цЕТФЧЩ ОБ ЖТПОФЕ ОЕ НПЗХФ ВЩФШ ПРМБЮЕОЩ ОЙЮЕН!

оП Й ДПУФЙЦЕОЙС тПДЙОЩ ЧЩДЕТЦБФ ЙУРЩФБОЙЕ ЙУФПТЙЕК!

оЕПВИПДЙНП, ЮФПВЩ УПМДБФ ОБ ЖТПОФЕ ЪОБМ, ЮФП ДПНБ тПДЙОБ ЪБВПФЙФУС ЛБЛ ФПМШЛП НПЦЕФ П ЕЗП ВМЙЪЛЙИ Й П ОЕН. пО ДПМЦЕО ЬФП ЪОБФШ, Й ДПМЦОП ФБЛ УМХЮЙФШУС, ЮФП ЛПЗДБ-ОЙВХДШ ОБТСДХ У ЗЙЗБОФУЛЙНЙ ХУРЕИБНЙ ОБ ЖТПОФЕ Й тПДЙОБ РТЙНЕФ УЧПЙ ЪБУМХЦЕООЩЕ РПЮЕУФЙ.

лБЦДЩК ЪОБЕФ, ЮФП ПО ДПМЦЕО ДЕМБФШ Ч ЬФП ЧТЕНС. лБЦДБС ЦЕОЭЙОБ, ЛБЦДЩК НХЦЮЙОБ - ПОЙ ЪОБАФ, ЮФП ПФ ОЙИ ФТЕВХЕФУС Й ЮФП ПОЙ ПВСЪБОЩ ДБФШ.

еУМЙ ЧЩ РТПКДЕФЕ РП ХМЙГЕ Й ЧБУ ПДПМЕАФ ТБЪДХНШС - ДПМЦОЩ МЙ ЧЩ ЕЭЕ ЮФП-ФП ДБФШ, ОХЦОП МЙ ЬФП УДЕМБФШ ЙМЙ ОЕФ, РПУНПФТЙФЕ РП УФПТПОБН: ЧПЪНПЦОП, ЧЩ ЧУФТЕФЙФЕ ЛПЗП-ФП, ЛФП РПЦЕТФЧПЧБМ зЕТНБОЙЙ ЗПТБЪДП ВПМШЫЕ, ЮЕН ЧЩ.

фПМШЛП ФПЗДБ, ЛПЗДБ ЧЕУШ ОЕНЕГЛЙК ОБТПД УФБОЕФ ПВЭЕУФЧПН, УРПУПВОЩН ОБ ЦЕТФЧЩ, ФПМШЛП ФПЗДБ НЩ НПЦЕН ОБДЕСФШУС Й ПЦЙДБФШ ФПЗП, ЮФП Й Ч ВХДХЭЕН РТПЧЙДЕОЙЕ ОЕ ПУФБЧЙФ ОБУ.

зПУРПДШ ВПЗ ЕЭЕ ОЙЛПЗДБ ОЕ РПНПЗ ОЙ ПДОПНХ МЕОФСА, ПО ОЕ РПНПЗБЕФ ФБЛЦЕ ФТХУБН Й ОЙ Ч ЛПЕН УМХЮБЕ ОЕ РПНПЗБЕФ ФПНХ, ЛФП ОЕ ИПЮЕФ РПНПЮШ УЕВЕ УБН. ъДЕУШ, РП ВПМШЫПНХ УЮЕФХ, ДЕКУФЧХЕФ УМЕДХАЭЙК РТЙОГЙР:

оБТПД, РПНПЗЙ УЕВЕ УБН, ФПЗДБ Й ЗПУРПДШ ОЕ ПФЛБЦЕФ ФЕВЕ Ч УЧПЕК РПНПЭЙ!

рТЙМПЦЕОЙЕ:

пТЙЗЙОБМШОЩК ФЕЛУФ ТЕЮЙ зЙФМЕТБ 3 ПЛФСВТС 1941 ЗПДБ

REDE ADOLF HITLERS

ZUR ERÖFFNUNG DES 3. KRIEGS-WINTERHILFS

WERKES IM BERLINER SPORTPALAST AM 3.

Der Dank des Führers an Front und Heimat Meine deutschen Volksgenossen und -genossinnen!

Wenn, ich heute nach langen Monaten wieder zu Ihnen spreche, dann geschieht es nicht, um etwa einem jener Staatsmänner Rede und Antwort zu stehen, die sich vor kurzem wunderten, warum ich solange geschwiegen habe. Die Nachwelt wird einmal abwägen und feststellen können, was in diesen dreieinhalb Monaten mehr Gewicht hatte: Die Reden des Herrn Churchill oder meine Handlungen.

Ich bin heute hierher gekommen, um wie immer dem Winterhilfswerk eine kurze Einleitung zu geben. Dieses Mal wurde mir das Herkommen allerdings sehr schwer, weil sich in diesen Stunden an unserer Ostfront eine neu eingeleitete Operation wieder als gewaltiges Ereignis vollzieht.

Seit 48 Stunden ist sie in gigantischem Ausmaß im Gange! Sie wird mithelfen, den Gegner im Osten zu zerschmettern.

Ich spreche nunmehr zu Ihnen im Namen der Millionen, die in diesem Augenblick kämpfen, um Sie, die deutsche Heimat, aufzufordern, zu allen sonstigen Opfern auch in diesem Jahr das zusätzliche des Winterhilfswerkes auf sich zu nehmen.

Seit dem 22. Juni tobt ein Kampf von einer wahrhaft weltentscheidenden Bedeutung. Umfang und Auswirkung dieses Ereignisses wird erst eine Nachwelt klar erkennen. Sie wird dereinst feststellen, daß damit eine neue Zeitenwende begann.

Aber auch dieser Kampf wurde von mir nicht gewollt.

Seit dem Januar 1933, in dem mir die Vorsehung die Führung und Lenkung des Reiches anvertraute, hatte ich ein Ziel vor Augen, das im wesentlichen im Programm unserer nationalsozialistischen Partei umrissen war. Ich bin diesem Ziel nie untreu geworden, ich habe mein Programm niemals aufgegeben. Ich habe mich damals bemüht, den inneren Wiederaufbau eines Volkes herbeizuführen, das nach einem durch eigene Schuld verlorenen Krieg den tiefsten Sturz in seiner Geschichte hinter sich hatte: - Allein schon eine riesenhafte Aufgabe! Ich begann dabei diese Aufgabe in dem Augenblick, als alle anderen an ihr entweder gescheitert waren, oder nicht mehr an die Möglichkeit der Erfüllung eines solchen Programms glaubten.

Was wir nun in diesen Jahren im friedlichen Aufbau geleistet haben, ist einmalig. Für mich und meine Mitarbeiter ist es daher oft geradezu eine Beleidigung, uns mit jenen demokratischen Nullen abgeben zu müssen, die selbst noch auf keine einzige wahre große Lebensleistung zurückzublicken in der Lage sind.

Ich und meine Mitarbeiter hätten diesen Krieg nichtnotwendig gehabt, um dadurch etwa unsere Namen zu verewigen. Dafür würden die Werke des Friedens gesorgt haben, und zwar genügend gesorgt. Und außerdem: Wir waren nicht etwa am Ende unserer schöpferischen Arbeit angekommen, sondern wir standen auf manchen Gebieten erst am Beginn.

So war die innere Sanierung des Reiches unter den schwersten Voraussetzungen gelungen. Denn immerhin müssen in Deutschland 140 Menschen auf den Quadratkilometer ernährt werden. Die andere Welt hat es hier leichter. Trotzdem aber haben wir unsere Probleme gelöst, während die andere demokratische Welt zum großen Teil gerade an diesen Problemen scheiterte.

Unsere Ziele waren dabei folgende:

erstens, die innere Konsolidierung der deutschen Nation,

zweitens, die Erringung unserer Gleichberechtigung nach außen und drittens, die Einigung des deutschen Volkes und damit die Wiederherstellung eines naturgegebenen Zustandes, der durch Jahrhunderte nur künstlich unterbrochen worden war.

Damit, meine Volksgenossen, war also auch unser äußeres Programm von vornherein festgelegt, die dazu nötigen Maßnahmen von vornherein bestimmt. Keineswegs aber war damit gesagt, daß wir jemals nach einem Kriege strebten. Nur eins war sicher, daß wir unter keinen Umständen auf die Wiederherstellung der deutschen Freiheit und damit auf die Voraussetzung zum deutschen Wiederaufstieg verzichten würden.

Ich habe aus diesen Gedanken heraus der Welt sehr viele Vorschläge unterbreitet. Ich brauche sie hier nicht zu wiederholen; das besorgt die tägliche publizistische Tätigkeit meiner Mitarbeiter. Wieviele Friedensangebote ich aber .auch dieser anderen Welt machte, Abrüstungsvorschläge, Vorschläge zur friedlichen Herbeiführung neuer vernünftiger wirtschaftlicher Ordnungen usw. - sie sind alle abgelehnt worden, und zwar im wesentlichen von jenen abgelehnt worden, die ersichtlich nicht glaubten, durch eine Friedensarbeit ihre eigenen Aufgaben erfüllen oder besser gesagt, ihr eigenes Regime am Ruder erhalten zu können.

Trotzdem ist es uns allmählich gelungen, in jahrelanger friedlicher Arbeit nicht nur das innere große Reformwerk durchzuführen, sondern auch die Einigung der deutschen Nation einzuleiten, das Großdeutsche Reich zu schaffen, Millionen deutscher Volksgenossen wieder in ihre eigentliche Heimat zurückzuholen und damit auch das Gewicht ihrer Zahl dem deutschen Volk als machtpolitischen Faktor zur Verfügung zu stellen.

In dieser Zeit gelang es mir, eine Anzahl von Bundesgenossen zu erwerben, an der Spitze Italien, mit dessen Staatsmann mich eine persönliche enge und innige Freundschaft verbindet.

Auch zu Japan wurden unsere Beziehungen immer besser. In Europa hatten wir außerdem von früher her eine Reihe von Völkern und Staaten, die uns in einer immer gleich bleibenden Sympathie freundschaftlich gegenüberstanden, vor allem Ungarn und einige nordische Staaten. Es sind zu diesen Völkern andere hinzugekommen, leider nicht das Volk, um das ich in meinem Leben am meisten geworben habe, das britische. Nicht, daß etwa das englische Volk in seiner Gesamtheit dafür allein die Verantwortung trägt. Nein: aber einige Menschen sind es, die in ihrem verbohrten Haß und Wahnwitz jeden solchen Versuch einer Verständigung sabotierten, unterstützt von jenem internationalen Weltfeind, den wir alle kennen, dem internationalen Judentum.

So gelang es leider nicht, Großbritannien, vor allem das englische Volk, mit Deutschland in jene Verbindung zu bringen, die ich immer erhofft hatte. Deshalb kam eben, genau wie 1914, der Tag, da die harte Entscheidung getroffen werden mußte. Ich bin nun allerdings auch davor nicht zurückgeschreckt. Denn überfeines war ich mir im Klaren: Wenn es eben nicht gelingen konnte, die englische Freundschaft zu erringen, dann war es besser, seine Feindschaft traf Deutschland in einem Augenblick, in dem ich selbst noch an der Führung des Reiches stand. Denn wenn durch meine Maßnahmen und durch mein Entgegenkommen diese englische Freundschaft nicht zu erwerben war, dann war sie für alle Zukunft verloren; dann blieb nichts anderes übrig, als der Kampf, und ich bin dem Schicksal nur dankbar, daß denn dieser Kampf von mir selbst geführt, werden kann.

Ich bin daher auch der Überzeugung, daß es mit diesen Männern wirklich keine Verständigung gibt. Es sind das wahnsinnige Narren, Leute, die schon seit zehn Jahren kein anderes Wort mehr kannten als das eine: "Wir wollen wieder einen Krieg mit Deutschland!"

Denn in all den Jahren, in denen ich mich bemühte, unter allen Umständen eine Verständigung herbeizuführen, da hat Herr Churchill immer nur eines gerufen: "Ich will meinen Krieg haben!"

Er hat ihn jetzt!

Und alle seine Mithetzer, die nichts anderes zu sagen Wußten, als daß das "ein reizender Krieg" sein wird, und die sich damals am 1. September 1939 gegenseitig beglückwünschten zu diesem kommenden reizenden Krieg. - Sie werden wohl unterdes über diesen reizenden Krieg schon jetzt anders denken gelernt haben!

Und wenn sie es noch nicht wissen sollten, daß dieser Krieg für England keine reizende Sache wird, so werden sie es sicher mit der Zeit noch merken, so wahr ich hier stehe!

Diese Kriegshetzer - nicht nur in der Alten, sondern auch in der Neuen Welt - haben es fertiggebracht, zunächst Polen vorzuschieben. Schlau haben sie ihm eingeredet, daß erstens Deutschland sowieso nicht das sei, was es zu sein vorgebe, und zweitens, daß man ja die Garantie besäße, unter allen Umständen die notwendige Hilfe zu bekommen. Das war die Zeit, in der England noch nicht seinerseits in der Welt um Hilfe herumgebettelt hat, sondern noch jedem großmütig seine Hilfe versprach. Das hat sich ja seitdem schon wesentlich geändert.

Jetzt hören wir ja nicht mehr, daß England einen Staat in den Krieg führt mit dem Versprechen, ihm zu helfen, sondern jetzt hören wir, daß England in der Welt herumbettelt, es möchte ihm in seinem Krieg geholfen werden.

Ich habe damals gerade Polen gegenüber Vorschläge gemacht, von denen ich heute, nachdem die Ereignisse gegen unseren Willen einen anderen Verlauf genommen haben, geradezu sagen muß: Es war doch die Vorsehung, die es damals verhindert hat, daß dieses mein Angebot angenommen wurde. Sie hat wohl gewußt, warum das nicht so sein durfte, und heute weiß auch ich es, und wir alle wissen es!

Diese Verschwörung von Demokraten, Juden und Freimaurern hat es also damals vor zwei Jahren fertiggebracht, zunächst Europa in den Krieg zu stürzen. Es mußten die Waffen entscheiden.

Seitdem findet nun ein Kampf statt zwischen der Wahrheit und der Lüge, und wie immer, so wird aber auch dieser Kampf am Ende für die Wahrheit siegreich ausgehen. Das heißt mit anderen Worten: Was immer auch die britische Propaganda, was immer das internationale Welt Judentum und seine demokratischen Helfershelfer zusammenlügen, an den historischen Tatsachen werden sie nichts ändern! Und die historische Tatsache ist, daß nicht die anderen Staaten etwa Berlin erobert haben, daß sie nicht nach dem Westen oder nach dem Osten vorgerückt sind, sondern die historische Wahrheit ist, daß seit nunmehr zwei Jahren Deutschland einen Gegner nach dem ändern niedergeworfen hat.

Ich habe das gar nicht gewollt. Sofort nach der ersten Auseinandersetzung gab ich ihnen wieder meine Hand. Ich war selbst Soldat und weiß, wie schwer Siege zu erkämpfen, wieviel Blut und Elend, Jammer, Entbehrungen und Opfer damit verbunden sind. Meine Hand wurde aber noch brüsker zurückgestoßen, und seitdem haben wir es ja erlebt, daß jedes Friedensangebot von mir sogleich dem Kriegshetzer Churchill und seinem Anhang dazu diente, um den betrogenen Völkern zu erklären, das sei der Beweis der deutschen Schwäche. Das sei der Beweis, daß wir nicht, mehr kämpfen könnten und vor der Kapitulation stünden. Ich habe es daher aufgegeben, noch einmal diesen Weg zu versuchen. Ich habe mich zu der Überzeugung durchgerungen:

Hier muß nunmehr eine ganz klare Entscheidung, und zwar eine weltgeschichtliche Entscheidung, für die nächsten hundert Jahre erkämpft werden!

Immer in dem Bestreben, den Umfang des Krieges zu begrenzen, habe ich mich im Jahre 1939 zu etwas entschlossen, was vor allem Sie, meine alten Parteigenossen, als das schwerste begreifen, was ich, ich möchte fast sagen, an menschlicher Demütigung hinnehmen mußte: Ich habe damals meinen Minister nach Moskau geschickt. Es war die bitterste Überwindung meines Gefühls, aber in solchen Augenblicken, in denen es sich um das Wohl von Millionen anderer handelt, darf ja nicht das Gefühl entscheiden. Ich habe versucht, hier zu einer Verständigung zu kommen. Sie wissen selber am besten, wie ehrlich und aufrichtig ich diese Verpflichtungen dann gehalten habe. Weder in unserer Presse ist damals auch nur ein Wort mehr gegen Rußland geschrieben, noch in unseren Versammlungen ein Wort über den Bolschewismus gesagt worden.

Leider hat sich die andere Seite von Anfang an nicht daran gehalten. Die Folge dieser Abmachungen war ein Verrat, der zunächst den ganzen Nordosten Europas liquidierte. Was es für uns damals bedeutete, stillschweigend zusehen zu müssen, als das kleine finnische Volk abgewürgt wurde, das wissen Sie alle selbst. Ich habe aber geschwiegen. Wie es uns endlich traf, als die baltischen Staaten ebenfalls überwältigt wurden, das kann nur der ermessen, der die deutsche Geschichte kennt und weiß, daß es dort keinen Quadratkilometer gibt, der nicht einst durch deutsche Pionierarbeit der menschlichen Kultur und Zivilisation erschlossen worden war.

Trotzdem habe ich auch dazu geschwiegen, erst als ich von Woche zu Woche mehr empfand, daß Sowjetrußland nunmehr die Stunde gekommen sah, gegen uns selbst vorzugehen, als sich in einem Augenblick, da wir knapp drei Divisionen in Ostpreußen besaßen, 22 sowjetische Divisionen dort ansammelten, als ich allmählich die Unterlagen erhielt, wie an unserer Grenze Flugplatz an Flugplatz entstand, wie eine Division nach der anderen aus dem riesenhaften Sowjetreich hierher zusammengeballt wurde, da war ich nun verpflichtet, auch meinerseits besorgt zu sein.

Denn es gibt in der Geschichte keine Entschuldigung für ein Versehen, eine Entschuldigung, die etwa darin besteht, daß man nachträglich erklärt: ich habe das nicht gemerkt oder ich habe nicht daran geglaubt. An der Spitze des Deutschen Reiches stehend, fühle ich mich nun einmal verantwortlich für das deutsche Volk, für sein Dasein, für seine Gegenwart und, soweit möglich, gerade auch für seine Zukunft.

Ich war daher gezwungen, Abwehrmaßnahmen einzuleiten. Sie waren rein defensiver Natur. Immerhin ergab sich bereits im August und September des vergangenen Jahres eine Erkenntnis: Eine Auseinandersetzung im Westen mit England, die vor allem die ganze deutsche Luftwaffe gebunden hätte, war nicht mehr möglich, denn in unserem Rücken stand ein Staat, der sich täglich mehr fertig machte, in einem solchen Augenblick gegen das Reich vorzugehen.

Wie weit allerdings diese seine Vorbereitungen bereits getroffen waren, das haben wir erst jetzt in vollem Umfang kennengelernt. Ich wollte damals noch einmal das ganze Problem klären und habe deshalb Molotow nach Berlin eingeladen. Er stellte mir die Ihnen bekannten vier Bedingungen.

Erstens: Deutschland müsse endgültig einwilligen, daß, nachdem sich die Sowjetunion erneut von Finnland bedroht fühlte, sie zu einer Liquidierung Finnlands schreiten dürfte. Ich konnte nicht anders, als diese Zustimmung verweigern.

Die zweite Frage betraf Rumänien. Es war die Frage, ob die deutsche Garantie Rumänien auch gegen Sowjetrußland schützen würde. Ich mußte auch hier zu meinem einmal gegebenen Wort stehen. Ich bereue es nicht, daß ich es getan habe, denn ich habe auch in Rumänien in General Antonescu einen Ehrenmann gefunden, der auch seinerseits blind zu seinem Wort gestanden hat.

Die dritte Frage betraf Bulgarien, Molotow forderte, daß Sowjetrußland das Recht erhalte, nach Bulgarien Garnisonen zu legen, um damit über diesen Staat eine russische Garantie auszuüben. Was das heißt, wußten wir ja unterdes von Estland, Lettland und Litauen her zur Genüge. Ich konnte mich hier darauf berufen, daß eine solche Garantie doch bedingt sei von dem Wunsch des zu Garantierenden. Mir sei aber von einem solchen Wunsche nichts bekannt, und ich müßte mich daher erst rück erkundigen und mich mit meinen Verbündeten besprechen.

Die vierte Frage betraf die Dardanellen. Rußland forderte Stützpunkte an den Dardanellen. Wenn Molotow das jetzt abzustreiten versucht, ist es nicht weiter verwunderlich. Er wird, wenn er morgen oder übermorgen nicht mehr in Moskau sein wird, wahrscheinlich auch abstreiten, daß er nicht mehr in Moskau ist.

Er hat aber diese Forderungen gestellt, und ich habe sie abgelehnt. Ich mußte sie ablehnen, und damit war ich mir allerdings klar, daß nunmehr höchste Vorsicht am Platze war. Ich habe seitdem Sowjetrußland sorgfältig beobachtet. Jede Division, die wir feststellen konnten, wurde bei uns gewissen-aft eingetragen und durch Gegenmaßnahmen pflichtgemäß beantwortet. Die Lage war bereits im Mai so weit verdüstert, daß es keinen Zweifel mehr darüber geben konnte, daß Rußland die Absicht hatte, bei der ersten Gelegenheit über uns herzufallen. Gegen Ende Mai verdichteten sich diese Momente so, daß man nunmehr den Gedanken einer drohenden Auseinandersetzung auf Leben und Tod nicht mehr von sich weisen konnte.

Ich mußte nun damals immer schweigen, und es ist mir das doppelt schwer geworden. Nicht so schwer vielleicht der Heimat gegenüber; denn letzten Endes muß sie begreifen, daß es Augenblicke gibt, in denen man nicht reden kann, wenn man nicht die ganze Nation in Gefahr bringen will. Viel schlimmer ist mir das Schweigen meinen Soldaten gegenüber gefallen, die nun Division an Division an der Ostgrenze des Reiches standen und doch nicht wußten, was eigentlich vor sich ging, die keine Ahnung hatten von dem, was sich unterdes in Wirklichkeit verändert hatte, und die aber eines Tages vielleicht zu einem schweren, ja, dem schwersten Waffengang aller Zeiten antreten mußten.

Und gerade ihretwegen durfte ich ja nicht reden, denn hätte ich auch nur ein Wort verloren, dann hätte dies nicht im geringsten Herrn Stalins Entschluß geändert, aber die Überraschungsmöglichkeit, die mir als letzte Waffe blieb, wäre dann weggefallen. Und jede solche Vorankündigung, ja jede Andeutung hätte Hunderttauseriden von unseren Kameraden das Leben gekostet.

Ich habe deshalb auch in dem Augenblick noch geschwiegen, in dem ich mich endgültig entschloß, nunmehr selber den ersten Schritt zu tun. Denn wenn ich schon einmal sehe, daß ein Gegner das Gewehr anlegt, dann werde ich nicht warten, bis er abzieht, sondern dann bin ich entschlossen, lieber selber vorher abzudrücken. Es war, das darf ich hier heute aussprechen, der schwerste Entschluß meines ganzen bisherigen Lebens. Ein jeder solcher Schritt öffnet ein Tor, hinter dem sich nur Geheimnisse verbergen, und erst die Nachwelt weiß genau, wie es kam und was geschah.

So kann man sich nur im Innern mit seinem Gewissen abfinden, das Vertrauen aufsein Volk, auf die selbstgeschmiedete Waffenstärke und schließlich - was ich früher oft sagte - den Herrgott bitten, daß er dem den Segen gibt, der selbst bereit und gewillt ist, heilig und opfervoll für sein Dasein zu kämpfen.

Am 22. Juni morgens setzte nun dieser größte Kampf der Weltgeschichte ein. Seitdem sind etwas über 3Vüs Monate vergangen, und ich kann heute hier eine Feststellung treffen:

Es ist alles seitdem planmäßig verlaufen!

Was immer auch vielleicht im einzelnen der Soldat oder die Truppe an überraschendem erleben mußte - der Führung ist in dieser ganzen Zeit in keiner Sekunde das Gesetz des Handelns aus der Hand gewunden worden. Im Gegenteil: Bis zum heutigen Tage ist jede Aktion genau so planmäßig verlaufen wie einst im Osten gegen Polen, dann gegen Norwegen und endlich gegen den Westen und auf dem Balkan.

Und noch eines muß ich hier feststellen: Wir haben uns weder in der Richtigkeit der Pläne getäuscht, noch in der einmaligen geschichtlichen Tapferkeit des deutschen Soldaten - wir haben uns schließlich auch nicht getäuscht über die Güte unserer Waffen!

Wir haben uns nicht getäuscht über das reibungslose Funktionieren unserer ganzen Organisation der Front, über die Beherrschung der gigantischen hinteren Räume und auch nicht getäuscht über die deutsche Heimat.

Wir haben uns aber über etwas getäuscht: Wir hatten keine Ahnung davon, wie gigantisch die Vorbereitungen dieses Gegners gegen Deutschland und Europa waren, und wie ungeheuer groß diese Gefahr war, wie haarscharf wir diesmal vorbeigekommen sind an der Vernichtung nicht nur Deutschlands, sondern ganz Europas. Das kann ich heute hier aussprechen.

Ich spreche das erst heute aus, weil ich es heute sagen darf, daß dieser Gegner bereits gebrochen ist und sich nie mehr erheben wird!

Hier hat sich gegen Europa eine Macht zusammengeballt, von der leider die meisten keine Ahnung hatten und viele heute noch keine Ahnung besitzen. Es wäre dies ein zweiter Mongolensturm eines neuen Dschingis Khan geworden. Daß diese Gefahr abgewendet wurde, das verdanken wir zunächst der Tapferkeit, der Ausdauer und Opferwilligkeit unserer deutschen Soldaten und dann auch den Opfern aller derer, die mit uns marschiert sind. Denn zum erstenmal ist diesmal doch so etwas wie ein europäisches Erwachen durch diesen Kontinent gegangen.

Im Norden kämpft Finnland - ein wahres Heldenvolk! In seinen weiten Räumen steht es oft ganz allein, nur auf seine eigene Kraft, auf seinen Mut, auf seine Tapferkeit und seine Zähigkeit angewiesen.

Im Süden kämpft Rumänien. Es hat sich aus einer der schwersten Staatskrisen, die ein Volk und ein Land befallen können, in erstaunenswerter Schnelligkeit erholt, unter einem ebenso tapferen wie entschlußfreudigen Mann.

Und damit umfassen wir auch bereits die ganze Weite dieses Kriegsschauplatzes vom Weißen bis zum Schwarzen Meer. Und in diesen Räumen kämpfen nun unsere deutschen Soldaten und in ihren Reihen und mit ihnen gemeinsam Italiener, die Finnen, die Ungarn, die Rumänen, Slowaken. Kroaten sind im Anmarsch, Spanier - sie rücken jetzt in die Schlacht. Belgier, Holländer, Dänen, Norweger, ja selbst Franzosen sind eingerückt in die große Front oder werden es demnächst sein.

Der Ablauf dieses einmaligen Geschehens ist Ihnen, soweit es zurückliegt, im großen bereits jetzt bekannt.

Drei deutsche Heeresgruppen traten an. Eine hatte die Aufgabe, die Mitte aufzubrechen. Eine der beiden Flanken hatte den Auftrag, gegen Leningrad vorzustoßen, und die andere, die Ukraine zu besetzen. Im wesentlichen sind diese ersten Aufgaben gelöst.

Wenn die Gegner in dieser Zeit gewaltigster, weltgeschichtlich einmaliger Kämpfe oft sagten: "Warum geschieht jetzt nichts?" - nun, es ist immer etwas geschehen! Gerade weil etwas geschah, konnten wir ja auch nicht reden!

Wenn ich heute englischer Ministerpräsident sein müßte, würde ich unter diesen Umständen vielleicht auch dauernd reden - weil dort eben nichts geschieht. Aber gerade das ist der Unterschied! Meine Volksgenossen, ich muß das heute hier vor dem ganzen deutschen Volk einmal aussprechen: Es konnte oft einfach nicht geredet werden: - nicht etwa, weil wir die ununterbrochenen gewaltigen Leistungen unserer Soldaten nicht genügend würdigen, - sondern weil wir dem Gegner nicht voreilig von Situationen Kenntnis geben dürfen, die ihm selbst, bei seinem miserablen Nachrichtendienst, oft Tage, ja manchmal erst Wochen später bewußt werden.

Denn - ich habe das neulich schon im Wehrmachtbericht bringen lassen - Der deutsche Wehrmachtbericht ist ein Bericht der Wahrheit.

Wenn irgendein blöder britischer Zeitungslümmel nun erklärt, das müßte erst bestätigt werden: Der deutsche Wehrmachtbericht ist bisher schon gründlich bestätigt worden!

Es gibt doch wohl keinen Zweifel, daß wir in Polen gesiegt haben und nicht die Polen, obwohl die britische Presse es anders behauptet hat.

Es gibt auch keinen Zweifel, daß wir in Norwegen sitzen und nicht die Engländer.

Es gibt auch keinen Zweifel, daß Deutschland Frankreich besiegt hat und nicht umgekehrt.

Es gibt endlich auch keinen Zweifel, daß wir in Belgien und in Holland erfolgreich gewesen sind, und nicht die Engländer. Und es gibt auch keinen Zweifel, daß wir in Griechenland sind und wiederum nicht die Engländer oder Neuseeländer, und auch auf Kreta sind nicht sie, sondern wir. Also hat der deutsche Heeresbericht die Wahrheit gesagt und nicht der... (Das Ende des Satzes geht im tosenden Beifallsjubel der Tausende unter.)

Und jetzt im Osten ist es nicht anders. Nach der englischen Version haben wir dort seit drei Monaten eine Niederlage nach der anderen erlitten. Aber wir stehen tausend Kilometer jenseits unserer Grenzen, wir stehen östlich von Smolensk, wir stehen vor Leningrad und wir stehen am Schwarzen Meer. Wir stehen vor der Krim und nicht die Russen etwa am Rhein.

Wenn bisher die Sowjets dauernd gesiegt haben, dann haben sie ihre Siege jedenfalls schlecht ausgenutzt, sondern sie sind nach jedem Sieg 100 oder 200 Kilometer sofort zurückmarschiert, wahrscheinlich um uns in die Tiefe des Raumes zu locken!

Im übrigen sprechen für die Größe dieses Kampfes Zahlen

Es sind viele unter Ihnen, die noch den Weltkrieg mitgemacht hatten und die wissen, was es heißt, Gefangene zu machen und gleichzeitig 100 Kilometer vorwärts zu erobern.

Die Zahl der Gefangenen ist nunmehr auf rund 2,5 Millionen Sowjetrussen gewachsen.

Die Zahl der erbeuteten oder vernichteten, also bei uns befindlichen Geschütze beträgt bereits jetzt rund 22 000.

Die Zahl der vernichteten oder erbeuteten, also bei uns befindlichen Panzer beträgt jetzt bereits über 18000.

Die Zahl der vernichteten, zerstörten und abgeschossenen Flugzeuge über 14,5 Tausend.

Und hinter unseren Truppen liegt nun schon ein Raum, der zweimal so groß ist als das Deutsche Reich war, als ich 1933 die Führung erhielt, oder viermal so groß als England.

Die Luftlinie aber, die die deutschen Soldaten zurückgelegt haben, beträgt fast durchgehend heute über 800 bis 1000 km. Das ist Luftlinie. An Marschkilometern bedeutet das oft das Eineinhalbfache und Doppelte - auf einer Frontlänge, die gigantisch ist, und einem Gegner gegenüber, der - das muß ich hier aussprechen - nicht aus Menschen besteht, sondern aus Tieren, aus Bestien.

Was der Bolschewismus aus Menschen machen kann, das haben wir jetzt gesehen. Wir können der Heimat gar nicht die Bilder bringen, die uns da zur Verfügung stehen. Es ist das Grauenhafteste, was Menschengehirne sich ersinnen können, ein Gegner, der einerseits aus tierischer Blutgier kämpft und zugleich aus Feigheit und Angst vor seinen Kommissaren andererseits. Es ist ein Land, das nach fast 25jährigem bolschewistischen Dasein unsere Soldaten nunmehr kennengelernt haben.

Und ich weiß eines: Wer dort war und im Herzen in irgendeiner Falte vielleicht noch Kommunist gewesen sein sollte, sei es auch nur im ideellsten Sinne, der kehrt von dieser Auffassung geheilt zurück. Davon können Sie überzeugt sein! Das "Paradies der Arbeiter und Bauern" habe ich immer richtig geschildert. Nach Beendigung dieses Feldzuges werden fünf oder sechs Millionen Soldaten mir bestätigen, daß ich die Wahrheit aussprach. Sie werden Zeugen sein, die ich dann aufrufen kann. Sie sind über die Straßen dieses Paradieses marschiert. Sie haben in den elenden Katen dieses Paradieses nicht leben können, denn sie gehen gar nicht hinein, wenn es nicht unbedingt notwendig ist. Sie haben die Einrichtungen dieses Paradieses gesehen.

Es ist nichts als eine einzige Waffenfabrik auf Kosten des Lebensstandards der Menschen. Eine Waffenfabrik gegen Europa!

Und gegen diesen grausamen, bestialischen, tierischen Gegner, gegen diesen Gegner mit seiner gewaltigen Rüstung, haben unsere Soldaten ihre gewaltigen Siege erkämpft. Ich weiß kein Wort, das ihrer Leistung gerecht werden könnte. Was sie an Mut und Tapferkeit hier dauernd vollbringen, an unermeßlichen Anstren-gungen - das ist unvorstellbar!

Ob es sich um unsere Panzerdivisionen oder die Motorverbände handelt, ob es sich um unsere Artillerie oder Pioniere dreht, ob wir unsere Flieger nehmen - Jäger, Sturzkampfbomber und Schlachtflieger - oder ob wir an unsere Marine denken, an die Besatzungen der U-Boote, ob wir endlich von unseren Gebirgstruppen im Norden sprechen oder von den Männern unserer Waffen: Sie sind alle gleich! über allem aber - und das möchte ich wieder besonders betonen - über allem steht in seiner Leistung der deutsche Infanterist, der deutsche Musketier!

Denn, meine Freunde, wir haben dort Divisionen, die seit dem Frühjahr über 2500 bis 3000 Kilometer zu Fuß marschiert sind, zahlreiche Divisionen, die ein- und anderthalb- und zweitausend Kilometer zurückgelegt haben. Das spricht sich leicht aus.

Ich kann nur sagen: Wenn man von Blitzkrieg redet, dann verdienen es diese Soldaten, daß man ihre Leistungen als blitzartig bezeichnet! Denn in der Geschichte sind sie im Vorwärtsmarschieren noch nie übertroffen worden, höchstens im Rückzug von einigen englischen Regimentern. Es gibt da ein paar historische Blitzrückzüge, die diese Aktionen an Schnelligkeit übertroffen haben. Aber dabei handelte es sich nicht um so große Entfernungen, weil man sich von vornherein immer etwas näher an der Küste hielt.

Ich will nun nicht etwa den Gegner schmähen; ich will nur dem deutschen Soldaten die Gerechtigkeit zuteil werden lassen, die er verdient!

Er hat Unübertreffliches geleistet!

Und mit ihm auch alle die Organisationen, deren Männer heute Arbeiter sind und zugleich auch Soldaten. Denn in diesem gewaltigen Raum ist heute fast jeder Soldat. Jeder Arbeitsmann ist Soldat, jeder Eisenbahner ist dort Soldat.

In diesem ganzen Gebiet muß jeder dauernd mit der Waffe Dienst tun. Und es ist ein Riesengebiet! Was hinter dieser Front geschaffen wird, ist in seiner Art genau so gewaltig wie die Leistungen der Front, über 25 000 km russische Bahnen sind wieder im Betrieb, über 15 000 km russische Bahnen sind wieder auf deutsche Spur umgewandelt worden. Wissen Sie, meine Volksgenossen, was das heißt? Das heißt, daß der größte Querschnitt des Deutschen Reiches von einst, etwa von Stettin bis zu den bayerischen Bergen, also eine Linie von rund 1000 km, fünfzehnmal nebeneinander im Osten auf deutsche Spur gelegt worden ist.

Was das an Anstrengungen und Schweiß kostet, das kann vielleicht die Heimat noch gar nicht so recht ermessen. Und hinter dem allem da sind die Arbeitsbataillone des Arbeitsdienstes, unserer Organisationen, vor allem die Organisation Todt und die Organisationen unseres Berliners Speer, und all die anderen, die wieder zu deren Betreuung da sind. Im Dienste dieser ganzen gigantischen Front steht unser Rotes Kreuz, stehen Sanitätsoffiziere, Sanitätspersonal und Rote-Kreuz-Schwestern. Sie alle opfern sich wahrhaft auf! Und hinter dieser Front baut sich bereits die neue Verwaltung auf, die dafür sorgen wird, daß, wenn dieser Krieg länger dauert, diese riesigen Gebiete der deutschen Heimat und den uns Verbündeten nützen werden. Ihr Nutzen wird ein ungeheurer sein, und keiner soll zweifeln, daß wir diese Gebiete zu organisieren verstehen.

Wenn ich Ihnen so in kurzen Zügen ein Bild der einmaligen Leistungen unserer Soldaten und all derer gebe, die heute hier im Osten kämpfen oder tätig sind, dann möchte ich auch der Heimat den Dank der Front übermitteln!

Den Dank unserer Soldaten für die Waffen, die die Heimat geschaffen hat, diese ausgezeichneten und erstklassigen Waffen, den Dank für die Munition, die dieses Mal zum Unterschied des Weltkrieges in unbegrenzten Massen zur Verfügung steht. Das ist heute nur ein Transportproblem. Wir haben so vorgesorgt, daß ich mitten in diesm gigantischen Materialkrieg auf großen Gebieten die weitere Produktion nunmehr einstellen kann, weil ich weiß, daß es jetzt keinen Gegner mehr gibt, den wir nicht mit den vorhandenen Munitionsmengen niederringen würden.

Wenn Sie aber manches Mal in der Zeitung etwas lesen über die gigantischen Pläne anderer Staaten, was diese alles zu tun gedenken und was sie alles beginnen wollen, und wenn Sie dabei von Milliardensummen hören, so, meine Volksgenossen, erinnern Sie sich an das, was ich jetzt sage:

1. Auch wir stellen in den Dienst unseres Kampfes einen ganzen Kontinent,

2. wir reden nicht vom Kapital, sondern von Arbeitskraft, und diese Arbeitskraft setzen wir hundertprozentig ein, und

3. wenn wir darüber nicht reden, dann heißt das nicht, daß wir nichts tun.

Ich weiß ganz genau, daß die anderen alles besser können als wir. Sie bauen Tanks, die unüberwindlich sind, sie sind schneller als die unseren, stärker gepanzert als die unseren, sie haben bessere Kanonen als die unseren, und sie brauchen gar kein Benzin.

Aber im Kampf haben wir sie bisher noch überall abgeschossen! Und das ist das Entscheidende!

Sie bauen Wunderflugzeuge. Es sind immer Wunderdinge, die sie machen, alles unbegreiflich, auch technisch unbegreiflich. Aber sie haben noch keine Maschinen, die die unseren übertreffen.

Und die Maschinen, die bei uns heute fahren oder schießen oder fliegen, sind nicht jene Maschinen, mit denen wir nächstes Jahr fahren, schießen oder fliegen werden!

Ich glaube, daß das für jeden Deutschen genügen wird. Alles andere, das wird durch unsere Erfinder und durch unseren deutschen Arbeiter und auch durch die deutsche Arbeiterin besorgt.

Hinter dieser Front des Opfers, des Todesmutes und des Lebenseinsatzes steht die Front der Heimat, eine Front, die gebildet wird von Stadt und Land. Millionen deutscher Bauern, zum großen Teil auch oft ersetzt durch Greise, Jugendliche oder durch die Frauen, sie erfüllen im höchsten Grade ihre Pflicht. Millionen und aber Millionen deutscher Arbeiter, sie schaffen unentwegt, es ist bewunderungswürdig, was sie leisten. Und über allen auch hier wieder die deutsche Frau, das deutsche Mädchen, die Millionen von Männern ersetzen, die heute an der Front sind.

Wir können wirklich sagen: Zum ersten Male in der Geschichte ist ein ganzes Volk jetzt im Kampf - teils an der Front, teils in der Heimat.

Wenn ich aber das ausspreche, dann ergibt sich für mich als alten Nationalsozialisten daraus eine zwingende Erkenntnis: Wir haben nun zwei Extreme kennengelernt. Das eine sind die kapitalistischen Staaten, die mit Lügen oder mit Betrügereien ihren Völkern die natürlichsten Lebensrechte verweigern, die ausschließlich ihre Finanzinteressen im Auge behalten, die jederzeit bereit sind, dafür Millionen Menschen zu opfern. Auf der anderen Seite, da sehen wir das kommunistische Extrem, einen Staat, der unsagbares Elend über Millionen und Millionen gebracht hat und auch das Glück aller anderen nur seiner Doktrin opfert.

Daraus kann sich nun in meinen Augen für uns nur eine Verpflichtung ergeben: Unserem nationalen und sozialistischen Ideal mehr denn je zuzustreben! Denn über eines müssen wir uns im klaren sein: Wenn dieser Krieg einst beendet sein wird, dann hat ihn der deutsche Soldat gewonnen, der aus den Bauernhöfen, aus den Fabriken usw. stammt, der in seiner Gesamtheit wirklich die Masse unseres Volkes darstellt. Und es hat ihn gewonnen die deutsche Heimat mit den Millionen Arbeitern und Arbeiterinnen, Bauern und Bäuerinnen. Es haben ihn gewonnen die schaffenden Menschen im Kontor und im Beruf. Alle diese Miüionen Menschen, die tätig sind, die haben ihn gewonnen! Und auf diese Menschen hin muß dann dieser Staat ausschließlich ausgerichtet werden.

Wenn dieser Krieg zu Ende sein wird, dann werde ich aus ihm zurückkehren als ein noch viel fanatischerer Nationalsozialist, als ich es früher war!

Ebenso wird es bei all denen sein, die zur Führung berufen sind; denn in diesem Staat herrscht ja nicht, wie in Sowjetrußland, das Prinzip der sogenannten Gleichheit, sondern das Prinzip der Gerechtigkeit. Wer als Führer geeignet ist, sei es politisch, militärisch oder wirtschaftlich, der ist uns immer gleich wert. Aber genau so wert muß auch derjenige sein, ohne dessen Mitarbeit jede Führung ein leeres Tun und nur Gedankenakrobatik bliebe. Und das ist das Entscheidende.

Das deutsche Volk kann heute stolz sein: Es hat die besten politischen Führer, es hat die besten Feldherren, es hat die besten Ingenieure, Wirtschaftsführer und Organisatoren, es hat aber auch den besten Arbeiter und den besten Bauern.

Alle diese Menschen in eine Gemeinschaft zu verschmelzen, war einst die Aufgabe, die wir uns als Nationalsozialisten stellten, eine Aufgabe, die uns heute noch viel klarer ist als je zuvor.

Ich werde aus diesem Krieg einst zurückkehren wieder mit meinem alten Parteiprogramm, dessen Erfüllung mir jetzt noch wichtiger erscheint als vielleicht am ersten Tag!

Diese Erkenntnis hat mich auch heute nur ganz kurz hierher gefuhrt, um zum deutschen Volke zu sprechen. Denn es hat auch im Winterhilfswerk wieder eine Gelegenheit, den Geist dieser Gemeinschaft zu bekunden.

Was die Front opfert, das kann überhaupt durch nichts vergolten werden.

Aber auch das, was die Heimat leistet, muß vor dar Geschichte dereinst bestehen können!

Es ist notwendig, daß der Soldat an der Front weiß, daß zu Hause sich die Heimat um jeden Zurückgebliebenen bekümmert und für ihn nach bester Möglichkeit sorgt. Das muß er wissen, und das muß sein, damit auch diese Heimat dereinst in Ehren genannt wird neben den gewaltigen Leistungen der Front.

Jeder weiß, was er tun muß in dieser Zeit. Jede Frau, jeder Mann, sie wissen, was man mit Recht von ihnen fordert und was zu geben sie verpflichtet sind.

Wenn sie nur einmal auf die Straßen gehen und im Zweifel sein sollten, ob sie noch einmal geben sollen, geben müssen oder nicht, dann mögen sie nur einen Blick seitwärts wenden: vielleicht wird ihnen dann einer begegnen, der viel mehr als sie für Deutschland geopfert hat.

Nur dann, wenn dieses ganze deutsche Volk zu einer einzigen Opfergemeinschaft, dann allein können wir hoffen und erwarten, daß uns die Vorsehung auch in der Zukunft beistehen wird.

Der Herrgott hat noch niemals einem Faulen geholfen, er hilft auch keinem Feigen, er hilft auf keinen Fall dem, der sich nicht selber helfen will. Hier gilt im größten der Grundsatz:

Volk, hilf dir selbst, dann wird auch der Herrgott dir seine Hilfe nicht verweigern!

Несмотря на весь злой гений, ораторский талант Гитлера очевиден: его влиянию поддавались не только далекие от политики и истории народные массы, но и хорошо образованные в этих сферах люди. Это можно объяснить умением фюрера улавливать тип мышления слушателей: речь Гитлера всегда была подстроена под их восприятие и идеи. Аналитики выделяют несколько черт, присущих выступлениям политика, которые являлись определяющими в его способности овладевать вниманием аудитории.

Гитлер с юности отличался от окружающих его людей, в том числе солдат-сослуживцев, с которыми он участвовал в Первой мировой войне. Будущий фюрер проводил много времени за чтением, а также изучением истории. Помимо этого Гитлер слушал тематические лекции в университетах и являлся активистом митингов.

В это же время, в ходе народных выступлений на площадях, проявился яркий талант политика: он хорошо привлекал внимание публики своими высказываниями. Гитлер знал практически все известные немецкие диалекты и с легкостью их копировал, что давало ему возможность казаться местным жителям земляком. Это позволяло ему получить доверие и поддержку публики, располагало народ к нему в целом.

Притягивала людей к фюреру также его нескрываемая сила воли: стремление к лидерству проявлялось в выступлениях так явно, что на отдельных людей черты характера политика действовали завораживающе. Именно способность оказывать влияние на народные массы позволила Гитлеру построить политическую карьеру и повлиять на ход исторических событий двадцатого столетия.

Влияние ораторского умения фюрера на подсознание людей

Сам фюрер иногда называл себя «величайшим актером Европы». Личностные качества политика были развиты настолько сильно, что все те, кто его слушал, не рассуждали рационально о его словах, подчиняясь взгляду Гитлера, а также его ораторскому умению. Навыки речи у Гитлера были на высоте: он мог практически любого человека заставить поверить в его слова, сделать то, что ему нужно (это сыграло не последнюю роль в развязывании Второй мировой войны).

Как оратор, политик всегда тщательно продумывал и подготавливал свои выступления (на подготовку одной речи уходило около 5 часов) вне зависимости от ширины аудитории – она могла быть как малочисленной, так и включать многомиллионные народные собрания на митингах.

Особенность выступлений Гитлера также состоит в том, что он профессионально управлял своими чувствами перед публикой. Фюрер хорошо знал психологический аспект убеждения людей, выучил все необходимые жесты и позы – на этом строилась правдоподобность его речей и их убедительность.

Политик постоянно совершенствовал свои навыки, а при выступлении описывал основные мысли так, что в их правильности у аудитории сомнений не появлялось.

Гитлер ставил целью не столько заставить публику поверить себе, сколько вызвать эффект радостного шока. Ввиду того, что многие люди ощущали собственное бесправие перед обществом и правительством, позволить им почувствовать себя менее отчужденными значило дать им надежду, восхитить их, заставить ощутить себя не одинокими, а принадлежащими единому целому — нации.

Фюрер пояснял действенность такого убеждения тем, что ощущение единства людей дает им возможность осознать собственную непобедимость и защищенность. В состоянии радости человек становится более восприимчивым к сторонним суждениям, что использовал политик во время выступлений.

Часто речь Адольфа Гитлера назначалась на темное время суток либо в помещении с полумраком. Это объясняется психологией народа. В темных комнатах или по вечерам на площадях слова фюрера воспринимались более точно и полно.

Элементы актерской игры в ораторском искусстве Гитлера

Предвыборная речь фюрера обычно содержала несколько этапов, один сменял другой.

• В первые минуты выступления Гитлер придерживался отрывистого стиля повествования: таким образом он подбирал манеру ведения монолога, чтобы он был понятен и близок публике.
• Спустя некоторое время темп речи возрастал, становясь более громким, эмоциональным. Публика волнообразно повторяла практически каждое движение Гитлера, так как находилась полностью под его влиянием.
• Кульминационный момент речи становился наиболее эмоционально окрашенным – фюрер начинал сердиться, размахивать руками, будто бы отбиваясь от неприятелей. Высказываемые идеи становились более жестокими, в них проявлялись идеи насилия. Часто слушатели после выступлений Гитлера долго не могли прийти в себя, оставаясь в бессознательном возбужденном состоянии. Только к концу войны последняя речь Гитлера, как и некоторые предыдущие, уже такого эффекта не производила, так как население да и большинство его окружения потеряли веру в фюрера и его идеи.

Детали образа политика как оратора

Особенности внешнего вида человека, принадлежащего определенному занятию, имеют важное значение в создании его стиля и образа. Чтобы не снизить свой авторитет перед публикой, свое происхождение, родственников и семью Гитлер скрывал, а любые попытки узнать это жестко пресекались. Политик считал, что это может негативно сказаться на его репутации и способности убеждать.

В остальном внешних выделяющихся атрибутов во время речей оратор не использовал – люди хорошо поддавались его влиянию, поэтому использование дополнительных деталей внешнего вида необходимым не являлось.

Восприятие Гитлером аудитории, построение речи

Психологи придерживаются мнения, что общение Гитлера с публикой имело для него значение на психологическом уровне. Политик признавался, что народ в его представлении становится женщиной, которой во время выступления можно овладеть. Поэтому высказывались предположения о связи кульминационного момента речи с половыми рефлексами человека.

Актерская игра Гитлера отнимала у него много сил, так как речи он всегда отдавался полностью. По воспоминаниям приближенных к нему людей, политик после выступления иногда был не в силах даже ходить.

Фюрер никогда не обращался к составленным бумажным тезисам и записанным выступлениям. При этом также его нельзя назвать оратором, который строил ход своей речи путем импровизации.

Стиль повествования и его эмоциональность зависели в большей степени не от того, о чем он говорит, а от того, какое он испытывает душевное состояние. Аудитория была напрямую связана с ним – чем эмоциональнее и ярче становилось самочувствие Гитлера, тем сильнее это чувство передавалось аудитории.

Люди, которым довелось побывать на обращениях к публике политика, отмечают, в начальные этапы он долго не переходит к основной части повествования, несколько раз возвращаясь к одним и тем же первичным утверждениям. Это фюрер делал для того, чтобы вызвать реакцию публики, заставляя ее почувствовать удовольствие от сказанного.

Но впоследствии мог так увлечься, что раскрывал не все изначально заявленные темы: на кульминационном моменте выступления речь Адольфа Гитлера обычно обрывалась от избытка эмоций.

Основные черты речи политика

Можно выделить несколько черт, характерных практически для каждого выступления фюрера. Именно данные тонкости позволили стать ему великим оратором с большим количеством слушателей и последователей. Среди особенностей речи можно выделить:

• выразительность выступления (обращения фюрера были очень экспрессивными и эмоциональными – политик верил, что на эмоциональном уровне люди быстро примут нужное ему решение, а их внутренняя логика утвердит, что этот выбор разумный и правильный);
• паузы в речи (длительные паузы помогали добиться эффекта ожидания – людям не терпелось продолжить его слушать, основные мысли становились более весомыми и важными визуально);
• неоднородность обращения (сначала фюрер говорил спокойно, но ближе к кульминационной мысли начинал кричать);
• прописанные тезисы (политик готовился к каждому появлению перед публикой, имел перед глазами план выступления, но при этом никогда не воспроизводил речь чтением с листа);
• обращение к проблемам аудитории (часто политик обращался к чувству гордости и достоинства народа, призывая его изменить ситуацию в лучшую сторону собственными силами);
• ощущение настроения (фюрер хорошо понимал настроение практически любого человека, что помогло ему заручиться поддержкой со стороны богатых людей, которые помогли ему продвинуться по политической лестнице вверх. Особенное значение данный компонент речи получил, когда произносилась последняя речь Гитлера: на тот момент его авторитет был подорван, и правильно истолковать новое настроение населения было особенно важно для политика);
• популяризация личности (Гитлер выпускал написанную им книгу, многократно ее изменяя и корректируя, чтобы создать правильное отражение самого себя и необходимый для данной ситуации образ, который должен был перейти в народное сознание);
• мышление (каждая речь Адольфа Гитлера становилась продуктом не столько учебы и чтения, сколько мыслительных процессов политика, которые дополнительно преобразовывались услышанными им идеями);
• развитие речевых умений (в раннем возрасте, когда политик был солдатом в Первой мировой войне, особые ораторские умения у него отсутствовали; помочь ему научиться говорить смогли курсы агитаторов, которые он посещал после окончания боевых действий; поначалу будущий фюрер часто выступал в барах, где собирались большие скопления людей, обсуждающих политические проблемы).

Успех речей Гитлера строился не только на его эмоциональном гипнотизирующем воздействии на аудиторию. Важным аспектом выступлений было то, что в политике просматривалась крепкая сила воли и абсолютная уверенность в себе, что позволяло публике почувствовать его правоту.

Все выступления были построены принципом градации – сначала его речь была спокойной, а затем эмоциональной, что позволило добиться успеха у аудитории. Предвыборная речь завораживала публику, люди верили сказанному политиком, а потому фюрер мог добиться любых своих целей.

Выступления политика, влияли не только на широкие массы населения, но и на скептиков и высокообразованных людей, разбирающихся в политике – они, подобно немцам, следили за мыслью Фюрера без ее критической оценки. Хотя большинство идей, которые Гитлер доносил до народа были чудовищны, нужно отдать должное, что он был одним из самых ярких ораторов 20 века.

Депутаты германского Рейхстага!

В течение долгого времени мы страдали от ужасной проблемы, проблемы созданной Версальским диктатом, которая усугублялась, пока не стала невыносимой для нас. Данциг был — и есть германский город. Коридор был — и есть германский. Обе эти территории по их культурному развитию принадлежат исключительно германскому народу. Данциг был отнят у нас, Коридор был аннексирован Польшей. Как и на других германских территориях на востоке, со всеми немецкими меньшинствами, проживающими там, обращались всё хуже и хуже. Более чем миллион человек немецкой крови в 1919-20 годах были отрезаны от их родины.

Как всегда, я пытался мирным путём добиться пересмотра, изменения этого невыносимого положения. Это — ложь, когда мир говорит, что мы хотим добиться перемен силой. За 15 лет до того, как национал-социалистическая партия пришла к власти, была возможность мирного урегулирования проблемы. По свой собственной инициативе я неоднократно предлагал пересмотреть эти невыносимые условия. Все эти предложения, как вы знаете, были отклонены — предложения об ограничении вооружений и, если необходимо, разоружении, предложения об ограничении военного производства, предложения о запрещении некоторых видов современного вооружения. Вы знаете о предложениях, которые я делал для восстановления германского суверенитета над немецкими территориями. Вы знаете о моих бесконечных попытках, которые я предпринимал для мирного урегулирования вопросов с Австрией, потом с Судетской областью, Богемией и Моравией. Все они оказались напрасны.

Невозможно требовать, чтобы это невозможное положение было исправлено мирным путём, и в то же время постоянно отклонять предложения о мире. Так же невозможно говорить, что тот, кто жаждет перемен для себя, нарушает закон — ибо Версальский диктат — не закон для нас. Нас заставили подписать его, приставив пистолет к виску, под угрозой голода для миллионов людей. И после этого этот документ, с нашей подписью, полученной силой, был торжественно объявлен законом.

Таким же образом я пробовал решить проблему Данцига, Коридора, и т.д., предлагая мирное обсуждение проблем. То, что проблемы быть решены, ясно. Нам также ясно, что у западных демократий нет времени и нет интереса решать эти проблемы. Но отсутствие времени — не оправдание безразличия к нам. Более того, это не может быть оправданием безразличия к тем. кто страдает больше всего.

В разговоре с польскими государственными деятелями я обсуждал идеи, с которыми вы знакомы по моей последней речи в Рейхстаге. Никто не может сказать, что это было невежливо, или, что это было недопустимое давление. Я, естественно, сформулировал наконец германские предложения. Нет на свете ничего более скромного и лояльного, чем эти предложения. Я хотел бы сказать всему миру, что только я мог сделать такие предложения, потому что знал, что, делая такие предложения, я противопоставляю себя миллионам немцев. Эти предложения были отвергнуты. Мало того, что ответом сначала была мобилизация, но потом и усиление террора и давления на наших соотечественников и с медленным выдавливанием их из свободного города Данцига — экономическими, политическими, а в последние недели — военными средствами.

Польша обрушила нападки на свободный город Данциг. Более того, Польша не была готова уладить проблему Коридора разумным способом, с равноправным отношениям к обеим сторонам, и она не думала о соблюдении её обязательств по отношению к нацменьшинствам.

Я должен заявить определённо: Германия соблюдает свои обязательства; нацменьшинства, которые проживают в Германии, не преследуются. Ни один француз не может встать и сказать, что какой-нибудь француз, живущий в Сааре, угнетён, замучен, или лишен своих прав. Никто не может сказать такого.

В течение четырех месяцев я молча наблюдал за событиями, хотя и не прекращал делать предупреждения. В последние несколько дней я ужесточил эти предупреждения. Три недели назад я проинформировал польского посла, что, если Польша продолжит посылать Данцигу ноты в форме ультиматумов, если Польша продолжит свои притеснения против немцев, и если польская сторона не отменит таможенные правила, направленные на разрушение данцигской торговли, тогда Рейх не останется праздным наблюдателем. Я не дал повода сомневаться, что те люди, которые сравнивают Германию сегодняшнюю с Германией прежней, обманывают себя.

Была сделана попытка оправдать притеснения немцев — были требования, чтобы немцы прекратили провокации. Я не знаю, в чём заключаются провокации со стороны женщин и детей, если с ними самими плохо обращаются и некоторые были убиты. Я знаю одно — никакая великая держава не может пассивно наблюдать за тем, что происходит, длительное время.

Я сделал еще одно заключительное усилие, чтобы принять предложение о посредничестве со стороны Британского Правительства. Они не хотят сами вступать в переговоры, а предложили, чтобы Польша и Германия вошли в прямой контакт и ещё раз начали переговоры.

Я должен заявить, что я согласился с этими предложениями, и я готовился к этим переговорам, о которых вам известно. Два дня кряду я сидел со своим правительством и ждал, сочтет ли возможным правительство Польши послать полномочного представителя или не сочтет. Вчера вечером они не прислали нам полномочного представителя, а вместо этого проинформировали нас через польского посла, что всё ещё раздумывают, подходят ли для них британские предложения. Польское Правительство также сказало, что сообщит Англии своё решение.

Депутаты, если бы Германское Правительство и его Фюрер терпеливо бы сносили такой обращение с Германией, то заслуживали бы лишь исчезновения с политической сцены. Однако не прав окажется тот, кто станет расценивать мою любовь к миру и мое терпение как слабость или даже трусость. Поэтому я принял решение и вчера вечером проинформировал британское правительство, что в этих обстоятельствах я не вижу готовности со стороны польского правительства вести серьезные переговоры с нами.

Эти предложения о посредничестве потерпели неудачу, потому что то время, когда они поступили, прошла внезапная польская всеобщая мобилизация, сопровождаемая большим количеством польских злодеяний. Они повторились прошлой ночью. Недавно за ночь мы зафиксировали 21 пограничный инцидент, прошлой ночью было 14, из которых 3 были весьма серьёзными. Поэтому я решил прибегнуть к языку, который в разговоре с нами поляки употребляют в течение последних месяцев. Эта позиция Рейха меняться не будет.

Я бы хотел, прежде всего поблагодарить Италию, которая всегда нас поддерживала. Вы должны понять, что для ведения борьбы нам не потребуется иностранная помощь. Мы выполним свою задачу сами. Нейтральные государства уверили нас в своём нейтралитете, так же, как и мы гарантируем их нейтралитет с нашей стороны.

Когда государственные деятели на Западе заявляют, что это идёт вразрез их интересам, я только могу сожалеть о таких заявлениях. Это не может ни на мгновение смутить меня в выполнении моих обязанностей. Что более важно? Я торжественно уверил их, и я повторяю это — мы ничего не просим от западных государств и никогда ничего не попросим.

Я объявил, что граница между Францией и Германией — окончательна. Я неоднократно предлагал Англии дружбу и, если необходимо, самое близкое сотрудничество, но такие предложения не могут быть только односторонними. Они должны найти отклик у другой стороны. У Германии нет никаких интересов на Западе, наши интересы кончаются там, где кончается Западный Вал. Кроме того, у нас и в будущем не будет никаких интересов на западе. Мы серьёзно и торжественно гарантируем это и, пока другие страны соблюдают свой нейтралитет, мы относимся к этому с уважением и ответственностью.

Я особенно счастлив, что могу сообщить вам одну вещь. Вы знаете, что у России и Германии различные государственные доктрины. Этот вопрос единственный, который было необходимо прояснить. Германия не собирается экспортировать свою доктрину. Учитывая тот факт, что и у Советской России нет никаких намерений экспортировать свою доктрину в Германию, я более не вижу ни одной причины для противостояния между нами. Это мнение разделяют обе наши стороны. Любое противостояние между нашими народами было бы выгодно другим. Поэтому мы решили заключить договор, который навсегда устраняет возможность какого-либо конфликта между нами. Это налагает на нас обязательство советоваться друг с другом при решении некоторых европейских вопросов. Появилась возможность для экономического сотрудничества и, прежде всего, есть уверенность, что оба государства не будут растрачивать силы в борьбе друг с другом. Любая попытка Запада помешать нам потерпит неудачу.

В то же время я хочу заявить, что это политическое решение имеет огромное значение для будущего, это решение — окончательное. Россия и Германия боролись друг против друга в Первую мировую войну. Такого не случится снова. В Москве этому договору рады также, как и вы рады ему. Подтверждение этому — речь русского комиссара иностранных дел, Молотова.

Я предназначен, чтобы решить: первое — проблему Данцига; второе — проблему Коридора, и третье — чтобы обеспечить изменение во взаимоотношениях между Германией и Польшей, которая должна гарантировать мирное сосуществование. Поэтому я решил бороться, пока существующее польское правительство не сделает этого, либо пока другое польское правительство не будет готово сделать это. Я решил освободить германские границы от элементов неуверенности, постоянной угрозы гражданской войны. Я добьюсь, чтобы на восточной границе воцарился мир, такой же, как на остальных наших границах.

Для этого я предприму необходимые меры, не противоречащие предложениям, сделанным мною в Рейхстаге для всего мира, то есть, я не буду воевать против женщин и детей. Я приказал, чтобы мои воздушные силы ограничились атаками на военные цели. Если, однако, враг решит, что это даёт ему карт-бланш, чтобы вести войну всеми средствами, то получит сокрушающий зубодробительный ответ.

Прошедшей ночью польские солдаты впервые учинили стрельбу на нашей территории. До 5.45 утра мы отвечали огнем, теперь бомбам мы противопоставим бомбы. Кто применяет боевые газы, пусть ждёт, что мы применим их тоже. Кто придерживается правил гуманной войны, может рассчитывать, что мы сделаем то же самое. Я буду продолжать борьбу против кого угодно, пока не будут обеспечены безопасность Рейха и его права.

Прошло шесть лет, как я тружусь на благо германской обороны. Более 90 миллиардов потрачено за это время на вооружённые силы. Они теперь лучше экипированы и несравнимы с тем, какими они были в 1914 году. Моя вера в них непоколебима. Когда я создавал эти силы, и теперь, когда я призываю германский народ к жертвам и, если необходимо, к самопожертвованию, я имел и имею на это право, потому что сегодня я сам полностью готов, как и прежде, принести себя в жертву.

Я не прошу ни от одного немца делать больше того, что я был готов все эти четыре года сделать в любое время. Не будет никаких трудностей для немцев, которым бы не подвергался и я. Вся моя жизнь принадлежит моему народу — более, чем когда-либо. Отныне я — первый солдат германского Рейха. Я снова надел форму, которая была для меня дорога и священна. Я не сниму ее до тех пор, пока не будет одержана победа, ибо поражения я не переживу.

Если что-нибудь во время борьбы случится со мной, тогда мой первый преемник — товарищ-по-партии Геринг; если что-нибудь случится с товарищем-по-партии Герингом, мой следующий преемник — товарищ-по-партии Гесс. Вы будете обязаны подчиняться им как фюрерам с такой же слепой верностью и повиновением, как мне самому. Если что-нибудь случится с товарищем-по-партии Гессом, тогда в соответствии с законом соберется сенат и выберет из числа членов сената наиболее достойного, наиболее храброго преемника.

Как национал-социалист и как немецкий солдат, я вступаю в борьбу с недрогнувшим сердцем. Вся моя жизнь — лишь бесконечная борьба во имя моего народа, его возрождения, и во имя Германии. Был только один лозунг в этой борьбе — вера в этот народ. Одно слово мне никогда не было знакомо — сдаться. Если кто-нибудь считает, что нас, возможно, ожидают трудные времена, прошу его задуматься над тем, что однажды прусский король вместе со своим до смешного малым государством противостоял крупнейшей коалиции и в ходе всего трёх сражений в конечном счете пришел к победе, ибо у него было верящее и сильное сердце, которое нужно и нам сегодня. А потому я хотел бы сразу заверить весь мир: ноябрь 1918 г. в германской истории больше не повторится никогда!

Будучи сам готов в любой момент отдать свою жизнь ее может взять кто угодно — за мой народ и за Германию, я требую того же и от каждого другого. Ну, а тот, кто думает, будто ему прямо или косвенно удастся воспротивиться этому национальному долгу, должен пасть. Нам не по пути с предателями. Тем самым все мы выражаем приверженность нашему старому принципу. Не имеет никакого значения, выживем ли мы сами, необходимо, чтобы жил наш народ, чтобы жила Германия!

Жертвы, которые требуются от нас, не больше, чем жертвы, которые делали многие поколения. Если мы создадим общество, связанное клятвенными узами, готовое ко всему, решившее никогда не сдаваться, тогда наша воля будет господствовать над любыми трудностями и лишениями. Я хочу закончить теми же словами, с которыми начал борьбу за власть над рейхом. Тогда я сказал: «Если наша воля настолько сильна что никакие трудности и страдания не могут сломить её, тогда наша воля и наша Германия будут превыше всего!».

The British War Blue Book, Misc. No. 9 (1939), Item No. 106, pp. 207-213 @ Milwakee @ «Военная литература» (militera.lib.ru), 2003. Перевод, обработка и оформление: Hoaxer ([email protected])

Полный текст заявления Гитлера от 22 июня 1941 года, в котором он разъяснил причины нападения Германии на СССР.

Немецкий народ! Национал-социалисты!

Одолеваемый тяжелыми заботами, я был обречен на многомесячное молчание. Но теперь настал час, когда я, наконец, могу говорить открыто.
Когда 3 сентября 1939 года Англия объявила войну Германскому Рейху, снова повторилась британская попытка сорвать любое начало консолидации и вместе с тем подъема Европы посредством борьбы против самой сильной в данное время державы континента.
Так некогда Англия после многих войн погубила Испанию. Так вела она войны против Голландии. Так сражалась позже с помощью всей Европы против Франции. И так на рубеже столетия она начала окружение тогдашней Германской империи, а в 1914 году - мировую войну.

Только из-за отсутствия внутреннего единства Германия потерпела поражение в 1918 году. Последствия были ужасны. После того, как первоначально было лицемерно объявлено, что борьба ведется только против кайзера и его режима, когда немецкая армия сложила оружие, началось планомерное уничтожение Германской империи. В то время, как казалось, дословно сбывается пророчество одного французского государственного деятеля, что в Германии 20 миллионов лишних людей, т.е. их нужно устранить с помощью голода, болезней или эмиграции, национал-социалистическое движение начало свою работу по объединению немецкого народа и тем самым положило путь к возрождению Империи.

Этот новый подъем нашего народа из нужды, нищеты и позорного неуважения к нему проходил под знаком чисто внутреннего воздержания. Англию, в частности, это никак не затрагивало и ничего ей не угрожало. Несмотря на это, моментально возобновилась вдохновляемая ненавистью политика окружения Германии. Изнутри и извне плелся известный нам заговор евреев и демократов, большевиков и реакционеров с единственной целью помешать созданию нового национального государства и снова погрузить Рейх в пучину бессилия и нищеты.

Кроме нас, ненависть этого международного всемирного заговора была обращена против тех народов, которым тоже не повезло, и они были вынуждены зарабатывать хлеб насущный в самой жестокой борьбе за существование. Прежде вcего, оспаривалось и даже формально запрещалось право Италии и Японии, как и Германии, на свою долю в богатствах этого мира. Союз этих наций был поэтому лишь актом самообороны против угрожавшей им эгоистической всемирной коалиции богатства и власти.

Ещё в 1936 году Черчилль заявил, по словам американского генерала Вуда, перед комитетом Палаты представителей США, что Германия снова становится слишком сильной и поэтому ее нужно уничтожить.

Летом 1939 года Англии показалось, что настал момент начать это вновь задуманное уничтожение с повторения широкомасштабной политики окружения Германии.

Систематическая кампания лжи, которая была организована с этой целью, была направлена на то, чтобы убедить другие народы, будто над ними нависла угроза, поймать их сначала в ловушку английских гарантий и обещаний поддержки, а потом, как накануне мировой войны, заставить их воевать против Германии.

Так Англии удалось с мая по август 1939 года распространить в мире утверждение, будто Германия непосредственно угрожает Литве, Эстонии, Латвии, Финляндии, Бессарабии, а также Украине. Часть этих стран с помощью подобных утверждений отклонили обещанные гарантии и они тем самым сделались частью фронта окружения Германии.

При этих обстоятельствах я, сознавая свою ответственность перед своей совестью и перед историей немецкого народа, счел возможным не только заверить эти страны и их правительства в лживости британских утверждений, но и, кроме того, специально успокоить самую сильную державу Востока с помощью торжественных заявлений о границах сфер наших интересов.

Национал-социалисты! Вы все, конечно, чувствовали тогда, что этот шаг был для меня горьким и трудным. Никогда немецкий народ не испытывал враждебных чувств к народам России. Только на протяжении двух последних десятилетий еврейско-большевистские правители Москвы старались поджечь не только Германию, но и всю Европу. Не Германия пыталась перенести свое националистическое мировоззрение в Россию, а еврейско-большевистские правители в Москве неуклонно предпринимали попытки навязать нашему и другим европейским народам свое господство, притом не только духовное, но, прежде всего, военное.

Но результатами деятельности этого режима во всех странах были только хаос, нищета и голод. В противовес этому я два десятилетия старался при минимальном вмешательстве и без разрушения нашего производства построить в Германии новый социалистический порядок, который не только ликвидировал безработицу, но и обеспечил благодаря повышению оплаты труда постоянный приток людей в сферу созидания.

Успехи этой политики новых экономических и социальных отношений в нашем народе, которые, планомерно преодолевая сословные и классовые противоречия, имеют своей конечной целью создание подлинного народного сообщества, уникальны во всем мире.

Поэтому в августе 1939 года для меня было таким трудным решение послать моего министра в Москву, чтобы попытаться там оказать противодействие британской политике окружения Германии. Я сделал это не только осознавая свою ответственность перед немецким народом, но, прежде всего, в надежде достичь в конечном счете продолжительной разрядки, которая могла бы уменьшить жертвы, которые потребовались бы от нас в противном случае.

После того как Германия в Москве торжественно признала указанные в договоре области и страны- за исключением Литвы - находящимися вне сферы каких бы то ни было германских политических интересов, было заключено еще особое соглашение на тот случай, если бы Англии действительно удалось подтолкнуть Польшу к войне против Германии. Но и в этом случае имело место ограничение немецких притязаний, которое никоим образом не соответствовало успехам немецкого оружия.
Национал-социалисты! Последствия этого договора, которого я сам хотел и который заключил в интересах немецкого народа, были особенно тяжелыми для немцев, живших в затронутых им странах. Более полумиллиона наших соплеменников - сплошь мелкие крестьяне, ремесленники и рабочие - были вынуждены чуть ли не за одну ночь покинуть свою бывшую родину, спасаясь от нового режима, который грозил им сначала беспредельной нищетой, а рано или поздно - полным истреблением. Несмотря на это, тысячи немцев исчезли! Было невозможно узнать что-либо об их судьбе или хотя бы местонахождении. Среди них было более 160 граждан Рейха.

Я молчал обо всем этом, потому что должен был молчать, потому что моим главным желанием было достичь окончательной разрядки и, если возможно, - длительного баланса интересов с этим государством.

Но еще во время наступления наших войск в Польше советские правители внезапно, вопреки договору, выдвинули притязания также на Литву.

Германский Рейх никогда не имел намерения оккупировать Литву и не только не предъявлял никаких подобных требований литовскому правительству, но, наоборот, отклонил просьбу тогдашнего литовского правительства послать в Литву немецкие войска, поскольку это не соответствовало целям германской политики.

Несмотря на это, я согласился и на это новое русское требование. Но это было лишь началом непрерывной череды все новых и новых вымогательств.

Победа в Польше, достигнутая исключительно силами немецкой армии, побудила меня снова обратиться к западным державам с мирным предложением. Оно было отклонено международными и еврейскими поджигателями войны. Но причина его отклонения уже тогда заключалась в том, что Англия все еще надеялась, что ей удастся мобилизовать против Германии европейскую коалицию, включая балканские страны и Советскую Россию.

В Лондоне решили направить послом в Москву мистера Криппса. Он получил четкое задание при любых обстоятельствах восстановить отношения между Англией и Советской Россией и развивать их в английских интересах. О прогрессе этой миссии сообщала английская пресса, если тактические соображения не вынуждали ее к молчанию.

Осенью 1939 года и весной 1940 года первые последствия стали свершившимися фактами. Приступив к подчинению военной силой не только Финляндии, но и прибалтийских государств, Россия внезапно стала мотивировать эти действия столь же лживыми, как и смехотворным утверждением, будто эти страны нужно защищать от угрозы извне или предупредить ее. Но при этом могла иметься в виду только Германия, так как ни одна другая держава вообще не могла ни проникнуть в зону Балтийского моря, ни вести там войну. Несмотря на это, я опять смолчал. Но правители в Кремле сразу же пошли дальше.

В то время, как Германия войной 1940 года в соответствии с т.н. пактом о дружбе, далеко отодвинула свои войска от восточной границы и большей частью вообще очистила эти области от немецких войск, уже началось сосредоточение русских сил в таких масштабах, что это можно было расценивать только как умышленную угрозу Германии.

Согласно одному заявлению, сделанному тогда лично Молотовым, уже весной 1940 года только в прибалтийских государствах находились 22 русские дивизии.

Так как русское правительство само постоянно утверждало, что их призвало местное население, целью их дальнейшего пребывания там могла быть только демонстрация против Германии.

В то время, как наши солдаты 10 мая 1940 года сломили франко-британскую силу на Западе, сосредоточение русских войск на нашем восточном фронте постепенно принимало все более угрожающие размеры. Поэтому с августа 1940 года я пришел к выводу, что интересы Рейха будут нарушены роковым образом, если перед лицом этого мощного сосредоточения большевистских дивизий мы оставим незащищенными наши восточные провинции, которые и так уже не раз опустошались.

Произошло то, на что было направлено англо-советское сотрудничество, а именно: на Востоке были связаны столь большие немецкие силы, что руководство Германии не могло больше рассчитывать на радикальное окончание войны на Западе, особенно в результате действий авиации.

Это соответствовало цели не только британской, но и советской политики, ибо как Англия, так и Советская Россия хотели, чтобы эта война длилась как можно дольше, чтобы ослабить всю Европу и максимально обессилить ее.

Угрожающее наступление России также в конечном счете служило только одной задаче: взять в свои руки важную основу экономической жизни не только Германии, но и всей Европы или, в зависимости от обстоятельств, как минимум уничтожить её. Но именно Германский Рейх с 1933 года с бесконечным терпением старался сделать государства Юго-Восточной Европы своими торговыми партнерами. Поэтому мы были больше всех заинтересованы в их внутренней государственной консолидации и сохранении в них порядка. Вторжение России в Румынию и союз Греции с Англией угрожали вскоре превратить и эти территории в арену всеобщей войны.

Вопреки нашим принципам и обычаям я в ответ на настоятельную просьбу тогдашнего румынского правительства, которое само было повинно в таком развитии событий, дал совет ради мира уступить советскому шантажу и отдать Бессарабию.

Но румынское правительство считало, что сможет оправдать этот шаг перед своим народом лишь при том условий, если Германия и Италия в порядке возмещения ущерба, дадут как минимум гарантию нерушимости границ оставшейся части Румынии.

Я сделал это с тяжелым сердцем. Причина понятна: если Германский Рейх дает гарантию, это означает, что он за нее ручается. Мы не англичане и не евреи.

Я верил до последнего часа, что послужу делу мира в этом регионе, даже если приму на себя тяжелые обязательства. Но чтобы окончательно решить эти проблемы и уяснить русскую позицию по отношению к Рейху, испытывая давление постоянно усиливающейся мобилизации на наших восточных границах, я пригласил господина Молотова в Берлин.
Советский министр иностранных дел потребовал прояснения позиции или согласия Германии по следующим 4 вопросам:

1-й вопрос Молотова:

Будет ли германская гарантия Румынии в случае нападения Советской России на Румынию направлена также против Советской России?

Мой ответ:

Германская гарантия имеет общий и обязательный для нас характер. Россия никогда не заявляла нам, что, кроме Бессарабии, у нее вообще есть в Румынии еще какие-то интересы. Оккупация Северной Буковины уже была нарушением этого заверения. Поэтому я не думаю, что Россия теперь вдруг вознамерилась предпринять какие-то дальнейшие действия против Румынии.

2-й вопрос Молотова:

Россия опять ощущает угрозу со стороны Финляндии и решила, что не будет этого терпеть. Готова ли Германия не оказывать Финляндии поддержки и, прежде всего, немедленно отвести назад немецкие войска, которые продвигаются к Киркенесу на смену прежним?

Мой ответ:

Германия по-прежнему не имеет в Финляндии никаких политических интересов, однако правительство Германского рейха не могло бы терпимо отнестись к новой войне России против маленького финского народа, тем более мы никогда не могли поверить в угрозу России со стороны Финляндии. Мы вообще не хотели бы, чтобы Балтийское море опять стало театром военных действий.

3-й вопрос Молотова:

Готова ли Германия согласиться с тем, что Советская Россия предоставит гарантию Болгарии и советские войска будут для этой цели посланы в Болгарию, причем он, Молотов, хотел бы заверить, что это не будет использовано как повод, например, для свержения царя?

Мой ответ:

Болгария - суверенное государство, и мне неизвестно, обращалась ли вообще Болгария к Советской России с просьбой о гарантии подобно тому, как Румыния обратилась к Германии. Кроме того, я должен обсудить этот вопрос с моими союзниками.

4-й вопрос Молотова:

Советской России при любых обстоятельствах требуется свободный проход через Дарданеллы, а для его защиты необходимо создать несколько важных военных баз на Дарданеллах и на Босфоре. Согласится с этим Германия или нет?

Мой ответ:

Германия готова в любой момент дать свое согласие на изменение статуса проливов, определенного соглашением в Монтрё в пользу черноморских государств, но Германия не готова согласиться на создание русских военных баз в проливах.

Национал-социалисты! Я занял в данном вопросе позицию, которую только и мог занять как ответственный вождь Германского рейха и как сознающий свою ответственность представитель европейской культуры и цивилизации. Результатом стало усиление советской деятельности, направленной против Рейха, прежде всего, немедленно был начат подкоп под новое румынское государство, усилились и попытки с помощью пропаганды свергнуть болгарское правительство.

С помощью запутавшихся, незрелых людей из румынского Легиона удалось инсценировать государственный переворот, целью которого было свергнуть главу государства генерала Антонеску, ввергнуть страну в хаос и, устранив законную власть, создать предпосылки для того, чтобы обещанные Германией гарантии не могли вступить в силу.

Сразу же после краха этой авантюры опять усилилась концентрация русских войск на восточной границе Германии. Танковые и парашютные войска во все большем количестве перебрасывались на угрожающе близкое к германской границе расстояние.

Германский Вермахт и германская родина знают, что еще несколько недель назад на нашей восточной границе не было ни одной немецкой танковой или моторизованной дивизии.

Но если требовалось последнее доказательство того, что, несмотря на все опровержения и маскировку, возникла коалиция между Англией и Советской Россией, то его дал югославский конфликт.

Пока я предпринимал последнюю попытку умиротворения Балкан и, разумеется, вместе с дуче предложил Югославии присоединиться к Тройственному пакту, Англия и Советская Россия совместно организовали путч, и за одну ночь устранили тогдашнее правительство, готовое к взаимопониманию. Сегодня об этом можно рассказать немецкому народу: антигерманский государственный переворот в Сербии произошел не только под английскими, но и, прежде всего, под советскими знаменами. Поскольку мы промолчали и об этом, советское руководство сделало следующий шаг. Оно не только организовало путч, но и несколько дней спустя заключило со своими новыми ставленниками известный договор о дружбе, призванный укрепить волю Сербии оказать сопротивление умиротворению на Балканах и натравить ее на Германию. И это не было платоническим намерением. Москва требовала мобилизации сербской армии.

Правительство германского рейха располагает сегодня документами, из которых явствует, что Россия, чтобы окончательно втянуть Сербию в войну, обещало ей поставить через Салоники оружие, самолеты, боеприпасы и прочие военные материалы против Германии. И это происходило почти в тот самый момент, когда я еще советовал японскому министру иностранных дел д-ру Мацуоке добиваться разрядки с Россией, все еще надеясь послужить этим делу мира.

Только быстрый прорыв наших несравненных дивизий к Скопье и занятие самих Салоник воспрепятствовали осуществлению этого советско-англосаксонского заговора. Офицеры сербских ВВС улетели в Россию и были приняты там как союзники. Только победа держав Оси на Балканах сорвала план втянуть Германию этим летом в многомесячную борьбу на юго-востоке, а тем временем завершить сосредоточение советских армий, усилить их боевую готовность, а потом вместе с Англией, с надеждой на американские поставки, задушить и задавить Германский Рейх и Италию.

Тем самым Москва не только нарушила положения нашего пакта о дружбе, но и жалким образом его предала. И в то же время правители Кремля до последней минуты, как и в случаях с Финляндией и Румынией, лицемерно уверяли внешний мир в своем стремлении к миру и дружбе и составляли внешне безобидные опровержения.

Если до сих пор обстоятельства вынуждали меня хранить молчание, то теперь настал момент, когда дальнейшее бездействие будет не только грехом попустительства, но и преступлением против немецкого народа и всей Европы.

Сегодня на нашей границе стоят 160 русских дивизий. В последние недели имеют место непрерывные нарушения этой границы, не только нашей, но и на дальнем севере и в Румынии. Русские летчики забавляются тем, что беззаботно перелетают эту границу, словно хотят показать нам, что они уже чувствуют себя хозяевами этой территории. В ночь с 17 на 18 июня русские патрули снова вторглись на территорию рейха и были вытеснены только после длительной перестрелки. Но теперь настал час, когда необходимо выступить против этого заговора еврейско-англосаксонских поджигателей войны и тоже еврейских властителей большевистского центра в Москве.

Немецкий народ! В данный момент осуществляется величайшее по своей протяженности и объему выступление войск, какое только видел мир. В союзе с финскими товарищами стоят бойцы победителя при Нарвике у Северного Ледовитого океана. Немецкие дивизии под командой завоевателя Норвегии 1 защищают вместе с финскими героями борьбы за свободу под командованием их маршала финскую землю. От Восточной Пруссии до Карпат развернуты соединения немецкого восточного фронта. На берегах Прута и в низовьях Дуная до побережья Черного моря румынские и немецкие солдаты объединяются под командованием главы государства Антонеску.

Задача этого фронта уже не защита отдельных стран, а обеспечение безопасности Европы и тем самым спасение всех.

Поэтому я сегодня решил снова вложить судьбу и будущее Германского рейха и нашего народа в руки наших солдат. Да поможет нам Господь в этой борьбе!

Послесловие редакции:

Сборники речей Гитлера, обладающих особой ценностью для историков, до сих пор не переиздаются и не переводятся. Относительно свободно можно прочитать «Майн Кампф» - книгу весьма интересную для изучения немецких эсеров («национал-социалистов»), но написанную в 20-е годы. Равным образом можно изучать ленинизм, опираясь исключительно на дореволюционные работы Ленина. С точки зрения духа большевизма это дало бы очень много, но что касается практики построения коммунистического государства, а также вопросов текущей геополитики мы бы имели зияющую лакуну.

Из анализа публикуемой речи Гитлера хорошо видно, что нападение на СССР воспринималось немцами в контексте войны с Англией, и Сталин рассматривался как английский союзник, достигшей с главным противником Германии большой степени кооперации. Однако Гитлер, ослеплённый мифологией антисемитизма (созданной, в первую голову, англичанами для маскировки своей деятельности), неправильно оценил степень контроля Сталина со стороны Черчилля. Ему казалось, что СССР это примитивная еврейско-азиатская деспотия, действующая на свой страх и риск. В этом случае, серьёзное поражение и захват западных территорий заставят трусливого деспота Сталина пойти на попятный и заключить второй Брестский мир. В свою очередь и Великобритания в этой ситуации вполне может сдать заведомо ненадёжного и мало управляемого союзника. Дело, однако, заключалось в том, что в лице СССР Гитлер имел дело не с Оттоманской империей или Персией, а с Индией, управляемой из метрополии. Сталин, как генерал-резидент Георга VI не имел пространства для дипломатического манёвра и должен был сопротивляться как посаженный на цепь смертник, не считаясь ни с какими потерями. С другой стороны, Великобритания имела все возможности для самой оперативной, самой адресной и самой масштабной помощи Сталину. Всё решалось на месте и без посредников. Координация действий мало отличалась от координации Англией обороны Уэллса или Шотландии. Поэтому англо-советские войска быстро оккупировали Иран или НКВД и ИС совместными усилиями разгромили прогерманское подполье мусульман в Афганистане. Подобная кооперация обеспечивала и совсем иной масштаб помощи СССР со стороны Америки. Рузвельт считал Сталина сателлитом своего английского партнёра и выстраивал отношения с коммунистической деспотией в контексте общих отношений с Великобританией, самых тесных и доверительных. США не только смотрели сквозь пальцы на то, что значительная часть английского лендлиза перенаправляется Лондоном в Москву, но сами (!) завернули огромный рукав экономического Гольфстрима в СССР.

Ставка на несуществующие идеологические противоречия между Англией и США с одной стороны и СССР - с другой явилась главным стратегическим просчётом Гитлера. Он не мог представить объёмы лендлиза и «матросовскую» степень сопротивления до этого трусливого и переменчивого Сталина. Поэтому 1941 год сменился 1942. А 1942-ой – 1943-им. Дальше сопротивление Гитлера стало безнадёжным. Что касается кампании 1941 года, то план немцев не был авантюристическим. Он вполне адекватно учитывал и возможности Сталина и возможности Вермахта. Только Гитлер думал, что сражается на два фронта, а фронт был один.